09
Что испытывают заключенные, когда их ведут на смертную казнь? Думаю, теперь я знаю.
Сперва, пока в столовой вокруг меня все шептались и бесконечно обсуждали сложившуюся ситуацию, миссис Дейфус попросила меня захватить свой рюкзак. А спустя минуту мы уже поднимались на второй этаж. Не спеша и без разговоров. Но мое колотящееся сердце все не унималось. Забавно даже. Я вроде и не волновалась, ведь точно знала, что буду продолжать отстаивать свои права, но, с другой стороны, мне очень не хотелось портить отношения с человеком, от которого немало зависела. По крайней мере, пока являюсь ученицей этой проклятой школы.
В общем, я оказалась на перепутье, и оба варианта меня не вполне устраивали.
Прошло меньше минуты, прежде чем мы оказались посреди полупустого коридора, возле двери в кабинет директрисы. Когда же миссис Дейфус распахнула дверь, я увидела еще двоих незнакомых, как мне показалось, учителей.
И только сейчас я подумала, что дело предстоит куда более серьезное, чем хиджаб, и мои нервы натянулись, словно струны.
– Входите, мисс Уайт, – произнесла директриса, и я на ватных ногах вошла в кабинет.
Незнакомцы – молодой мужчина и женщина постарше – окинули меня неодобрительными взглядами. Впрочем, я не придала этому особого значения. С чем-то подобным мне частенько приходилось сталкиваться.
– Покажи свой рюкзак, – бесцеремонно начала женщина.
– Маргарет, – попытался одернуть ее мужчина, а потом посмотрел на меня. – Можете, пожалуйста, открыть ваш рюкзак?
У меня внутри все сжалось, как если бы я провозила контрабанду через границу
Перед мысленным взором возникла сцена, произошедшая пару месяцев назад. Тогда полицейский грубо схватил меня за локоть и развернул к себе. На его лице отражалась неприязнь, и он приказал мне немедленно вытащить рюкзак и открыть его. Я так и сделала. А что мне оставалось? Пойти против представителя закона и нажить куда более тяжкие проблемы?
Находясь в полном замешательстве, я сперва посмотрела на миссис Дейфус, которая сохраняла все то же непроницаемое выражение, потом снова на учителей, не сводящих с меня грозных взглядов. Мне резко поплохело. Я ждала поддержки, но, разумеется, ее на территории всей школы и даже района, не найти.
– Извините, а зачем? – Наверное, я выглядела сейчас, как полная дура, слишком широко распахнувшая рот от негодования.
– Мы просто хотим удостовериться, что все в порядке, не волнуйся, – произнесла директриса. И вроде бы говорила она тоном, который должен был означать хоть какую-то маломальскую поддержку, однако я этого не почувствовала. Голос оставался холодным. – Прошу, Белла, дай мне свой рюкзак.
Пару мгновений я ощущала себя паршиво настолько, что желудок выворачивался наизнанку. Страшное и плотное ожидание чего-то плохого нависло надо мной мрачной тучей. Здравый смысл подсказывал мне, что нужно задавать больше вопросов и помнить о своих правах.
Но я быстро сдалась.
Пришлось протянуть ей рюкзак. Мне нечего было скрывать. Ситуация настолько выбила меня из колеи, что я не нашла в себе силы попытаться сперва разобраться в происходящем.
И вот, миссис Дейфус схватила рюкзак, прошла к столу и вытряхнула все, что было внутри. На стол полетели подушечка для булавок, которые я использовала для закрепления платка, гигиеническая помада, сложенный коврик для намаза, пара ручек и резинка для волос. А следом, в самую последнюю очередь, из рюкзака выпало что-то небольшое, но тяжелое, судя по звуку. Оно сверкнуло лишь на миг, но я сразу поняла, что это украшение. Сережки. И, кажется, золотые.
Я обомлела. Голова была готова разорваться от ужаса, неприятной неожиданности и вместе с тем невыносимого страха.
Чувства были такие, словно я и впрямь провинилась перед кем-то.
Миссис Дейфус отложила рюкзак в сторону, взяла в руку сережки и многозначительно на меня посмотрела
– Грязная воровка! – крикнула незнакомка, а мужчина, отличавшийся более спокойным поведением, схватил ее за локоть, будто желая успокоить. – Что, в своем Афганистане украшений в глаза не видела и решила, что здесь можно спокойно их красть?!
Голос отказывался мне подчиняться. Я так и стояла, не в силах что-либо сказать, хотя в голове проносились миллионы мыслей.
– Будь добра, объясни, что это делает у тебя в сумке? – спросила миссис Дейфус.
И этот ее взгляд… Мне захотелось умереть на месте. Нет, правда, легче было умереть, чем видеть, как на тебя смотрят с таким омерзением, с такой ненавистью… Как на настоящее чудовище. Наверное, так же смотрели на Эда Гина, когда узнали правду о нем. Иными словами, я удостоилась такого же взгляда, как один из самых жестоких серийных убийц. Приятного в этом мало.
– Не знаю, как эти украшения оказались в моем рюкзаке, – сказала я и тут же об этом пожалела. Именно так оправдываются воры, которых поймали на месте преступления.
– Конечно, ты не осмелилась бы признаться, грязная трусиха! – Женщина почти плевалась, и видно было, насколько сильно она ненавидит таких, как я. Исламофобов всегда видно издалека. У них есть общая черта, которую я каждый раз с легкостью распознавала.
– Миссис Фолк, пожалуйста, будьте аккуратны в выражениях, – попросила директриса.
Я бы могла решить, что она заступилась за меня, но не это только что произошло. Прервав яростную речь женщины, она пыталась вести себя, как подобает нормальной директрисе. Не из сочувствия ко мне миссис Дейфус это сделала, точно нет.
Я стояла перед тремя взрослыми людьми и не знала, куда себя деть. Желудок скрутился в тугой узел, голова вот-вот готова была закружиться, а язык предательски онемел. Мне не удалось и слова выдавить.
А была в этом хоть крупица смысла?
– Можешь идти. – Миссис Дейфус опустила голову, с разочарованием и усталостью вздохнув. – Мы поговорим об этом позже. Желательно, чтобы твои родители тоже присутствовали.
Я вышла из кабинета, пока мне в спину летело очередное оскорбление. Склизкое, неприятное чувство прошлось вдоль позвоночника. Вернулись ненависть и злость.
Моя жизнь словно начала рушиться. Эта школа стала пристанищем дьявола для меня. В ней мне не было места. Здесь меня презирают, не считаются с моими желаниями и мнением. Я чужая, отвратительная, мерзопакостная и опасная девчонка, которую никогда никто не примет. Только не в этом мире.
Я прикусила нижнюю губу. От бессилия, от страха, от разочарования в самой себе, в своих умениях и характере. Вонзила зубы так сильно, что почувствовала металлический привкус.
Я продолжала терзать свои губы до тех пор, пока не вышла на улицу, не бросила рюкзак на газон и не села рядом, поджав ноги. Внутри образовалась пустота, которую очень хотелось заполнить хоть чем-то. Разговором. А пока единственным, кто меня выслушает, кто не осудит, кто будет милостив и добр ко мне, был Бог. Я понятия не имею, как живут люди, которые не верят в Него. Наверное, тяжело не иметь поддержки.
Но вот мы, верующие… Мы никогда не остаемся одни. Куда бы мы ни пошли, Бог всегда с нами, Он нас слышит и просит обращаться к Нему. Он любит исполнять наши желания, о чем не раз говорит в Коране.
У каждого есть выбор. Кто-то верит, кто-то нет. Но мы не должны осуждать друг друга.
Я поджала ноги сильнее, и плевать на то, что испачкаюсь. Я чувствовала себя грязной и без этого. А как еще, когда всего несколько минут назад меня назвали воровкой?
– Пожалуйста, – прошептала я в небо и замолчала, с трудом заставив себя не заплакать, чтобы не выдать слабости хотя бы самой себе. – Пожалуйста, сделай мою жизнь чуточку легче. Я знаю, я ужасно слабая. Наверное, в Твоих глазах я кажусь ничтожной, но Ты всегда обещал помогать нам, обещал не бросать, быть благосклонным. Ты ведь любишь каждого из нас. Так помоги же мне. Облегчи мне жизнь. Я не буду просить Тебя наказать их. Потому что стараюсь быть хорошим человеком… Но с каждым днем это становится все тяжелее.
Мне казалось, что Он действительно все слышал. Каждое мое слово, каждую буковку, каждую дрогнувшую нотку в голосе. Видел, как я сложила ладони, сидя на траве и умоляя Его.
Вдобавок мне вдруг показалось, будто кто-то успокаивающе погладил меня по голове.
Так обычно делают самые близкие. Люди, которые тебя искренне любят и готовы на все ради тебя.
В душе сделалось так спокойно, что я еще минут десять сидела в той же позе, закрыв глаза, и наслаждалась тем, как наполняется умиротворением моя душа. Закончив свое дуа, я наконец поднялась на ноги.
Когда я вошла в здание школы, казалось, что все только на меня и смотрят. Все знают о том, что только что из кабинета директрисы вышла Белла – воровка, которая пытается пустить всем пыль в глаза, напяливая на себя маску мусульманки, а ведь всем известно, что мусульманки скромны и невинны. Я грязная лицемерка. Именно это произносили несуществующие голоса в моей голове.
Неожиданно, свернув за угол, я с кем-то столкнулась.
– Ну вот, снова, – засмеялась Айна.– Вечно мы друг в друга влетаем
Айна вдруг заговорила о предстоящей вечеринке:
– Слушай, если ты так не хочешь идти, мы можем…
– Они пообещали, что причинят боль моему младшему брату, – перебила я ее попытки стать хорошей подругой. – Я не могу не пойти.
Айна задумалась, но лишь на миг. Затем лицо ее снова погрузилось в нечто, отдаленно напоминающее беззаботность. Она закинула руку мне на плечо и по-дружески улыбнулась.
– Слушай, Белла, все будет хорошо. Тебе нечего бояться. Мы будем рядом.
Отчего-то я к ее словам отнеслась со скептицизмом.
Такие девочки, как Айна, думают об одном и том же – о парне своей мечты, о рок-звездах, шмотках и романтичных фильмах. Она из тех, кто пьет подслащенный до невозможности чай с конфетами, на девяносто девять процентов состоящими из сахара. Розовая, милая, наивная, слишком женственная, хотя, конечно, понятие «слишком» для всех разное, и глупо рассуждать вот так.
И все же…
А может, это и здорово? Может, классно быть такой? Она кажется воздушной, словно живет не здесь, а где-то в небесах, среди облаков, вымышленных существ...
– Мило, – раздалось совсем рядом, разрывая цепочку моих мыслей.
Мы обернулись.
Конечно, кто еще мог стоять и смотреть на меня с наглой ухмылочкой, полной едкого презрения? Я давно успела запомнить его в деталях.
Джуниор держал одну руку в кармане синего худи, а второй сжимал музыкальную кассету с наклейкой Bon Jovi, а Честер, стоявший рядом, сверкал ярко-желтой кожаной курткой, сплошь украшенной заклепками и молниями, а на его шее висели цепи в пару слоев. Придурок, пытающийся привлечь к себе внимание. И отчего только я получаю замечания по поводу своего внешнего вида?
– Когда это вы стали лучшими подружками? – поинтересовался Честер. – Айна, тебе напомнить, что устраивают подобные ей?
Айна ничего не ответила. Да ей и не нужно было. В самом воздухе чувствовался страх. Все боятся этих идиотов. Неужели?
– Хочешь попасть на телевидение? – спросила я у Честера. Рука Айнв уже опустилась, высвободив мое плечо, и поэтому я сумела приподнять подбородок и выпрямиться. – Появиться в выпуске новостей. Потому что я лично готова.
– К чему это ты готова?
– К тому, чтобы взорвать твой дом.
Некрасиво. Ужасно. В какой-то степени нелепо было такое сказать. Во вторую очередь – неправильно. Подобным поведением я выставляла мусульманок в плохом свете. Но что мне еще было делать? Так не хотелось молчать!
– Ты знаешь, что с тобой будет, если это услышит наша драгоценная Дейфус? – Пока Честер растягивал слова, мне казалось, что он уже чувствовал себя победителем, даже толком не начав бой. – Тебя же попрут отсюда. Или выкинут как бездомную собаку.
– Ну так иди и поплачься ей, сопливый маменькин сынок.
Честер подошел ближе, возвышаясь надо мной громадной скалой. Я почти ощущала на себе холод всех молний на его куртке. Ощущала дыхание с запахом сигаретного дыма и мятной жвачки. Наверное, со стороны я выглядела жалко. Ужасно жалко и нелепо.
– Рано или поздно мы оторвем этот язычок, – прошипел он по-змеиному. – И никто… ты ведь слышишь?.. никто не сможет тебе помочь.
Криш довольно улыбался, глядя на все это, как на веселое представление. Когда его взгляд падал на меня, я… Ух, это заставляло каждую клетку моего тела гореть от злости к его противному выражению лица. И как так, интересно, получается, что кому-то незаслуженно достается привлекательная внешность, когда внутри все гниет и иссыхает от той грязи, что хранится в душе? Почему люди не выглядят так же, как их нутро?
– В курсе, что твой вид всех пугает? – продолжил Честер, явно не желая отставать от меня. – Сними его.
Его рука потянулась было к моему платку, но я резко шагнула назад. Айна тоже отстранилась, хотя происходящее никакого отношения к ней не имело, и угроза была направлена исключительно в мою сторону. Не знаю, почему он каждый раз не доводил свое дело до конца. Ему не пришлось бы прикладывать сил, чтобы всерьез навредить мне. Столько угроз и ни одного действия. Почему? Тюрьмы они точно не боятся. Они хорошо знают, что им все сойдет с рук. Может, их даже наградят за устранение потенциального террориста.
– Просто сними, черт возьми! – Голос Честера сорвался на высокие ноты, на пару тонов выше голоса Криша. Из-за этой странной особенности его угрозы не звучали серьезно, как если бы их произносил Криш. – Это всего лишь кусок ткани! Какого черта вы, гребаные фанатики, придаете этому такое значение? Ты что, и впрямь на мой день рождения собираешься напялить это дерьмо?!
Отвечать я не стала. Так и стояла вся на нервах. Мне подумалось, что, если он сейчас подойдет ко мне и сорвет хиджаб, я не смогу дать отпор. Он высок, крепок, явно занимается в тренажерном зале и куда больше меня. Ему не стоило бы никаких усилий вбить меня в стену и разорвать хиджаб прямо у меня под носом, пока я бессвязно что-то бормочу.
Джуниор защелкал пальцами.
– Слушайте, я предлагаю вот что! – Он вдруг вышел вперед, запихнул кассету в карман и сделал такое движение ногой, что скейтборд, которого я не замечала прежде, почти подпрыгнул к его руке. Черные глаза внимательно в меня впились. Он был выше не только меня, но и Честера, и оттого, наверное, у меня подогнулись колени. Криш казался куда опаснее своего друга. – Покатаешься со мной? Если сможешь повторить три моих трюка, я выполню три твоих желания. А если не сможешь, то снимешь эту тряпку. Выйдешь во двор на перемене, прокричишь: «Смотрите!» и снимешь свой платок на глазах у всех. Идет?