36
Тгк: d_vgrain
_____
От лица Глеба:
После того как Кира уехала из больницы, я не находил себе места. Ночь, казалось, растянулась до бесконечности. Я пытался отвлечься работой, разговорами с коллегами, заполнял бесконечные бумаги, но всё было зря. Мысли крутились только вокруг Киры. Она сидела передо мной — живая, настоящая, только слабая и с дрожащими пальцами. Просила остаться рядом, пока капельница медленно попадала в её организм и вцепилась в мою руку, будто боялась, что я исчезну. И я, идиот, всё это время надеялся, что она вспомнит. Хоть что-то. Наши вечера, смех, запах кофе по утрам... Но вместо этого — пустой взгляд. Она не узнала меня. Для неё я был просто врачом. Просто врачом.
А ведь я был её всем. Может, она притворилась? Или нет?
Пять лет... Пять долгих лет, за которые я сжёг себя дотла. Я до сих пор ясно помню то лето. В аэропорту Краснодара стоял, как дурак, с цветами в руках. Проверял часы каждые пять минут, ловил взглядом каждую девушку, выходящую из зала прилёта. Я знал, что она должна прилететь. Мы договорились. Я представлял, как мы встретимся, как я обниму её, как мы будет смеяться, а потом вместе поедем домой. Но рейс закрылся. Люди вышли. Все, кроме неё. Сначала я не поверил. Думал — задержалась, потеряла телефон, перепутала что-то. Но потом дни превратились в недели. Я звонил её отцу, но он упорно молчал. Телефон звонил и обрывался. Я чувствовал, что он специально избегает меня. Через пару недель я сорвался в Екатеринбург. К её бабушке. Квартира была закрыта. Соседи сказали: «Уехала без причины. С вещами». Я помню, как стоял перед этой дверью, сжимая кулаки, чувствуя, что земля уходит из-под ног.
Я нанимал детективов, ходил в полицию, писал заявления. Всё без толку. Люди исчезают, и за ними остаётся только пустота. Я вернулся в Краснодар. В ту квартиру, где ещё недавно была она. Там всё кричало её присутствием: кружка с надписью «I'm just a girl», книги на столе, футболка на спинке стула. Я подходил, прижимал ткань к лицу и вдыхал её запах. Иногда мне хотелось разнести всё к чёрту, чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать, но рука не поднималась. Я пил, много пил, надеясь, что алкоголь погасит огонь внутри. Но он только разжигал его сильнее. Тогда приехали родители. Мама обняла меня, и я впервые за долгое время дал волю слезам. С отцом всё было иначе. Остап всегда был жёстким, холодным. Он сказал: «Соберись. Женщина не может быть смыслом твоей жизни». Я хотел ударить его, но в итоге именно они заставили меня подняться и вернуться в строй. Интернатура ждала, и я снова пошёл работать. Но внутри пустота осталась.
Я вынырнул из воспоминаний, ночное дежурство закончилось, и я сел за руль. Машина сама привезла меня домой. Я открыл дверь квартиры и сразу ощутил желание сбежать. Здесь не было ничего моего. Только холодная обстановка, чужие вещи и чужая женщина в спальне. Снежана. Моя невеста. Не по любви, а по приказу. Я не испытывал к ней ничего, кроме равнодушия. Красивая, ухоженная, «правильная» дочь партнёра моего отца. Отец настоял на этом браке, чтобы укрепить связи, для него я был инструментом. Я согласился, потому что в тот момент мне было всё равно.
Я заглянул в спальню. Она спала, дышала ровно и спокойно. Постоял в дверях и почувствовал тошноту. Взяв плед, я ушёл в гостиную и лёг на диван, но сон не приходил. Я переворачивался с боку на бок, задыхаясь от мыслей. Перед глазами стояла Кира. Её дрожащие руки, её просьба остаться рядом. Та хрупкость, которую я видел сегодня, разбивала сердце на куски. И самое страшное — её диагноз. Вегетативная дистония. Болезнь, которой у неё не было раньше. Она появилась после её исчезновения. Значит, за эти пять лет с ней происходило что-то, что я даже не могу представить. Она страдала, боролась с этим — без меня. Сердце сжималось от боли.
А ещё — Катя. Подруга Киры. Все эти годы я звонил ей. Я умолял: «Скажи хоть что-то». Она клялась, что ничего не знает, что сама в растерянности. Я верил. У меня не было другого выбора. Но теперь... теперь я видел её рядом с Кирой. Всё это время она была с ней. И врала мне. Зачем? Почему? Я сжал кулаки, чувствуя, как поднимается ярость. Я слишком хорошо знал: первая, с кем я должен поговорить — Катя. Она знала правду. Она всё это время скрывала её от меня. Я закрыл глаза и сделал вид, что сплю. Через пару минут услышал шаги. Снежана проснулась. Она вошла в гостиную. Я чувствовал её взгляд на себе. Потом наклонилась, коснулась губами моего лба. Я не шелохнулся. Через мгновение хлопнула дверь — и её шаги стихли в коридоре. Она ушла на работу. Я открыл глаза, а вокруг тишина.
Я лежал на диване, глядя в потолок, и понимал: дальше так быть не может. Она здесь. Кира здесь, в этом городе. И пусть она меня не помнит, пусть смотрит как на чужого — я не отпущу её снова. Я слишком долго жил без неё. И Катя... Она должна объясниться. Должна ответить за ложь. Я поднялся, прошёл в ванную, умывшись ледяной водой. В зеркале смотрел на меня человек, которого я почти не узнавал. Под глазами синяки, взгляд злой и усталый. Но где-то глубоко в нём горело то, что я давно потерял — решимость. Всё изменилось. Теперь я снова знал, ради чего живу.
Я снова лёг на диван, но так и не сомкнул глаз после ночного дежурства. Часы тянулись бесконечно, а каждая минута казалась вечностью. Снежана писала мне сообщения, звонила, пыталась вовлечь в разговор о работе или планах на день, но мне было не до этого. Всё моё сознание было захвачено одной мыслью — Кирой. Пять лет я искал ответы, жил надеждой и верой в то, что однажды узнаю правду. И вот этот момент был близок, я чувствовал это всем своим телом. Я набрал номер, на который звонил все эти годы. Номер, за которым скрывалась Катя. Голос на том конце был прохладным и осторожным, но знакомым.
— Алло? — спросила она.
— Катя, — сказал я коротко. — Нам нужно встретиться.
Сначала она пыталась увильнуть, говорила, что занята, что сегодня невозможно. Но я не сдавался. Я повторял одно и то же, настойчиво, пока она, наконец, не согласилась. Через пару часов Снежана вернулась домой. Она тоже работала в той же частной клинике что и я, и едва переступив порог, она потянулась ко мне, не проронив ни слова, я собрался и уехал на встречу к Кате, полностью поглощённый мыслями о Кире, о том, что мне предстоит узнать.
Мы встретились в небольшом кафе на недалеко от центра города. Я приехал раньше, заказал кофе и сел за столик у окна. Сердце стучало так, будто готово было вырваться из груди. Каждая минута ожидания тянулась невыносимо медленно, но я держался. Через десять минут Катя вошла, и я сразу заметил её взгляд — настороженный, слегка напряжённый. Она села напротив, её улыбка была сдержанной, почти натянутой.
— Ну, — начал я, стараясь сдержать ярость, — я жду объяснений.
Катя посмотрела на меня спокойно, словно решая, с чего начать.
— Что именно тебе рассказать? — тихо спросила она.
— Не прикидывайся дурочкой, — вырвалось у меня. Слова повисли в воздухе, и я почувствовал их тяжесть.
— Я тебе задала конкретный вопрос, — спокойно сказала она.
— Почему Кира не помнит меня? Она притворялась? — голос сорвался, дрожал.
Катя замолчала на мгновение, потом тихо сказала:
— Она не притворяется. Кира действительно не помнит тебя.
Я охренел. В голове всё рушилось, надежда, которая держала меня пять лет, исчезла. Я до последнего верил, что Кира притворилась, что проверяет меня, что это игра, но нет. Она не помнила меня.
— Но почему всё так произошло? — выдавил я. — Что вы, блять, с ней сделали?
Катя вспылила.
— Ничего я с ней не делала! Ты не имеешь права такое мне говорить, не зная всей ситуации!
— Так расскажи мне! — сказал я, сдерживая голос, но внутренне дрожа от напряжения.
Она тяжело вздохнула и начала рассказ:
— Пять лет назад... Кира должна была вернуться к тебе из Екатеринбурга в Краснодар, но её похитили.
— В смысле похитили? Кто??? — Я не смог сдержаться.
— Мы до сих пор не знаем, — тихо сказала она.
— Блять, и вы молчали???
— Я сама не знала, где она весь первый год. Потом дядя Лёша связался со мной, и я переехала в Москву к Кире, — объяснила Катя.
— Что они с ней сделали? — голос срывался.
— Они издевались над ней, били, морили голодом и накачивали психотропными и наркотическими препаратами, — сказала она. — Она прошла через ад.
— Господи... бедная моя Кира, — выдохнул я, ощущая в груди пустоту.
— Глеб, — сказала Катя тихо, — она не помнит тот год жизни в Краснодаре с тобой. Она не помнит тебя и все ваши моменты, проведённые вместе.
— Почему так произошло? Это последствия похищения? — спросил я, пытаясь понять логику событий.
— Да, — кивнула Катя. — Как сказали психологи, так организм защищает её. Я сама не понимаю, почему это происходит. Она до сих пор восстанавливается, и ей тяжело одной. Поэтому мы с Костей стараемся быть рядом.
— Почему одна? А где Алексей Николаевич? — голос дрожал, но был твёрдым.
— Позавчера было сорок дней, как его не стало. Поэтому сейчас она тащит всё сама, — ответила Катя.
Я тяжело вздохнул, пытаясь принять слова сказанные Катей.
— Бедная моя девочка. Как она вообще всё это тянет сама? Почему вы ей не рассказываете про меня?
— Врачи запрещают, — сказала Катя спокойно.
— Да блять, почему? — не выдержал я.
— Она сама должна всё вспомнить, понимаешь? Так будет лучше для неё. — сказала Катя.
— И ты... — я посмотрел на Катю, — ты скрывала это от меня все эти годы?
— Я пыталась защитить тебя, — сказала она тихо. — Ты бы не выдержал. Это не твоя вина.
Я откинулся на спинку стула, пытаясь унять дрожь. Гнев, боль, отчаяние — всё смешалось в один клубок. Похищение, пять лет страха, её амнезия... Но главное — она вернулась и она живая. Я попытался собраться с мыслями:
— Хорошо... а как она жила эти годы... — начал я, но Катя его перебила:
— Стоп. Я тебе всё самое важное рассказала. Дальше пусть Кира сама рассказывает.
— Ты же сама говоришь, что она меня не помнит, — выдавил я.
— Вот ты ей и поможешь вспомнить, — спокойно ответила она.
Я кивнул, пытаясь осознать сказанное. Это было тяжело, но одновременно появилось чувство решимости.
— Ладно, спасибо тебе за то, что хоть сейчас говоришь правду, — сказал я тихо, чувствуя, как напряжение постепенно уходит.
Мы ещё немного посидели, обсуждая мелочи и поддерживая контакт, который, несмотря на годы, всё ещё существовал. Потом вышли на улицу. Я предложил подвезти Катю домой, она согласилась. Дорога была тихой, без лишних слов, но в воздухе ощущалась тяжесть сказанного. Я смотрел на дорогу и думал: «Я верну Кире её память. Я верну её себе. Пусть даже это займёт годы». И в этот момент я впервые за долгие пять лет почувствовал, что могу действовать. Пусть и Катя не рассказала всего, но я знал, что моя Кира, даже с потерянной памятью, будет моей. Привезя её домой, я посмотрел на неё ещё раз, и в груди что-то дернулось. Она стояла на пороге, кивнула мне, и я уехал. Впервые за долгое время мне не хотелось домой. Я поехал прямо на работу в клинику, даже не заглядывая в свою квартиру. Мысли о Кире гнали меня вперёд. Всё, что я узнал сегодня, было только началом. Началом пути, который я пройду ради неё. Пяти лет неизвестности хватило, чтобы понять, что теперь каждый шаг будет ценным, каждая встреча — возможностью вернуть то, что потеряно.