29
Это была самая длинная и самая мучительная неделя в жизни Алексея Николаевича. Время будто застыло, превращая каждый день в пытку ожидания. Он просыпался среди ночи от собственного крика, вскакивал с мокрой от пота подушки и тянулся к телефону проверить, не пришло ли новое сообщение, но экран упрямо оставался пустым. Ни звонков, ни смс. Казалось, похитители исчезли, растворились в воздухе, и это пугало сильнее всего. Тишина — страшнее любых угроз.
Он успел продать машину, дорогой ему внедорожник, который напоминал о многих счастливых моментах. Сделка прошла быстро: за такие деньги покупатель нашёлся моментально. В руках у него теперь была нужная сумма, собранная по требованию похитителей, и кипа документов на передачу отеля. Каждое утро Алексей пересчитывал пачки купюр, словно боялся, что деньги испарятся, и тщательно проверял договоры. Но главная боль была внутри — мысль, что пока он занимается этими бумагами, его дочь где-то в темноте медленно умирает.
Кира всё это время находилась в том же подвале. Грубые верёвки натирали запястья и щиколотки до крови. Сил сопротивляться не оставалось, да и смысл она давно перестала видеть. Её почти не кормили — давали только пластиковый стакан воды раз в сутки, но и то не всегда. В основном — уколы. Кололи так часто, что сознание Киры постепенно растворялось в мутном тумане. Она всё чаще засыпала, теряя ощущение времени, забывая, что было утром, а что вчера. Она худела на глазах. Щёки втянулись, губы покрылись трещинами, глаза потускнели. Когда её били, она уже не плакала и не кричала — даже не чувствовала боли, будто тело стало чужим. Её превращали в овоща или в безвольную куклу. Иногда Кира ловила себя на том, что даже не может вспомнить своё имя.
Наконец настал день, которого Алексей ждал и одновременно страшился. На телефон пришло короткое сообщение:
«21:00. Кафе на выезде из города.»
Он перечитал его десятки раз. Сердце колотилось так, будто готово было вырваться из груди. Взяв сумку с деньгами и документы, он сел за руль арендованной машины и выехал заранее. Дорога тянулась бесконечно, мысли путались. А если они его обманут? А если, даже получив деньги, не вернут дочь? А если она уже... Эту последнюю мысль Алексей гнал прочь, но она снова и снова возвращалась, впиваясь когтями в мозг.
К назначенному времени он был на месте. Стоянка перед кафе пустовала, лишь пара дальнобойщиков перекусывали у входа. Алексей заглушил мотор, вытер пот со лба и ещё несколько секунд сидел неподвижно, сжимая руль до побелевших костяшек пальцев. Внутри всё дрожало от страха и ожидания. Наконец он вышел, поправил воротник рубашки и зашёл внутрь. В лицо ударил тусклый свет, запах жареного масла и дешёвого кофе. Он выбрал свободный столик у окна и заказал бутылку воды. Горло пересохло так, что говорить было трудно.
Минуты тянулись невыносимо долго. Каждое движение дверей, каждый вошедший человек заставляли его сердце подпрыгивать. И вот — они. Двое мужчин. Первый — в дорогом костюме, ухоженный, в руках аккуратная папка с бумагами. Второй — полная противоположность: массивный, в кожанке, с тяжёлым взглядом и сломанным носом. От одного его вида пахло опасностью.
Они подошли к столику Алексея. Всё произошло быстро, как в дурном сне. Костюмированный достал бумаги, холодным голосом назвал условия. Алексей дрожащей рукой подписал, даже не всматриваясь. Второй мужчина тем временем забрал сумку с деньгами, мельком заглянув внутрь.
— Всё, — коротко бросил тот, что в костюме, и направился к выходу.
На последок бандит задержался, наклонился чуть ближе и хрипло бросил:
— Увидишь дочь на улице через пару минут.
И они ушли. Алексей выскочил следом, его сердце гулко билось. Он оглядывал тёмную улицу, надеясь увидеть Киру, но вокруг было пусто. Прошла минута, другая...и вдруг с визгом тормозов к кафе подъехала чёрная машина. Дверь резко распахнулась, и на асфальт буквально выбросили чьё-то тело. Сразу после этого машина рванула с места и исчезла за поворотом, оставив за собой клубы пыли и запах бензина. Алексей подбежал. Его дыхание перехватило, когда он сорвал мешок с головы. Это была Кира и он остолбенел от увиденного.
Её лицо было всё в крови, губы разбиты, на шее и руках расползались багровые синяки. Она выглядела так, словно через неё прошла вся жестокость мира. Но самое страшное было не это. Кира открыла глаза и посмотрела на него. В её взгляде не было узнавания. Только страх.
— Кира... дочка, это я... — голос его дрогнул. Он хотел обнять её, прижать к себе, но она резко дёрнулась, как от врага.
— Не трогай... — хрипло выдохнула она, отодвигаясь.
Её руки дрожали, дыхание сбивалось. Она смотрела на отца, как на угрозу. Её сознание не позволяло принять реальность, не верило в то, что перед ней близкий человек. Алексей почувствовал, как что-то оборвалось внутри него. Ему казалось, что он отвоевал её у смерти, но теперь осознавал — похитители забрали больше, чем деньги и отель. Они забрали её память, её доверие и её душу. Он осторожно коснулся её плеча, но Кира снова дёрнулась, зажмурилась и вскрикнула:
— Не надо! Пожалуйста, не бей!
Эти слова пронзили Алексея острее любого ножа. Он опустился рядом на колени, сдерживая рыдания.
— Доченька... я не буду... я здесь... я тебя заберу... всё закончится... — шептал он, не зная, слышит ли она.
Кира не узнала отца. В её глазах застыл испуг, будто перед ней был один из тех, кто издевался над ней все эти мучительные дни. Она пыталась отстраниться, оттолкнуть его, но сил не было — тело отказывалось слушаться, движения выходили вялыми и бессильными. Алексей Николаевич застыл на мгновение, сердце кольнуло болью, когда он понял, что родная дочь видит в нём угрозу. Но выбора не было. Он осторожно поднял её с земли на руки, стараясь не причинить лишней боли, и понёс к машине.
Кира была лёгкой, почти невесомой. Алексей чувствовал сквозь одежду её хрупкие кости, как будто держал в руках не девушку восемнадцати лет, а ребёнка. Он уложил её на заднее сиденье, укрыл своим пиджаком и закрыл дверь.
Алексей почувствовал, как земля уходит из-под ног. Сердце сжалось: он ждал этой встречи каждую минуту, представлял, как бросится обнимать дочь, а вместо этого — видит пустоту и испуг в её взгляде. Он не повёз Киру в городскую квартиру. Слишком опасно: слишком много глаз, слишком много ушей. И он решил побыть какое-то время в загородном доме, о котором мало кто знал.
Дорога до дома заняла не так много времени, но для Алексея она тянулась вечностью. Он всё время бросал взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что Кира дышит, что глаза её хоть иногда моргают. Каждый её тихий вздох отдавался в его груди тяжёлым эхом. Внутри у мужчины не было облегчения. Он понимал, что на этом всё не закончится. Люди, способные на такие вещи, не отступят просто так. Ему удалось вернуть дочь, но теперь он чувствовал себя загнанным в угол. Любая ошибка могла стоить слишком дорого.
Дом в лесу был его убежищем. Там редко кто появлялся, о нём знали единицы. Алексей ещё в молодости купил этот участок и построил небольшой коттедж, где иногда отдыхал от городской суеты. Теперь он казался единственным безопасным местом, куда можно было привезти Киру.
Осторожно, на руках, он занёс её в помещение. Девушка едва держалась в сознании. Алексей направился в ванную, включил свет и аккуратно опустил её на край ванной. Он намочил полотенце и осторожно стёр засохшую кровь с её щёк и подбородка. Каждый его жест был медленным и осторожным, будто он боялся разрушить хрупкую оболочку, в которую превратилась дочь. Кира иногда дёргалась, пытаясь отодвинуться, но быстро сдавалась. Сил сопротивляться не было. Закончив, он отнёс её в спальню и уложил на кровать. Она почти сразу закрыла глаза. Усталость и действие препаратов увели её в сон. Алексей сидел рядом, глядя на её лицо, и пытался удержать слёзы, не веря, что такое произошло с его дочерью.