Глава 18
Лилиана Антонелло Беретто
Я уселась за барный стул, схватившись за голову. В то время Габриэла принялась готовить чай, все ещё по матерински следя за мной. Я вздохнула, стараясь прийти в себя после всего произошедшего. После разговора с Сальваторе, я закрылась в ванной, и приняла душ, стараясь отделаться от липкого ощущения и стянутости на лице от слёз, но такое ощущение, что это не помогло. Голос Макарио в голове бил в виски и я вообще никак не могла сосредоточится.
«Завтра ты станешь моей. Вы станете моей семьёй и я отдам жизнь за вас, не колеблясь»
«Я клянусь, что твой сын никогда не станет кем-то, вроде меня, Лили»
«Я обещаю, что не буду копаться в твоей жизни»
«Я хочу, чтобы брак сработал, Лили»
«Я хочу, чтоб при таких обстоятельствах, ты была счастлива»
Мой живот скрутило. Мозг хаотично переваривал весь смысл его слов, но сердце не могло поверить в это. Он хочет, чтоб я была счастлива? Он хочешь, чтобы брак сработал? Завтра я стану его семьёй? И он отдаст жизнь за меня и за Деймона, если потребуется? За меня? За ту, которая плыла на борту с вооруженными людьми, за ту, кто украл их товар, машину? За ту, кто не назвала своего настоящего имени?
Это все было похоже на какой-то абсурд!
Он мафиози. Макарио не может быть таким, не может так легко подпустить меня к себе, если только...
Это была ловушка.
Я выпрямилась на стуле и уставилась в одну точку. Это не он подпустил меня к себе, это я должна буду подпустить его к себе. Я громко усмехнулась – Габриэла настороженно продолжала следить за мной, но я не обращала внимания. Макарио Стэнфорд Висконти хотел влюбить меня в себя, подобраться ближе к моему сердцу, чтобы я доверилась, чтобы отдала ему все, а затем, выстрелить и потешать свое эго вместе со своим братом? Таков был их план?
Я вспомнила изумрудные глаза мужчины, его острые скулы, мускулистое тело, его добрый и ласковый взгляд и что-то внутри ещё раз сломалось. На мгновение, я была готова довериться Макарио, прыгнуть в эту пропасть, зная, что меня поймают, но сейчас...
Вихрь разочарования захлестнул меня и озноб прогиб все внутренности. Укол в груди болью отдавался в теле.
Я ненавидела его! Всем своим сердцем! И я так же ненавидела его брата!
Но, почему я позволила себе слабость рядом с Макарио? А Сальваторе Висконти казался мне не таким, каким о себя показывает?
— Я слышала шум на верху, — пододвигая кружку с золотистыми краями, Габриэла прищурившись смотрела на меня своими карими глазами – я с блаженством вздохнула аромат мяты и чабреца, — Произошло что-то серьезное?
Я хмыкнула.
Ох, куда серьёзней?
Умолчав о ситуации с Сальваторе, неохотно ответила:
— Нет, всего лишь, пыталась отвоевать нам с Деймоном комнату, но, — я сделала глоток, смакуя теплоту чая, пытаясь успокоится. Я решила умолчать о том, что произошло между мной и Сальваторе, медленно выстраивая в голове план, — хозяин этого дома, похоже все здесь за всех решает.
Тень проскользнула на лице Габриэлы – было видно как шестерёнки в ее голове крутятся с неимоверной скоростью. Она сняла алюминиевый чайник с плиты, выливая кипячёную воду в стеклянный кувшин для питья, затем села на против меня.
— Я думала что их сумасшествие с детства пройдет с возрастом, но ошибалась, — Габриэла легко улыбнулась мне.
Я продолжала пить чай, наслаждаясь как любимая мята проникает в кровь, и надеялась, что это хоть как-то приведет меня в чувства. На кухне стояла тишина, я обратила внимание, как Габриэле было неловко – она нерво терябила кухонное полотенце в руках, не зная что сказать. Отчасти, мне было её жаль. Я полагала, что она единственная нормальная в этом доме и среди этих кровожадных людей. Но это не значило, что я могу доверять ей или открыть свои переживания. Попросту потому, что я не знала ее достаточно хорошо и возможно, она ключевая фигура в плане Макарио, чтобы втереться ко мне в доверие, чего я никак не могла допустить.
— Лили, я понимаю, что ты не доверяешь нам, никому в этом доме, — словно прочитала женщина мои ядовитые мысли. Я поставила кружку не допитого чая на стол и в предвкушении уставилась на Габриэлу, — и что мои мальчишки поступили с тобой ужасно, — нежность в ее голосе прорезало слух и я сморщилась, что не укрылось от Габриэлы, — но пожалуйста, подумай над тем, что я тебе скажу...
— Вы действительно думаете, что одно ваше слово изменил моё отношение к случившиеся? — спросила я с издёвкой.
В глубине души заплясал ураган противоречивых чувств и ненависти. Габриэла лишь тепло улыбнулась на мой выпад и посмотрела на меня своими карими ласковыми глазами. Моё сердце и все мое нутро не могло понять, как в человеке могло умещаться столько светлых чувств.
— Лили, я не жду от тебя понимания, доброты или жалости, но как женщина, воспитавшая этих двух мальчиков с раннего детства, я не могу не сказать тебе правды о них, — я проследила, как женщина накрыла своей теплой рукой мою, лежавшую на столешнице, — Я воспитывала Макарио и Сальваторе с самого детства и знаю все их страхи, изъяны, я знаю их души. Макарио и Сальваторе не такие, каких ты видишь их сейчас. Они умеют любить, они заботятся о тех кто им дорог, если и нужно, они умрут за свою семью, — я качала головой в отрицании. Это не могло быть правдой, — я знаю, что тебе тяжело принять сейчас это, но пожалуйста Лили, — я встретилась глазами с Габриэлой, у которой стояли не пролитые слезы и правда в них, наотмашь била по всем чувствам, — позволь Макарио открыться тебе. Я знаю, что это сложно и я знаю, что ты не веришь и не хочешь сейчас это слушать, но я хочу тебе счастья в этом доме, я хочу счастья Макарио. Я хочу, чтоб в стенах этого дома царила любовь, а не боль и слёзы. И я не хочу, чтобы завтра, ты боялась, будто тебя ведут на казнь, а не под венец. Все, чего я хочу в этом кровавом мире, это счастья своим детям, и ты, переступив порог этого дома, уже моё дитя...
Я тяжело дышала, чувствая как моя диафрагма готова была лопнуть от напряжения. Я выхватила свою руку из под ладони Габриэлы и резко встала с места. Мои глаза метали молнии.
— Вы специально говорите это? Хотите, чтобы я доверилась самому дьяволу, а потом он затащит меня в свою клетку? — злостно прошипела я, — Никогда этого не будет! Никогда!
— Лили...
— Нет, замолчите! — Габриэла захлопнула рот, борясь с эмоциями на лице, — Не говорите ничего, потому каждое ваше слово продумано наперед! Говорите, они не такие каких вижу их я? Что они хорошие? — издевательски усмехнулась, — А вот это? — я открыла ворот на горле и указала на отпечатки пальцев Сальваторе, которые он оставил, — То же хорошее?
Казалось, мой крик был слышен по всему дому. Лицо Габриэлы скривилась и слеза оставила мокрый след на ее щеке. Я тяжело дышала, надеясь не выплюнуть свои лёгкие. Мои щеки горели адским огнем, а руки чесались разгромить все в этой чёртовом доме, сжечь его до тла и стереть из своих воспоминаний.
— Вы просто не хотите видеть настоящее лицо своих детей, — еле слышно прошептала я, но Габриэла услышала и зажмурилась, — они чудовища, которые поднимают руку на женщину, шантажируют её жизнью ребёнка, заставляя выйти замуж и держат взаперти как собаку на привези, — горло свело в горьком спазме, — поэтому не стоит переубеждать меня в обратном. Мне было достаточно маленького промежутка времени, чтобы увидеть их суть.
Я видела, как тело Габриэлы содрогалась в плаче и моё сердце взвыло от боли и от осознания, что я перегнула палку. Мне стало так жаль эту женщину. Сальваторе и Макарио были детьми Габриэлы, хоть и не по крови, и она, как мать, видела самое лучшее в них, в то время как я, окатила её жестокой правдой. Никто не знал моего прошлого и всем было плевать на меня, на мои чувства, на мои желания, но... Я поставила себя на её место. Что, если бы Деймон вырос таким же? Чтобы чувствовала я, если бы кто-то пришел ко мне и показал истинное лицо моего сына? Я закрыла руками лицо и покачала головой. Мне было невыносимо даже думать об этом.
Я неловко переминалась с ноги на ногу. Кухню заполнили тихие всхлипы и я не выдержала, позволив все же проявить слабость и сочувствие. Я села обратно на свое место и накрыла своими руками дрожащие руки Габриэлы.
— Габриэла, я не хотела, — мягко начала я. Женщина смахнула слезу и слабо мне улыбнулась, — это было очень жёстко, простите меня, мне очень жаль.
— Нет деточка, отчасти ты права, — боль в её голосе заставил чувствовать себя ещё больше виноватой, — возможно, я и вправду не вижу вещей, который могут разбить сердце, потому что они мои дети, — Габриэла сглотнула ком в горле, — Прости меня, что начала давить на тебя, Лили, я... хотела чтобы ты знала, что в них обоих действительно есть хорошее. По крайне мере, судьба все равно расставит всё на свои места.
Я ничего не ответила. Убрав вьющиеся волосы за ухо, улыбнулась фальшивой улыбкой. Не было смысла что либо говорить, потому что никакие слова не изменят мое мнение об этих людях.
И Габриэла знала это.
Вся моя жизнь была заключена в замкнутый круг и я выживала внутри него, когда грязные руки пытались дотянуться до меня. Я знаю, какой мир мафии на самом деле, а самое главное, в этом мире нет хороших людей. Они убийцы, погрязшие в собственных грехах и могу сказать, никто не хочет исповедоваться в них.
Грех - это искупление.
И никто не захочет очиститься от него, никто не захочет стать хорошим. Только сумасшедшим нравится убивать, пытать, резать. Иначе, как объяснить поступок моего отца, который сломал собственного ребенка и мою веру действительно во что-то хорошее?
В стенах кухни стало тихо. Габриэла больше не плакала и о чём-то думала. Я закусила губу, ожидая её дальнейших слов.
— Завтра с утра прибудет команда стилистов, визажистов. В общем, все, кто занимается приготовлениями невесты к церемонии, — я громко сглотнула. Глаза женщины смягчились, — Лили, девочка моя, пожалуйста, постарайся хоть чуть-чуть насладиться завтрашним днём. Нервами ты только погубишь собственное здоровье, а оно того не стоит. Постарайся поймать нить чего-то хорошего.
При упоминании собственной свадьбы, холодок пробежал по спине. Кровь застыла в жилах и отлила от лица. Я неосознанно сжала края столешницы. Завтра я стану птицей в клетке. Мне удалось вырваться из одной, но я добровольно попала в другую. Но я выберусь из нее. Обязательно выберусь. Но чтобы это сделать, нужен был план, который потихоньку начал выстраиваться в голове. Поэтому, смиряясь с завтрашним днем, я решила узнать как можно больше информации, чтобы продумать следующий шаг.
— Капо тоже будет присутствовать на свадьбе? — в страхе спросила я, надеясь, что судьба сжалиться надо мной.
Но прочитав выражение лица Габриэлы, все мои надежды оборвались.
— Сальваторе будет вместе со своей женой, Авророй, — при упоминании этого имени, лицо Габриэлы засветилось.
Я удивилась. Я не могла представить, какая нормальная девушка согласиться выйти замуж за тирана. Возможно, она была сукой и просто любит деньги и власть.
— Не знала, что у такого человека, — слова застряли в горле, — есть жена.
Сарказм сочился в моем высказывании – Габриэла понимающе посмеялась. Она продолжила:
— Так же почти все кланы мафии: Албанская, Японская, Чикагская, Калифорнийская. Можно долго перечислять.
Мда-а-а. Одни убийцы и ни одного нормального человека.
Габриэла с волнением сканировала мое лицо на отсутствие паники и страха. Я улыбнулась ей, невольно задумываясь о матери. Я пробыла в этом доме всего несколько дней, но ко мне относились лучше, чем за все мои восемнадцать лет. Несмотря на то, что меня считали предателем, убицей, террористкой, обо мне заботились, меня защищали.
Нас защищали.
Мой Деймон здесь улыбался и привязался к Макарио – когда он видел или слышал голос мужчины, громко кричал, привлекая его внимание или искал своими маленькими голубыми глазками, сидя на руках у меня или Габриэлы. Моя собственная мать, которая выносила и родила меня, ненавидела меня всем своим существом.
Эллена была не матерью, она была инкубатором, которая родила меня ради собственного изощрённого удовольствия.
Запахло дождем. Мои руки коснулись холодных, слегка покрытых моросью, перил. Внезапно начал подниматься бушующий ветер, откидывая мои чуть завитые волосы назад. Я открыла пачку вишнёвых Marlboro, чиркнула зажигалкой и прикурила – красный огонек ярко засветила в темноте. Втянув крепкую затяжку, уставилась в застилающее тучами тёмное небо. Деймон спал в своей колыбеле, тем временем как я, стоялаа балконе. После разговора с Габриэлой, во мне остался осадок, который глубже проникал в тело и душу. Все сказанное о Сальваторе и Макарио жёстко осело в моей голове и я никак не могла выкинуть их от туда.
Братья Сальваторе были жестокими монстрами и убийцами, но почему-то, оставляли отпечаток в моем сердце.
И я не могла понять, почему.
На часа была полночь, но сон не шел. Я осознавала, что осталось поспать шесть часов, три из которых, провела бы в собственных кошмарах. Осмотрев украшенный, подсвеченный светом двор, в горле образовался ком и мне хотелось повесить мишень на грёбанном белом украшенном цветами полотне и стрелять до тех пор, пока не начнут литься кровавые реки.
Завтра, я стану женой
Консельери Нью-Йорка.
Самого жестокого и сумасшедшего человека в мире мафии.
Кто бы мог подумать, что я окажусь в таком дерьме?
Я горько усмехнулась, зажмурив глаза настолько сильно, насколько смогла, затем вздохнула и выдохнула, возвращая зрение к предстоящему ужасу. В груди ничего не кольнуло.
Я приняла эту боль и ситуацию.
Я спрятала старую Лили глубоко, под коркой льда, под непробиваемой броней.
У меня был план, и чтобы его реализовать, нужно изобразить из себя самую счастливую невесту и любящую жену.
Я не была актрисой, но была дочерью мафиози и знала как скрывать свои эмоции и как выживать.
И я выживу. Я выберусь от сюда, от этой семьи и от этого мира.
Чего бы мне это не стоило.
* * *
Солнце не успело встать из-за горизонта, а уже весь дом стоял на ушах. Я лежала в мягкой кровати, уставившись в потолок, слыша, как на первом этаже бегали служанки, расставляя посуду на столе. Из под щели двери тянулся запах разной еды – повара бренчали клошами. Моё сердце начало хаотично колотиться, громыхая в груди. Без сознательной мысли я вжалась глубже в простыни, крепко держась за нее пальцами, пока суставы не побелели, а глаза не приковывались к кроваво-красному платью, которое сегодня решит, будет ли Макарио моей жизнью или моей смертью.
Фаби Марко и Данте проверяли периметр и постоянно спорили друг с другом. Они не могли определиться кто на какой позиции стоит, чтобы обезопасить сегодняшнее событие от кровопролитие. В то время как Данте выполнял свою работу, все чего хотели Фаби с Марко – это наплевать на безопасность и изрядно напиться.
Хоть у кого-то сегодня праздник, а не похороны.
Каким богам молиться, чтобы избавится от сегодняшнего дня и от этих двоих, которые выклёвывали мозг всем окружающим?
Они были радиацией и все получали дозу, кто находился в её досягаемости.
Раздался настойчивы стук в дверь и мне пришлось вскочить, потирая глаза.
— Лили, милая ты проснулась? — разлилось по ту сторону двери. Габриэла, — Команда прибыла, нам нужно подготовить тебя к церемонии.
Я со стоном упала на подушку. Взяла в охапку ещё одну и уткнулась в нее лицом. Мой крик утонул в чисто выстиранных наволочках. Отдышавшись, я нехотя встала с постели, подошла к двери и открыла её. Моя челюсть упала.
— Доброе утро, Лили, — сзади Габриэлы выстроилась очередь с чемоданчиками и мои глаза забегали в панике.
— Доброе утро, — голос прозвучал хрипло и я прочистила горло, крепко ухватившись за ручку двери.
Мне казалось, я её выдерну вместе с петлями. Не успев ничего понять, Габриэла ворвалась в комнату, а за ней толпа. Две девушки устроились на макияжем столике, раскладывая косметику. Ещё две достали из чехла большое кресло с маленьким стулом.
Нет.
Я догадывалась, что они будут делать со мной. И я не могла допустить этого. Только не в присутствии Габриэлы. И где вообще Деймон?
Я крутанулась на ногах, и бросилась к Габриэле, которая командовала девочками.
— Габриэла, где Деймон? — паника поселились в груди.
Она дала указание и тронула меня за плечо, успокаивая.
— Деймон очень рано проснулся и Макарио забрал его покататься по городу, чтобы ты смогла выспаться.
Сердце сделало кульбит и сильно застучало. Я взъерошила запутанные волосы, потирая шею.
Нарцисс позаботился обо мне? Видимо, он искусно строит из себя влюбленного человека.
— С ним все в порядке?
— С кем, с Макарио? — глаза Габриэла заблестели.
Я стиснула зубы.
Гребанная сводница!
— С Деймоном, — с нажимом ответила я, — с моим сыном все в порядке?
— О, с ним более чем в порядке. Твой мальчик любит машины.
Я знала это. Вечная погоня серпантином осталась в моей и его маленькой памяти навсегда. Нам часто приходилось убегать из дома, когда отец был не в настроении.
— Ну что, за работу! — Габриэла глянула на часы и запаниковала, — девочки, у нас мало времени, так что вам нужно очень сильно постараться!
Все дружно закивали. Примерно через час в мягком свете утреннего солнца, проникающего сквозь легкие занавеси, я сидела перед зеркалом, моё лицо озарялось нежным сиянием. Прическа напоминала пылающий закат: длинные волны, словно языки огня, свободно спадали на плечи, обрамляя лицо. Несколько тонких прядей были аккуратно заплетены в изящные косички, украшенные маленькими жемчужинами.
Тон кожи был безупречным, словно бархат, а легкий румянец придавал щекам свежесть и игривость. Мои глаза сияли благодаря теплым оттенкам коричневого и медного, подчеркивающим зелёные зрачки. Ресницы были аккуратно подведены черной тушью, придавая взгляду выразительность и глубину, а губы окрашены в нежный персиковый цвет.
Каждый элемент макияжа и прически был тщательно продуман, создавая гармоничный и незабываемый образ невесты, — яркая, живая и полная надежд на будущее.
Но я не являлась таковой.
Я не узнала себя. Во мне заплясали противоречивые чувства. Это была не я, а счастливая маска, которую натянули на мое лицо, но я видела в этом образе истинную себя. И мне...
Нравилось это?
В другой, альтернативной вселенной, я бы наслаждаюсь своей красотой и собственной свадьбой – понимая этого факта ранило меня.
Габриэла приложила ладошки к своему сердцу – её глаза заблестели.
— Ты так прекрасна Лили, — восхищение в её голосе доводило меня до края, — А твои волосы, — она легонько коснулась рыжих прядей, — Такие не обычные. Я встречала такой цвет лишь раз в своей жизни, — Габриэла приобрела суровое выражение лица, но через силу подарила любящую улыбку. Я не была уверена, действительно ли произошла смена её настроения, — такую красоту можно выиграть лишь в генетической лотерее!
Я побледнела – ещё одно напоминание о материи плюс ещё одна ненависть к себе. За то, что я так была похоже на нее и ничем не удастся стереть память о ней. Даже после того, когда она сдохнет от передозировки.
Я – единственное живое напоминание о ней.
Я поднялась со стула, все ещё чувствую себя не в своей тарелке. Неизвестноть будущего ставила меня в тупик. Мой желудок сжался в тугой узел. Я не помню, когда ела в последний раз, и точно знала, что я не прикоснусь к еде сегодня. Я была бомбой замедленного действия, которая была готова рвануть в любой момент.
— Мисс, прошу, садитесь пожалуйста на кресло.
Я повернула голову в сторону кресла для пыток и сделала шаг назад, что не укрылось от присутствующих.
Нет. Нет нет нет. Следущий этап был роковым.
Я всем своим нутром не хотела, чтобы мне делали депиляция всех мест, но не могла отказаться. Мне нужно было быть послушной и покладистой, чтобы мой план сработал, но я не могла позволить увидеть Габриэле, что у меня там. Её нужно было вызволить из комнаты.
Видимо, заметив мое смятение, женщина сама встала со своего места.
— Я вижу, что тебе не комфортно Лили, поэтому, мы, пожалуй выйдем, — она махнула рукой, созывая остальных девушек, чья работа была закончена, — не будем вам мешать, — Габриэла наклонилась чуть ближе ко мне, чтобы слышала только я, — все будет хорошо.
Я прошептала в ответ:
— Да, все будет хорошо...
Но так ли это?
Когда дверь захлопнулась, в комнате вмиг сменилась атмосфера. Липкий страх окутывал все тело, ноги стали ватными. Я уставилась на Луну и Летицию, которые уставились так же на меня в ответ.
— Прошу, мисс, — Луна ободряющее мне улыбнулась.
— Процедура конечно не из приятных, — Летиция приятно усмехнулась, — но больно не будет, лишь маленькое покалывание.
Проблема заключалась в том, что я не боялась боли. Проблема была в моих шрамах и в моем изуродованном теле. Я посмотрела сначала на Луну, следом на Летицию, прикидывая, на какой секунде они сбегут из этой комнаты с ужасом на лице. Если бы у меня была возможность, я бы сама сбежала от сюда, отказалась от этой процедуры, но не могла. Иначе, весь мой план и свобода пошли бы под откос. Набравшись смелости, я решилась. Я прошла за ширму, сняла нижнюю одежду и вышла.
Я уродлива.
Пульс стучал в ушах. Зыбкие, туманные воспоминания проникали всё глубже под кожу. Шрамы, которые я старательно прятала, скрывала под одеждой, откроются взору со всех ракурсов и сторон совершенно чужим людям. То, что случилось в тот день, никому не было известно. Даже Лекси, которая была моей семьёй, не знала об этом.
Предаю ли я её сейчас?
Определенно, я не знала ответа.
Девушки копошились с инструментами и не замечали, в каком виде я предстала перед ними. Я закрылась руками и воспользовалась моментом – взобралась на это чёртово кресло и раздвинула ноги. Когда Луна, закончив свои приготовления, взяла штуку, похожую на лазер, и наконец, увидела меня – с шумом втянула воздух и инструмент выпал из её рук.
— Луна, аккуратней! Ты же зн, — Летиция заткнулась на полу слове и напряглась – её васильковые глаза превратились два больших выпуклых шара, — Это...
Девушка сглотнула и со смесью страха посмотрела мне в лицо. Я встретилась глазами с ней уверенно, без колебаний. Длинный, выпуклый и красный шрам тянулся от пупка до моей промежности и заканчивался около входа, утопая внутри меня. Мой мозг, словно включил видео и постоянно ставил на повтор.
Видео моих криков.
Видео моего воя.
Видео истошной мольбы о помощи.
Видео всепоглощающей боли.
Меня начало мутить, но я не могла проявить свою слабость перед ними. Я знала, что когда они покончат со своей работой и выйдут за закрытые двери, слух о том, что Консельери Нью-Йорка берет в жену испорченную, уродливую женщину, разлетится по всему свету.
— Под моей подушкой припрятан пистолет девяносто второго калибра, — кости начало ломить от отчуждённого и безжизненного голоса, — если вы обе, выйдя от сюда, откроете свои рты об этом, — небрежно кивнула на источник их шока, вложив в свой голос максимум свирепости, — я найду вас и убью. Пристрелю ваши красивые головы и никто и ничего мне не сделает, — девушки побледнели. Потому знали, что это правда, — вам ясно?
Луна и Летиция быстро закивали, но я подозревала, что от такой тряски, их начнет тошнить.
— Если ясно, делайте, зачем пришли сюда, и покончим с этим!
Следующие минуты длились вечность. Казалось, они выполняли свою обычную работу, но я видела как время от времени их лица морщились, руки дрожали. Я не дёрнулась. Мое лицо не дрогнуло. Я готова была биться в истерике, расцарапать все тело, я чувствовала себя на самом дне бездонной черной дыры, которая поглощала мое существо все глубже и глубже, но моё лицо не выражало ничего.
Когда работа была окончена, девушки буквально выбежали из комнаты, будто боялись, что я заразная.
Я была на гране.
Моя грудная клетка начала опадать с бешеной скоростью. Гнев забурлил по венам, плавно скользя по артериям прямо к сердцу. Голова кружилась. Я, все ещё голая, опёрлась руками на макияжный стол – мои пальцы побелели. Я посмотрела на себя.
Бах.
Я швырнула всё, что стояло на столе – флаконы с грохотом упали на пол и разбились. Звон стекла сопровождался с моими всхлипами, но я не останавливалась. Я громила все, что видела на своем пути.
— Уродка! Уродка! Уродка!
Я кричала всей глоткой. Самосохранения отключилось и мне было плевать, было меня слышно или нет.
Больно. Больно. Больно. Мне больно, черт возьми!
Моя душа раз за разом раздриралась в клочья. Я не знала, исчерпала ли она весь свой запас, осталось внутри от нее хоть что-то.
Осталось ли хоть что-то от меня?
После того, как стул полетел в другой конец комнаты, пошатнулась – я ухватилась за края стола из тёмного дерева, посмотрела на себя в отражении зеркала, кормя себя новой порцией боли.
— Ненавижу тебя! — мой кулак в печатался в зеркало. Оно треснуло и моё лицо отразилось в каждом осколке, сводя сума, — Ненавижу! Ненавижу тебя! Исчезни!
Кровь хлынула и потекла тонкой струйкой по моей руке. Я упала, поджав под себя ноги и уткнулась в коленки. Я старалась не плакать.
Хотя, можно ли ненавидеть свое существование ещё больше?
Или, это станет последним спусковым крючком к неизбежному.
— Лучше бы ты убил меня тогда, — прозвучало в тишине, мне стало противно от того, как жалко я звучала, — лучше бы ты закончил начатое, иначе, ты бы не сотворил заклятого врага в лице своей дочери.
Макарио Стэнфорд Висконти
Подъем был ранним. Признаться честно, я не сомкнул глаз этой ночью. Я старался оставаться спокойным, заглушая собственное сердце и чувства, принадлежащие Лили. Щепотка страха плясала на моих нервах. Мне было страшно, увидеть её в свадебном платье.
Мараж воспоминаний атаковал меня.
Когда-то давно, когда я был маленьким, я представлял, какой будет моя свадьба. Я смотрел на маму и папу, то, как они любили друг другу и благодаря им понял, что такое любовь.
Знал, что любовью существуют и она способна укротить даже самого дикого зверя.
Я мечтал, что когда встречу настоящую любовь, ту самую – это будет один раз и на всю жизнь. Верность, клятвы, обещания – молекулы моего сердца состояли из этого всего.
Я был собственником во всех принципах.
Во взгляде, прикосновениях, мыслях. Это значило, что для меня существовала только одна женщина во всей вселенной – все остальные были прозрачные. И я буду верен ей до конца своих дней, не потому что причиной являлся брак. А потому что мы были слеплены из одного теста.
Я – это она.
Она – это я.
Поиграться на время, ради развлечений, разойтись, потом снова сойтись было не для меня. Мои принципы были старомодными и я не собирался их менять.
Судьба оказалась жестока. Я полюбил ту, кто была под запретом. Все мои мечты превратились в прах, разбились об острые скалы и вместо счастья – океан боли. Иногда я задумывался, какой была жизнь, если бы мама была жива. Если бы Аврора и я росли вместе, а отец не выглядел бы таким постаревшим и опустошеным, мертвым.
Мы все оказались мертвецами в людском обличии.
Что бы было, если бы все, кого мы любим, остались в живых?
Но как и всегда, мне никто не ответит.
Я примерно представлял, насколько несчастна будет моя жена и от этого образа, кислая желчь собирать во рту – я не мог ее сглотнуть. Девушки кланялись мне, чуть ли не целовали ноги, готовы были сделать все ради того, чтобы быть со мной, но котёнок...
Она не видела во мне никого, кроме монстра.
Мой разум был не в порядке. Я был не в порядке. Я мог контролировать свою голову много лет, но Лили сломала, все то, что я так долго выстраивал.
В четыре часа утра я знатно проголодался. Оставшийся шоколадный торт, который приготовила Лили, так и манил меня в свои сети. Я был зависим от шоколада, я буквально сходил сума от него, если не получал его дозу.
Но что ещё хуже, я был зависим от девушки, которая приготовила этот торт.
Когда я проходил мимо комнаты своей жены, пришлось сдержался, чтоб не заглянуть внутрь.
Как я надеялся.
Но детский плачь принудил меня поступить совершенно по-другому. Я тихо открыл дверь и вошёл внутрь – луч солнца тут же ослепил меня. Лили, в позе эмбриона, тихо посапывала. Она зажала одеяло между ног и использовала другой кусок в качестве подушки. Она была такой хрупкой и нежной в этот момент. Ее тело было расслаблено, а не напряжно как булыжник, когда девушка находилась рядом со мной. Темные брови лежали умиротворенно. Не было ни намека на хмурую складку на её красивом, фарфоровом личике.
И сегодня, я её сломаю.
Я мудак и ненавидел себя за это.
Я постарался отлепить свои глаза от девушки и наклонился к маленькому мальчику, который плакал и тер синие глаза.
— Тише, приятель, — прошептал я и Деймон уставился на меня заплаканными сапфировым глазками, — твоя мама очень устала. Как на счёт того, чтобы покататься на крутой машине по городу?
Кажется, сказанное ему понравилось. Дей перестал плакать и соска выпала из его рта. Широкая улыбка расцвела на его губах. Я порылся по шкафам, нашел нужную детскую одежду и принадлежностии задержался. Мой тверды взгляд скользнул чуть вверх, глаза оказались на одном уровне со спящей Лили, не отрываясь от нее и я почувствовал, как мое сердце билось в такт её дыханию. Внезапно, она по шевелилась, я замер и затаил дыхание. Но Лили лишь перевернулась на спину и одеяло соскользнуло с её маленького тела. – по её бледной коже побежали мурашки от холода.
Я стиснул зубы, сжал кулаки.
Это была всего лишь секунда наблюдений, секунда любовной признательности, прежде чем я взял одеяло, накрыл её чуть ли не до макушки и вышел из комнаты, тихо закрывая за собой дверь.
Последующие два часа мы катались по городу, который только просыпался, встречая утренние лучи, а не привычную дождливую погоду. Это было не похоже на Нью-Йорк. Для города было странно остаться без влаги, но сегодня, судьба распорядилась иначе. Я прикусил внутреннюю сторону щеки, утонув в раздумьях. Было ли это благословением на мой брак с Лили или затишье перед масштабной бурей, которая оставит след в каждом из нас?
Значило ли это, что сегодня лучший день, из всех, что были в моей жизни?
— Фаби, твоя позиция около ворот, Марко, ты стоишь у шатра и проверяешь список гостей, — Данте давал указания. В руках он держал схему территории, — Адамо, твоя позиция в гостевой зоне.
Глубоко вздохнув, я откинулся на спинку стула, наблюдая, как Данте выстраивает солдат на свои позиции. Если Адамо кротко кивнул без эмоций во взгляде, то Фаби с Марко готовы были взорваться от негодования.
— Я. Не. Буду. Там. Стоять, — самоуверенности Фаби не было предела. Данте пригвоздил его смертоносным взглядом, но брюнетку было до лампочки, — Я. Пропущу. Все. Самое. Интересное! Разве ты не понимаешь?!
— А я не гребанная администраторша, — выплюнули надменные губы Марко, тёмные брови Данте поползли вверх, — и давно отучился в школе, чтоб повторять гребанный алфавит списком в триста человек!
Оу. Оу. Оу!
Ситуация набирает обороты. Данте стиснул в руках бумагу, мысленно представляла на её месте Фаби с Марко. Большую часть своей жизни, Данте был без эмоциональным, но Фаби с Марко изрядно выбивали его из колеи.
— Я сказал, что вы будите там стоять, — прошипел Данте, замечая широко улыбающегося меня и лишь покачал головой. Он знал, что я специально не вмешиваюсь, а лишь забавляюсь театром, тем самым мучаю его, — и если вы ослушаетесь меня, будете иметь дело с Сальваторе.
Фаби с Марко замерли и переглянулись. Эмоция страха пробежала на их лицах, но быстро пропала.
— Черт, хорошо, Данте, ты добился своего, — Фаби сделал несколько шагов к Данте и наклонился, грозя пальцем, — но я отсюда, трезвым не уйду! Стукач!
Данте открыл рот, его глаза опасно сверкнули, но Фаби повернулся к нему спиной, и как маленький обиженный ребенок, встал на свою позицию. Данте сжал челюсть до хруста, но брюнета это позабавило и он показал Данте фак. Я проследил за Марко, который тоже стоял на своей позиции и показывал язык.
Данте выругался и потёр переносицу.
— Как же они меня достали!
Дьявольская ухмылка играла на моих губах. Я подошёл к Данте вальяжным шагом, будто мир принадлежал мне и взъерошил копну своих тёмных волос.
— Что, правда они лапочки? Само совершенство жестких убийц? — издевательски протянул я.
Данте устало посмотрел на моё сумасшедшее лицо. Субтитры мелькали в его серых, налитых кровью и злостью глазах. Он знал, что я люблю, просто обожаю когда эти двое выводят безэмоциональную статую из себя.
Я коснулся взглядом Фаби с Марко, бегая от одного к другому, многозначительно подмигивая Данте. Он проследил за причиной моего удовлетворения и поджал губы.
— Да уж, убийцы, — пробормотал Данте с сарказмом в голосе, —порой, мне кажется, что у меня есть...дети, — его глаза на миг расширились, всего на миг, прежде чем приобрели привычную холодность. Но этого быо достаточно, что бы знать, как его разрывает на куски. Я сцепил зубы, — Только я упустил тот момент, — кадык дёрнулся, унося горечь – голос едва похож на шепот, — когда им нужно было... менять подгузники.
Повисла тишина – она раскачивалась, словно маятник, ведя рассчет к неизвестному. Гнетущая атмосфера надавила на плечи. Я внимательно следил за Данте, его состоянием, опасаясь взрыва. Данте был в полном беспорядке.
Посттравматический синдром.
Воспоминания, они как кинолента, намертво засевшая в памяти, в голове, сердце, то что убивает, ломает каждый день. Данте приобрел пустое выражение лица, наблюдая за парнями – ни один мускул не дрогнул на его лице, покрытым острой щетиной. В моей памяти, усыпанной тягучей дымкой были моменты, когда он светился жизнью, улыбался и... любил. А сейчас, его губы были не подвижны, навсегда застывшие в одном мертвом положении. Нет. Данте чувствовал, испытывал эмоции, но он похоронил свою жизнь под грудой гнилой боли.
Он похоронил себя заживо.
— Признай, если бы не эти двое, наши дни были бы ещё темнее, — решил я перевести тему. Официантка подошла ко мне, предлагая стакан виски. Я взял жидкость и осушил одним глотком. Горло запершило от терпкости алкоголя, но тело стало более расслабленным, заглушая колотящееся сердце, — они тебе нравится, признай это.
Фаби с Марко стояли на достаточном расстоянии друг от друга, но это не мешало мужчинам показывать друг другу рожицы. У них был свой язык жестов, и полагаю, они прямо сейчас поливали Данте добротным дерьмом.
Плечи Данте опустились, когда он скептически наблюдал за блондином и брюнетом.
— Возможно, — кивнул Данте, соглашаясь, — но когда-нибудь они доведут меня до нервного срыва!
Я пожал плечами, решил перевести замятый момент в другое русло, удовлетворенно упиваясь его бешенством.
— Извини, брат, но тебе полезно, — я хохотнул и похлопал мужчину по плечу, оставляя позади.
Я двигался в сторону семьи Кьяры Морети. Крышесносная и взрывная брюнетка, которая отлично вписывалась в команду с Фаби Марко как недостающий пазл.
Пожалуй, она единственная девушка, которая без проблем и усилий выводила Данте на эмоции.
Ее родители(имена) стояли поодаль девушки, разговаривая с Доном Японской Мафии. Кьяра постоянно оборачивалась в ожидании своей лучшей подруги и время от времени пила шампанское.
— Приветик, — Кьяра отвела бокал от красно крашенных губ и сощурилась, наблюдая за моей счастливой физиономией, — ну, как я, красавчик?
Я покрутился в своём смокинге, разведя руки в сторону. Кьяра проскранировала всего меня, закусив уголок рта, чтобы не улыбнуться.
— Ты как всегда в своем репертуаре! — девушка сделала глоток шампанского, —И когда же этот плейбой в тебе погибнет...
Я сделал вид, что мне стало плохо.
— Моя натура слишком нежна, чтобы слышать подобные комментарии к моей персоне, — я театрально провел рукой по волосам, — Даже в гробу я буду сексуальным красавчиком!
Кьяра посмеялась, ударяя своим синим клатчем по моему плечу. Я сделал вид, что уворачиваюсь, хотя не пытался. Что-то за моей спиной заставило её улыбку померкнуть. Она нервно прикоснулась к складкам своего синего платья. С грохотом поставила бокал на столик – жидкость выплеснулась, капли разбрызгались в разные стороны.
Кьяра отвела взгляд. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто стоял за причиной её вспышки гнева. Я аккуратно подошёл к девушке, чтобы не спугнуть ее.
— Кьяра, — я ожидал, что она посмотрит на меня, но брюнетка лишь напряглась, смотря куда угодно, но не на меня, — Кьяра!
— Что ты хочешь от меня? — с болью в голосе прошептала девушка.
Кьяра наконец подарила мне взгляд, полный боли и тоски. Её карие глаза наполнились влагой. Она пыталась сдерживать выражение лица – но дрожь пробивала её тело.
— Дай ему время, Кьяра.
Девушка истерически засмеялась и закивала. Рабочие покосились на нас, но встретив мой убийственный взгляд, отвернулись.
— Да, да, да, время, — её улыбка была безумной, — вам всем нужно это сранное время! Каждый чёртов раз, когда к вам относятся с любовью, вам нужно время, чтобы все переварить, осознать, созреть!
Она свирепо глянула за мою спину, затем в упор на меня. Девушка смахнул слезу и шмыгнула носом.
— Послушай...
— Нет это ты меня послушай, Макарио Стэнфорд Висконти, — она всплескнула руками. Я выгнул бровь, — я знаю, что ты хочешь мне сказать. Трагическое прошлое, он не умеет любить, боится подпустить к себе, я сыта этим дерьмом по горло!
Девушка тяжело дышала, но буря в её глазах разгоралась все сильнее.
— Вы строите из себя крутых убийц, которые ничего не бояться, трахаетесь со всеми подряд чтобы утолить свои потребности, приказываете всем, чтобы все жили по вашим законам, но стоит сделать что-то не по вашему, впадаете в бешенство! На ваших телах столько шрамов, что и не перечесть, вам нравится опасность, грохот орудия, летающие пули, но если о вас заботятся, — она закрыла глаза и покачала головой в разочаровании, — вы сбегаете. Как самые настоящие трусы. Вы боитесь любви, будто нежность, ласка и забота убьет вас. Вы предпочтете словить пулю людям, которые вас любят!
— Ты ничего не знаешь, о нем Кьяра.
— Так расскажите мне правду! — её челюсти сжались, когда её голос сорвался. — Хватит мучить меня! Играть в игры, водить за нос, контролировать! Я не кукла, чтобы мной пользовались, когда нужно и выкидывали, словно я не живой человек.
Я просто сделал глубокий вдох, моя спина расширилась, ткань пиджака натянулась на покрытые шрамами мышцы. Кьяра сощурилась и медленная фальшивая, полная горечи улыбка осветила ее лицо.
— Видишь, даже ты на его стороне...
— Я не занимал ни одну из сторон, Кьяра, — она закусила губу, — у Данте много шрамов, которые ты не увидишь, даже если на нем не будет одежды. Они глубоко внутри него, настолько глубоко, что если однажды, они вылезут наружу, они поглотят его. Внутри кладбище Кьяра, кладбище памяти, скорби и боли. — девушка рефлекторно замерла, она стояла дрожа ее руки сжались в кулаки рядом с мной, а глаза были прикованы к спине Данте, — Однажды, он расскажет тебе и тогда ты все поймёшь. Но перед этим, ухватись за что-нибудь покрепче, иначе, это бездна утянет и тебя.
У нее перехватило горло. Ее дыхание стало учащаться. Я развернулся полу боком, пока она почти не задохнулась, потому что Данте стоял в нескольких футах от нее, вырезая смертоносную форму вокруг девушки. Сквозь не пролитые слезы, Кьяра улыбнулась и подняла бокал. Одно движение. Пуля между ними. Он не кивнул, не сдвинулся с места, только его спина вытянулась, когда он вздохнул. Воздух между ними опасно застыл.
Смочив губы, все ещё прикованная к Данте, она заговорила, сохраняя голос настолько твердым, насколько это возможно:
— Я сделала достойно шагов к нему навстречу, Макарио, — наконец, она удостоила меня пустым взглядом, — достаточно изранила своё сердце и устала собирать его осколки. У меня нет сил. Я пас. Я больше не сделаю шага в его направлении, не заговорю с ним, не посмотрю в его сторону, пока он сам этого не позволит. Теперь его черед бороться за меня или..... сдаться, — он хохотнула и залпом осушила ещё один бокал, но теперь виски, едва морщась, — не бери с нас пример, Макарио. Сделай свой брак счастливым, даже если его придется строить на разрушенных руинах.
Она двинулась, вперёд, оставляя после себя вызжанное поле ломающихся судеб. Ветер хлестал волосы Данте, заставляя его пиджак хлопать по его торсу. Его глаза горели на ней. На девушке, которая собирала его по кусочкам, а он её разрушал. Его челюсть сжалась, на голове у него вздрогнула вена, когда его глаза на долгое время пронзили её. И он понял.
Понял, что потерял.
Территорию моего взора нарушила рыжая макушка.
Лили.
Боже, такая красивая.
Я не успел разглядеть её. Она забрала Деймона у Габриэлы, чтобы переодеть мальчика перед торжеством, но резко остановилась у подножия лестницы, чувствуя мой взгляд. Я стоял на приличном расстоянии от дома и меня было достаточно сложно заметить. Внезапно я понял, что Лили знает, что я здесь. Чувствует меня, импульсы, которые посылали мои глаза. Мышцы моей спины напрягаются
Не оборачиваясь, зная, что я пристально смотрю на нее, она быстро поднялась по лестнице и скрылась за дверьми.
Сделав еще один глубокий вдох, на мгновение закрыв глаза и собрав все силы внутри себя, я сдержался, чтобы не броситься за ней.
Но если меня не было рядом, это не значило, что я не держу её за руку.
— Не бери с нас пример, сделай свой брак счастливым, даже если его придется строить на разрушенных руинах.
О, Кьяра, на разрушенных руинах или без, я горы сверну, но сделаю свою жену счастливой.
Наперекор судьбе.