43.Пэйтон
– Дайте мне знать, когда будете готовы, – говорит Дэвид, мой швейцар.
– Гарольд должен подъехать с минуты на минуту.
Стоя в вестибюле, мы вдвоем наблюдаем за толпой фанатов у здания. После вчерашней победы мы впервые за шесть лет всего в шаге от выхода в плей-офф. Это ни в коем случае не равносильно победе в чемпионате, но для этого города это все равно важно.
– Я не видел мисс Айверс почти неделю, и я слышал, что на днях грузчики забирали ее вещи.
Дэвид сдержанный человек, но мы знаем друг друга слишком долго, чтобы он мог притворяться сдержанным со мной.
– Я купил дом примерно в тридцати минутах езды от города. Инди остановилась там.
Его седые брови взлетают вверх.
– Вы переезжаете?
– Не знаю. Я купил дом для нее, и я не буду там жить без нее.
Он кивает, сжав губы, как будто раздумывает, стоит ли говорить, но все равно решает сказать.
– Мистер Мурмаер, за почти четыре десятилетия моей работы вы были моим любимым жильцом. Вы добрый, щедрый и более практичный, чем должен быть любой двадцатисемилетний парень, зарабатывающий такие деньги. Но, сынок, за те почти пять лет, что ты здесь живешь, ты выходил на улицу, только чтобы метнуться в машину или в здание напротив, чтобы повидаться с сестрой. Ты здесь не живешь. За тобой наблюдают. – Он указывает на толпу фанатов, ожидающих меня у входа. – Я буду чертовски по тебе скучать, но я надеюсь, что вы с мисс Айверс выберетесь отсюда и найдете место, где сможете побыть в тишине.
Это именно то, что значит для меня этот дом. Я почувствовал это в ту же секунду, как вошел. У него был потенциал стать домом, и я мог представить Инди в каждой комнате. Я мог представить ее в саду или на кухне. Мог увидеть, как она бездельничает в гостиной или в нашей спальне.
Это идеальное место, чтобы спрятаться, и я надеюсь, что она решит спрятаться вместе со мной.
Я похлопываю его по плечу:
– Дэйв… – Повисает пауза, и мы оба тихонько посмеиваемся над тем, что я случайно использовал прозвище, которое придумала ему Инди. – Дэвид, если я перееду, тебе и семье придется приехать в гости, а?
– Мы бы с удовольствием.
Гарольд паркуется прямо перед моим зданием, и Дэвид открывает мне дверь в вестибюль.
Опустив голову, я раздаю несколько автографов и быстро направляюсь к машине. Как только я оказываюсь в безопасности внутри, Гарольд направляется к тренировочному комплексу, где меня срочно отправят на очередную пресс-конференцию, прежде чем мне разрешат ступить на площадку.
Откинув голову, я наблюдаю, как мимо проносится город.
Я почти не спал на этой неделе из-за ошеломляющего сочетания тоски по Инди и сожаления о том, что я наворотил тем утром несколько дней назад. Тем не менее я горжусь ею. Если бы я был сторонним наблюдателем и увидел, как я отреагировал на мысль о том, что она беременна, я бы понял ее уход. Она заслуживает того, чтобы иметь в жизни все, чего хочет, и год назад я не был бы уверен, что у нее хватит сил уйти так, как она это сделала.
Последнее, чего я хочу, – это чтобы она бросила меня, но мне действительно нравится видеть, что у нее хватает смелости встать и потребовать того, чего она хочет.
Но я – тот, кого она хочет. Я знаю без тени сомнения, что это так.
Теперь, если бы она, черт возьми, могла позвонить мне и попросить переехать к ней в дом, это было бы здорово.
Она живет там уже три дня, и да, я засы́пал сестру сообщениями и звонками. Она почти ничего мне не говорит, кроме того, что с моей девушкой все в порядке, поэтому я стараюсь не форсировать события.
На пресс-конференции Итан сидит по одну сторону от меня, а мой тренер – по другую. Это приятная передышка – быть не единственным человеком за микрофоном, но это не имеет большого значения, почти все вопросы по-прежнему адресованы мне.
– Мурмаер, – репортер в первом ряду встает и говорит в микрофон. – Как вы держитесь под давлением?
– Я не чувствую никакого давления.
Лгу. Итан, наблюдающий за мной краем глаза, подтверждает, что он тоже знает, что я лгу.
– Первое потенциальное место в плей-офф за шесть лет, если вы сможете одержать победу сегодня вечером. Вы не чувствуете никакого давления?
Как всегда, я надеваю маску. Я спокоен. Хладнокровен. Собран.
– Нет.
Встает другой репортер.
– Как вы думаете, каково ваше будущее в этой игре, если вы не выйдете в плей-офф в этом году? Вы выступаете в лиге уже пять лет, и вам еще предстоит вывести свою команду в плей-офф.
– Я не думал об этом, поскольку полностью настроен на то, что мы выйдем в плей-офф.
Вопросы продолжаются, и я не могу дать ответ на добрую половину из них.
– Со времен колледжа о вас говорят как о следующем Майкле Джордане. В какой момент фанаты перестанут проводить это сравнение?
– Как вы думаете, ваши достижения оправдывают ту зарплату, которую вы получаете?
– Вы хотите сменить работу? Есть более сильные команды, которые в мгновение ока подхватили бы вас, если бы вы стали доступны. Как вы думаете, может быть, для «Чикаго» будет лучше начать все сначала с молодыми талантами?
– Говоря о сделках, как вы думаете, это ваш последний вечер в майке «Дьяволов», если вы не сможете одержать победу?
– Нет, – говорит Итан в микрофон, хотя вопрос был адресован мне. – Он подписал контракт еще на три сезона. Он никуда не уйдет. У кого-нибудь есть ко мне вопросы? Я, между прочим, тоже здесь.
Тихий смешок разносится по толпе, снимая часть тяжести с моей груди, но это длится недолго.
– Мурмаер, чувствуете ли вы, что на вас постоянно лежит бремя? Необходимость постоянно быть идеальным?
Итан снова смотрит на меня, а потом подается вперед, чтобы возглавить пресс-конференцию.
– Да, – говорю я, прежде чем он успевает меня остановить. – Я чувствую это бремя каждый день.
Эти слова эхом отдаются в микрофоне, и репортеры пугающе замолкают от моей откровенности. Я никогда в жизни не был так честен с прессой.
– Я люблю эту команду. Больше того, я люблю эту игру. Но последние четыре сезона часть меня это презирала. На меня постоянно оказывалось давление, чтобы я не проявлял никаких слабостей, не давал вам всем понять, как я боюсь потерпеть неудачу или подвести этот город.
Последний репортер, задавший вопрос, садится рядом со своими коллегами. Камеры продолжают вращаться, а головы уткнулись в блокноты: все записывают мои заявления.
Прочистив горло, я сажусь прямо и наклоняюсь к микрофону.
– В профессиональном спорте существует безумное давление, требующее всегда быть совершенным. Быть машиной. Тысячи людей следят за каждым моим движением, чтобы понять, сто́ю ли я своей зарплаты, и мне грех жаловаться. У меня лучшая работа в мире, и я люблю наших болельщиков, но я – человек. Как бы я ни пытался убедить себя, что это не так, я – человек. Я совершаю ошибки. У меня бывают плохие игры. Я пропускаю важные удары и корю себя за эти неудачи больше, чем любой болельщик, тренер или генеральный менеджер.
Итан ободряюще сжимает мое плечо как раз в тот момент, когда я привлекаю внимание Рона Моргана, стоящего в глубине комнаты.
– Я совершил несколько возмутительных поступков, чтобы убедить других, что я подхожу для этой работы. – Я отвожу взгляд от Рона, возвращая его к СМИ. – И даже более того, я убедил себя в чем-то, чтобы поверить, что я могу быть машиной, которая не теряет хладнокровия, не боится потерпеть неудачу. Я прекратил дружбу и отношения. Я изолировал себя, и в результате игра, которую я так люблю, превратилась для меня в то, что меня возмущает.
Я снова прочищаю горло, в комнате воцаряется тишина.
– Мои первые два года в лиге были одними из самых тяжелых в моей жизни. Продажи билетов зашкаливали, а моя майка продавалась как сумасшедшая, так на что тут жаловаться, верно? – невесело усмехаюсь я. – Черт, те годы были отстойными. Я был в неведении. То, что я был новичком в лиге, заставило меня думать, что я больше не человек, а просто актив, и я вообще плохо справился с осознанием этого. Я лгал вам годами. Я чувствую давление каждый гребаный день, но в этом сезоне, впервые за долгое время, игра снова стала приносить мне радость.
Итак, да, я надеюсь, сегодня вечером мы победим, но если мы этого не сделаем, солнце взойдет все равно. Если мы этого не сделаем, у меня останутся моя семья, друзья и товарищи по команде. И я надеюсь, что меня не обменяют, потому что я чертовски люблю эту команду и я люблю этот город, но контролировать это я не могу. Итак, я собираюсь пойти туда сегодня вечером и сделать все, что в моих силах, получив удовольствие от игры со своими парнями.
Я встаю со своего места и машу рукой.
– Спасибо.
Позади меня поднимается сплошной шум, репортеры выкрикивают мое имя, вспышки камер, но я не останавливаюсь и не оборачиваюсь. Я бегу по закрытому коридору, заблокированному охраной.
Рон входит в холл через боковую дверь. Он стоит спиной ко мне, не подозревая, что я нахожусь у него за спиной, когда он начинает спускаться по дорожке.
– Мистер Морган, – окликаю я, подбегая к нему. – Сэр.
Он останавливается. На нем парадные туфли и идеально сидящий отглаженный костюм.
– Если то, что я там сказал, причиняет команде какое-либо беспокойство, примите мои извинения. – Он качает головой, сбитый с толку. – Я знаю, что на самом деле это не в характере бренда – признавать такие вещи, но…
– Слава богу, ты наконец-то это сделал, – смеется он. – Это тот Пэйтон Мурмаер, которого я хотел показать людям все эти годы. Тот Пэйтон Мурмаер, которого я нашел в колледже. Рад снова его видеть.
Он хлопает меня по плечу, снова сворачивая в коридор.
– Вы поменяете меня, если мы проиграем сегодня вечером? – кричу я.
Он смеется так громко, что эхо отражается от пустых стен коридора.
– Черт возьми, нет. У меня лучший разыгрывающий в лиге. Черт возьми, возможно, лучший разыгрывающий, которого когда-либо видел баскетбол, и он у меня на зарплате. Ты думаешь, я от этого откажусь? Не говоря уже о том, что я вроде как вырастил тебя, сынок.
Поскольку я продолжаю молчать, Рон с любопытством смотрит на меня, прежде чем продолжить.
– Возможно, это не то, что сказал бы любой преуспевающий генеральный менеджер, но я не беспокоюсь насчет счета. Мне нужны ребята, которые хотят здесь играть. Которым нравятся их товарищи по команде. Я хочу, чтобы остальная лига посмотрела на команду «Дьяволы Чикаго» и задалась вопросом, как бы заполучить этих игроков, потому что ребята, которые играют за меня, любят свою работу. Это то, что поможет нам выиграть чемпионат. Это то, что сделает нас успешными, и, Мурмаер, впервые за пять лет, я думаю, тебе нравится то, чем ты занимаешься.
– Это так, сэр.
– Хорошо.
Он медлит, как будто я хочу сказать что-то еще, и я это делаю. Возможно, в этой абсолютной честности есть что-то особенное.
– Могу я сказать вам кое-что, что может заставить вас передумать и обменять меня?
– Черт, – усмехается он.
– Инди не была моей девушкой, когда я впервые рассказал вам о ней. Мы притворялись парой, чтобы убедить вас, что я достаточно смягчился, чтобы стать таким капитаном, каким вы хотели меня видеть. Я просто лгал вам в лицо.
Выражение лица Рона становится холодным и отрешенным.
– Она была просто лучшей подругой моей сестры, которая переехала ко мне, потому что у меня была свободная комната.
Серьезное лицо Рона расплывается в улыбке, которая переходит в неудержимый смех.
– Не может быть! – Он прижимает руку к груди. – Каролина была права с самого начала! Боже, сегодня вечером, когда вернусь домой, мне предстоит выслушать бессчетные «я же тебе говорила».
– Сэр?
– Моя жена, она поняла, что вы двое лжете, как только увидела вас вместе на осеннем банкете. С другой стороны, ты меня убедил. Единственная причина, по которой у меня были какие-то сомнения, заключалась в том, что она щебетала мне на ухо.
– Она знала?
– Конечно знала! Кто в Чикаго, черт возьми, ходит в поход посреди зимы? – Он снова смеется. – Она предположила, что если мы продолжим сводить вас двоих, возможно, это произойдет по-настоящему, и это произошло. Мурмаер, возможно, ты лгал, чтобы убедить меня, что ты другой, но ты все равно стал этим человеком.
– Значит, вы не злитесь?
– Нет. – В его груди урчит смех. – Меня это позабавило.
Я улыбаюсь, чувствуя себя намного легче теперь, когда все это фальшивое дерьмо снято с моей души.
– Хотя я действительно люблю ее. Сейчас.
– Я знаю, Мурмаер. Ты не изменился бы так ни по какой другой причине, кроме любви.
Он протягивает руку, чтобы пожать мою, и, когда я отвечаю на рукопожатие, заключает меня в объятия.
– Итак, чтобы внести ясность, – спрашиваю я снова. – Вы меня не обменяете?
– Я совершенно уверен, что, если я это сделаю, Каролина обменяет меня на нового мужа. Ей действительно нравится Инди, а я не могу придумать для этой команды лучшего капитана.
Сжав губы, я опускаю подбородок.
– Спасибо, сэр.
Он снова уходит по коридору.
– С окончанием сезонов ужины не заканчиваются! – восклицает он. – Я ожидаю, что буду видеть тебя, Инди, Итана и Энни по крайней мере раз в месяц в течение всего лета.
Улыбка скользит по моим губам.
– Мы с удовольствием придем.
Надеюсь.
2094.
