_ГЛАВА 7_
София:
Мы шли по тропинке, и я решилась спросить:
— Чем я тебе вообще могу помочь?
Он остановился, посмотрел прямо в глаза и с хищной усмешкой ответил:
— Ты хорошо дерёшься. Не так, как я, конечно, но достаточно, чтобы не быть лёгкой жертвой. Это редкость.
Я фыркнула, сжав кулаки:
— Ну и что с того?
Он приблизился, голос стал холодным и резким:
- Ты знаешь, как устроен этот город, у тебя есть то, чего у меня нет — это связи.
Я хмыкнула:
— Связи? У меня?
Он усмехнулся и добавил с издёвкой:
— Нет, у тебя нет. Но у твоего опекуна — много. И именно через него можно выйти на нужных людей.
Я остановилась, уставившись на него ледяным взглядом, и сказала с явным вызовом:
— Юра не будет тебе помогать. Забудь об этом. Он не полезет в твою грязь.
Глеб усмехнулся, словно это была самая забавная шутка, и его голос зазвучал холодно:
— Это твоя проблема, а не моя. Делай, что хочешь.
Мы сели в машину, и я не выдержала, выпалила прямо:
— Как это у тебя нет связей, если ты про меня уже столько всего знаешь? Ты же словно читаешь меня как открытую книгу.
Он сжал руль так, что пальцы побелели, и его голос стал холодным, жёстким:
— Я знаю о тебе многое: твои страхи, слабости, прошлое. Но этого недостаточно, чтобы контролировать ситуацию или получить то, что мне нужно.
Он повернулся ко мне, глаза блестели стальным холодом:
— Связи — это не просто информация... Это люди, которые могут открыть двери или навсегда их закрыть. А у меня почти нет таких людей. А у твоего опекуна — целая сеть. Люди, которые решают, кто выживет, а кто нет. Именно через него я могу выйти на тех, кто мне нужен.
Он сжал руль ещё сильнее, голос стал как приговор:
— Вот почему мне нужна ты. Не потому что я хочу, а потому что выбора у меня нет.
Я молчала, чувствуя, как внутри всё сжимается от этой жёсткой правды. Я уставилась ему в глаза, не отводя взгляда, голос прозвучал холодно и резко:
— А как тебя, собственно, зовут? Или ты привык быть просто тенью?
Он на мгновение замер, а потом взорвался хриплым, резким смехом, таким, что в нем слышалась насмешка:
— Глеб. Просто Глеб.
Мы подъехали к незнакомому мне зданию — старому, с облупившейся краской. Я бросила на Глеба вопросительный взгляд, но он уже открыл дверь машины и вышел, не оборачиваясь.
Я вышла следом, бросив на него жёсткий, вопросительный взгляд:
— Куда мы вообще приехали?
Он остановился, повернулся ко мне с холодной усмешкой и без малейшего намёка на терпение подтолкнул меня вперёд, словно я была лишь препятствием на его пути:
— Всё узнаешь, когда войдёшь.
Я почувствовала, как напряжение в воздухе выросло, от чего я вздрогнула, но не подала виду, без сомнений заходя в старое здание.
Мы вошли в помещение. Вокруг свисали грубые боксерские груши, изрезанные шрамами от ударов, словно молчаливые свидетели бесчисленных боёв.
Я остановилась, окинула взглядом это место и вопросительно посмотрела на Глеба. Его глаза встретились с моими, а на губах играла холодная усмешка.
— Пора проверить, на что ты действительно способна, — сказал он, подмигнув.
Я почувствовала, как внутри всё напряглось, как адреналин взрывается в венах.
— Ты думаешь, сможешь выдержать?, — его усмешка стала ещё шире, глаза сверкнули холодом.
Я сжала кулаки так, что побелели костяшки, и, не раздумывая, бросилась на Глеба. Внутри кипела злость — за его насмешки, за холодную уверенность, ещё этот зал, где он решил проверить меня на прочность.
Я нанесла резкий удар, целясь ему в грудь, но он в последний момент рассмеялся — коротко, хрипло, почти с издёвкой и легко отскочил в сторону. Мои кулаки лишь рассекли воздух.
Он поднял руку, останавливая меня, и всё ещё улыбался, будто это была забава:
— Спокойнее, тигрица. Здесь не место для бессмысленной ярости. Покажи, на что ты способна, но не теряй голову.
Мы медленно шагнули в центр зала, где тусклый свет ламп падал прямо на изношенную арену. Глеб встал напротив меня, глаза холодные и сосредоточенные, будто он уже видел меня насквозь.
Я сжала кулаки, мышцы напряглись и каждое его движение отслеживала с жёсткой внимательностью — шаг, взмах руки, дыхание. В воздухе висело напряжение, будто перед смертельной игрой.
Вдруг он рванулся вперёд, как зверь, бросающийся на жертву — резкий, безжалостный, без предупреждения. Его кулак летел прямо на меня, но я успела в последний момент увернуться, чувствуя, как воздух прорезает его удар рядом с лицом.
Бой начался резко и без предупреждения, Глеб рванул вперёд, словно зверь, вырвавшийся из клетки. Его удары были быстрыми и точными, каждый словно молоток, бьющий по моей защите. Я успевала блокировать и увернуться, но сила и опыт противника давали о себе знать, каждый контакт отдавался болью в мышцах и костях.
Дыхание сбивалось, сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди, а мышцы горели от напряжения и усталости.
Глеб не давал ни малейшего шанса на передышку — он давил, ломал ритм, заставлял меня постоянно быть на грани. Его удары были не просто силой, в них была безжалостная холодность, словно он хотел не просто победить, а сломать меня.
Я пыталась найти момент, чтобы атаковать, но в какой-то миг он схватил меня за шею, прижимая спиной к себе. Его рука сжала так, что дыхание стало резким и прерывистым, а в глазах горел холодный огонь.
Он рассмеялся глубоким, хриплым смехом, который звучал как вызов и издёвка одновременно:
— Вот так, теперь ты понимаешь, кто здесь хозяин?
Я скривилась от его слов, почувствовав, как злость и решимость вспыхивают внутри меня ярким пламенем. Его издевательский смех только раззадорил меня сильнее.
Собрав всю силу в руках и ногах, я резко согнулась в прогиб, используя момент его захвата, чтобы кинуть его через себя. Глеб взмыл в воздух и с глухим ударом рухнул на пол арены.
Я тяжело дышала, стоя над ним, глаза горели ненавистью и решимостью:
— Ты ничто для меня. Ни хозяин, ни угроза. Запомни это.
Я резко сорвала перчатки с рук и метнула их прямо ему в лицо. Перчатки ударились о его щёку с глухим хлопком, и я повернулась к выходу с арены, тяжело дыша, чувствуя, как адреналин всё ещё бурлит в венах.
Глеб медленно поднялся с пола, его усмешка была холодной и жестокой, словно нож, вонзающийся в самое сердце. Он не торопился, наслаждаясь моментом, когда я думала, что могу уйти.
Вдруг его рука схватила мою за запястье с такой силой, что я почувствовала, как кости сжимаются под его пальцами. Он снова резко прижал меня спиной к себе, не оставляя ни малейшего пространства для движения. Его дыхание было тяжёлым, а голос низким:
— Ещё рано уходить. Теперь приступим к стрельбе.
Глеб молча протянул мне пистолет, его взгляд был холоден и испытующе-спокойный. Я взяла оружие, ощущая вес металла в руке и усмехнулась, не отводя от него глаз.
— А если я сразу выстрелю тебе прям в голову? — с ледяной усмешкой спросила я, поднимая бровь.
Он лишь чуть шире улыбнулся, не убирая руки с моего запястья:
— Попробуй.
Я медленно подняла пистолет и, не отводя взгляда, приставила его к виску Глеба. В комнате повисла тишина, напряжённая, как перед бурей. Его глаза не дрогнули — только усмешка стала чуть шире.
Я сжала курок. Щёлк.
Тишина стала ещё плотнее. Выстрела не было. Только сухой щелчок, разрезавший воздух.
Глеб усмехнулся, не отводя от меня взгляда, и наклонился ближе, его голос прозвучал хрипло и насмешливо:
— Патронов нет. Учись доверять только себе, если хочешь выжить.
Он резко повернул меня лицом в сторону, и я увидела перед собой ряд мишеней, тускло освещённых лампами в углах зала. Их поверхности были изрезаны следами от пуль.
Он протянул мне пачку патронов:
— Вот патроны. Стреляй.
Я нахмурилась, беря патроны и с раздражением проворчала:
— Хватит командовать. Я не твоя марионетка, чтобы ты мне приказы давал.
Глеб лишь усмехнулся, не отводя взгляда:
— Тогда докажи, что можешь без приказов. Время пошло.
Я молниеносно вставила патроны в магазин и сняла с предохранителя — каждое движение было резким. Без малейшей задержки я подняла оружие и выстрелила по мишеням — каждый выстрел попадал прямо в голову, без промаха.
Не давая себе ни секунды на передышку, я перезарядила пистолет с такой же жёсткостью и хладнокровием, целясь теперь в сердца мишеней. Пули летели с оглушительным треском, пробивая мишени насквозь, словно разрывая их на части.
Я вернула ему пистолет с лёгкой усмешкой, бросив холодный взгляд.
Глеб продолжал смотреть на мишени, явно не ожидая от меня такой точности и решительности.
Его глаза сузились, но на губах появилась едва заметная усмешка.
— Неплохо..., — сказал он тихо.
Глеб резко кинул пистолет на пол, звук удара эхом разнесся по пустому залу. Он подошёл к столу, заваленному кучей бумаг и документов. Медленно перебирая их, он достал фотографию и протянул мне.
На снимке была молодая девушка — явно моложе его и меня, ей едва ли было семнадцать. По глазам я сразу поняла: это его сестра. В её взгляде читалась смесь уязвимости и силы, которая казалась чуждой этому жестокому миру.
Глеб спокойно, но с оттенком серьёзности сказал:
— Обсуди это со своим опекуном. Медлить нельзя.
Я внимательно смотрела на фотографию, ощущая всю тяжесть момента. Медленно и понимающе кивнула, не отводя взгляда от лица девушки — в её глазах читалась история, которую нужно было защищать.
Я сжала фотографию в руках, почувствовав тяжесть ответственности, которая ложилась на мои плечи. Мой голос был твёрдым и холодным, без намёка на слабость:
— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ей. Но не ради тебя.
В этих словах звучала решимость и отчуждение, я не собиралась быть пешкой в его игре, не позволю себя использовать.
Глеб усмехнулся, глубокий и хриплый смех, полный иронии и уважения одновременно:
— Вот это я и хотел услышать.
***
Вскоре мы вышли из здания и дневной свет обжёг кожу, обнажая каждую трещину на асфальте и холод бетонных стен. Воздух был тяжёлым и острым, словно перед бурей, а вокруг царила гнетущая тишина, которая давила на грудь.
Глеб молча открыл дверь машины, его взгляд оставался холодным и сосредоточенным. Я заняла место на пассажирском сиденье, всё ещё сжимая в руках фотографию, которая теперь казалась грузом не только в ладони, но и в душе.
Машина тронулась, и дорога обратно к моему дому растянулась перед нами, как безжалостный путь, где каждый километр приближал меня к новым испытаниям. Внутри меня горело чувство ответственности и жёсткое понимание, это только начало, и впереди будет ещё тяжелее.
Я посмотрела на Глеба, глаза сжались от напряжения, голос вырвался тихо, почти шёпотом:
— Как долго ты её ищешь?
Глеб не спешил отвечать, его взгляд оставался холодным и сосредоточенным на дороге, но голос прозвучал ровно:
— Три года.
Эти слова словно сжали моё сердце в железном кулаке. Три года — это не просто время, это годы ожиданий, потерь и надежд, которые разбивались о жестокую реальность. Я ощутила, как внутри меня что-то сжалось, холод пробежал по спине.
Он повернулся ко мне и в его глазах вспыхнула тёмная решимость, словно пламя, питаемое ненавистью и болью:
— Так же ищу и отца. Чтобы убить.
Я посмотрела на него, глаза сузились, в них смешались недоумение и внутренний протест:
— Убить? За что?
Глеб задержал взгляд на моём лице, голос его стал холодным, тяжёлым, словно вырывающимся из глубин души:
— Не только ты ненавидишь своего отца.
Машина подъехала к моему дому — знакомому и одновременно чуждому после всего, что произошло. Я открыла дверь и вышла, чувствуя, как под ногами твёрдо стоит земля, а сердце бьётся в предвкушении новых испытаний.
Глеб посмотрел на меня, его глаза блеснули лёгкой усмешкой — иронией, уважением и скрытой надеждой.
— Удачи...мышка., — сказал он спокойно, но с оттенком серьёзности.
Он завёл двигатель и бросив последний взгляд в мою сторону, уехал прочь, оставив меня одну.
Продолжение следует...
Мой тгк: https://t.me/normin2020 🩵