Глава 26
Лилианна Эмбер Блейк
Выставив руки в разные стороны, я начала балансировать на краю бордюра. Бетонный блок балюстрады был широким ровно для одной моей ноги, так что приходилось осторожно перешагивать, чтобы не свалиться с опорного ограждения. Кристофер спускался по ступенькам, но бдительно следил за мной, и в те моменты, когда я была близка к падению, бережно перехватывал за бедра.
Вообще он мог держать меня за ладонь, но по озорному блеску его глаз, я поняла, что парень делал это специально.
Ему нравилось трогать меня, а мне нравились его прикосновения.
Оказавшись так высоко над землей, я испытала затаенный страх и восторг. Сам причал и баржи у доков простирались будто на ладони, а далекие катера на воде сияли словно звезды. В детстве мне нравилось ощущение высоты. Я забиралась к папе на плечи или так, как сейчас, покоряла заборы. В те моменты, пока ветер щекотал мое лицо, я прикрывала глаза и чувствовала себя храброй.
Даже сама стихия была в моих руках, а значит я могла справиться со всем.
Когда мы маленькие все кажется таким простым. Мы боимся лишь прикроватного монстра, из проблем – проваленный тест, а для счастья хватает новой серии мультфильмов. Многие считают, что с возрастом они станут счастливее, но, правда в том, что время отнимает у них способность видеть иначе. Как только человек теряет свою наивность, этот мир приобретает только серые краски. Мы больше не можем радоваться радуге после дождя или с замиранием сердца пробегать в темноте дома по ночам. Мы теряет эти эмоции и, увы, способность их восполнять.
Вот я и не хотела взрослеть.
Хотела верить и обжигаться, любить и страдать: наслаждаться простыми мелочами. Свидание в парке, аромат дешевых бургеров и Кристофер рядом – я ощущала себя счастливее, чем когда-либо. Он подарил моему сердцу крылья, позволяя ему воспарить в небеса.
Вот я и не стану омрачать эти часы грустью. В конце концов, мы же все умрем, верно? Разве это повод постоянно думать о смерти? С расставанием был тот же принцип, если ты всю жизнь будешь остерегаться падения, то на старости лет осознаешь, что упустил сотни возможностей, сотни моментов, сотни несказанных слов...
Благодаря маме я смогла отпустить этот страх.
— Иди-ка сюда, — когда мы спустились на причал, Кристофер подошел к краю балюстрады и вытянул руки.
Положив ладони ему на плечи, я слегка пригнулась, чтобы Стэн смог обнять за талию. Подхватив меня, парень снял с забора и поставил на ноги. Плюшевого змея я предусмотрительно спрятала в кармане толстовки – мне не хотелось его потерять или испачкать. Эта игрушка стала ценнее всего, что я когда-либо получала: украшения стоили денег, а она памяти. Я ни за что не расстанусь с ней.
— Сувенирная лавка, — кивнул Крис. — Нам туда.
Парень взял меня за руку и потащил в сторону крытого трека, изрисованного китайскими иероглифами. Друг за другом к его навесу крепились небольшие светильники в виде конусной свечи. Оранжевые огоньки сейчас раскачивались из-за ветра – он дул нам в спину, подгоняя.
— Добрый вечер, — улыбнулся Стэн, привлекая внимание продавца. Я заинтересованно начала осматривать фигурки, выставленные на стеллаже. — Два китайских фонарика.
Как только их передали нам, я хотела достать свою кредитку, но Кристофер зыркнул на меня недовольным взглядом и все оплатил. Я поджала губу, но не стала с ним спорить. На самом деле, мне было неловко из-за этого. И пусть меня вырастили в той семье, где мужчина всегда брал ответственность за свою девушку, это было в новинку. Одно дело, когда мне что-то покупал папа или брат, а другое Стэн.
Это было чертовски мило.
Выбрав самое уединенное место на пирсе, мы распаковали фонарики, и я сложила их по инструкции. Крис чуть не сломал хрупкое крепление, и мне пришлось экстренно спасать его лампион. Парень недовольно пыхтел мне на ухо, пока я рассказывала ему, как правильно справляться со сборкой.
Боже, действительно как маленький мальчишка! Если бы он меня так тискал в своих руках, уже бы давно сломал пару ребер!
— Ты действительно их никогда не запускал? — полюбопытствовала я, поджигая фитилек свечи внутри лампиона.
Кристофер пожал плечами, забрав у меня уже горящий фонарик, он помог справиться со вторым. Когда дело было сделано, Стэн зашел мне за спину и обнял свободной рукой за талию. Отклонив затылок на его грудь, я приподняла голову, изучая сосредоточенное лицо парня.
Пламя фонариков тенью трепыхалось на наших силуэтах. Легкий жар от свечей не согревал, но приятно расслаблял замерзшую кожу. Даже несмотря на кофту Криса, я продрогла – у воды было еще прохладнее чем в парке. Мы стояли у самого деревянного ограждение: впереди была только бескрайняя чернота ночного Мичигана. Где-то на горизонте виднелся корпус проплывающей яхты, но ее затмевало лунное свечение. Серебристые краски размывались на водной глади неровной дорожкой.
Так красиво.
— Ага, — пальцы Кристофера начали массировать мою кожу сквозь одежду. Тяжело выдохнув, я затрепетала ресницами – мурашки пробежали по рукам. — Я считал это глупостью.
— И что изменилось?
— Рядом со мной сейчас та, которая открыла глаза на многие вещи, — прошептал он, теснее прижимаясь ко мне.
Стэн казался расслабленным, но все его тело было напряжено из-за раздумья. Ветер играл с его каштановыми волосами, развеивая их в разные стороны. В воздухе пахло сыростью и тиной, но дыхание Криса приносило горький аромат древесных смол.
Что его терзало? Весь вечер меня не покидала мысль, будто что-то произошло или должно было произойти. Странные слова на корте, о том, что Кристофер не сможет без меня. Наши обещания и его угрюмость.
Не знаю, что он себе придумал, но лучше бы ему поговорить со мной. Молчание – враг любых отношений, какими бы крепкими они не были.
Мне нравились его импульсивность и непостоянность, но иногда из-за этого было очень трудно рядом с ним. Кто знает, что сейчас взбредет в его голову?
— Считается, что этот светлячок в небе приносит удачу, — проговорила я, все еще держа лампион в руках. Фитиль догорал, так что нам стоило скорее отпустить его. — Исполняет желания, избавляет от плохого и еще много и много чего...
— И разве эта чушь работает? — фыркнул парень.
— Главное верить, — вывернувшись – таким образом, чтобы лучше видеть его глаза – я покачала головой: — Когда мы маленькие, без вопросов задуваем свечи на тортах, потому что считаем это волшебством. Нам же сейчас восемь и десять, — я широко улыбнулась, из-за того, что он рассмеялся. — Ну же, не будь таким упрямым, Крис. Загадай желание?
Стэн распахнул веки и посмотрел на меня с издевкой. Его взгляд красноречиво говорил о том, что он думает обо всей этой затее, но парень спорить не стал. В конце концов, именно Кристофер и предложил запустить лампион.
Протянув руку через перила – над нами бушевали волны, грохоча о деревянные опоры пирса – я, затаив дыхание, перевела все внимание на свой огонек фонарика. Пламя освещало изнутри оранжевую ткань с нарисованными на ней странными символами, больше похожими на иероглифы. Совсем недавно я уже загадывала желание, но кто сказал, что они ограничены? К тому же я пока еще не отыскала своего таинственного поклонника, так что... Внезапно в моей голове пронеслись слова Кристофера.
Ты постоянно любила всякую гадость. Фруктовый лед, яблоки Гренни Смит.
В тот момент я не обратила на это внимание, но сейчас они приобрели особый смысл. Он знал?! Наверное, в этом не было ничего удивительного, мы же выросли вместе. Крис был для меня открытой книгой, каждую строку которой я прочла и не раз, но он...
Мне казалось, парень никогда не подмечал мелочи. Будь то отсутствие сахара в чае или, например, предпочтения в музыке. Стэн всегда был зациклен на себе: чего уж там, если он до сих пор понятия не имел о том, какие цветы обожает его мать? Евламия любила лаванду, а Кристофер тащил ей розы и, не потому что он плохой сын, просто это его характер.
Нахмурившись, я краем глаза проследила за его профилем.
Каждый день, на протяжении девяти лет пробираться в женскую раздевалку и оставлять на полочке моего шкафчика яблоко?
Разве он способен на такой жест?
— Ладно, тогда я...
— Крис, — я захохотала, вовремя останавливая его. — Нельзя говорить вслух, иначе не сбудется!
Стэн обреченно закатил глаза и надул губы. Господи, он сейчас, со взъерошенными волосами, зацелованными губами и легкой улыбкой, был таким милым. Если бы его увидели ребята из команды, они бы точно не узнали в нем грозного Змея и Бога футбольного поля.
— Никому не говори, что я занимался этой глупостью. Я просто хотел пустить в небо фонарик, но ты устроила из этого целое издевательство, — захныкал Крис. В этот момент он был так похож на своего отца – дядя Бакстер тоже любил притвориться жертвой. — Давай уже поскорее покончим с этим!
Боже.
Меня распирало от веселья.
Разорвав зрительный контакт, я вновь обернулась к лампионам и прошептала про себя первое попавшееся на ум. Хочу, чтобы Кристофера взяли в НФЛ. Это было его заветной мечтой и все, чего я желала, видеть его счастливым. Я настолько погрузилась в себя, что буквально представила грандиозные матчи, скамьи болельщиков и меня среди них. Пусть Крис еще не обрел всемирную известность, но у него уже был, как минимум, один преданный фанат.
Я всегда поддерживала его, даже если он и не знал об этом.
Загадав желание, мы одновременно отпустили фонарики. Яркие светлячки тут же подхватил ветер, и они взмыли в воздух, устремляясь все выше и выше. Привстав на носочки, я оперлась ладонями в перила и подалась вперед, провожая глазами лампионы. Кристофер обнял меня двумя руками и положил подбородок на макушку.
В царившем вокруг нас молчании только сердца бились в унисон и звучало редкое прерывистое дыхание. Мое сердце влюбленно сжималось, пока я нежилась в приятном тепле Криса. Уже было поздно и, наверное, стоило бы возвращаться домой, но ни я, ни он не могли отпустить это мгновение.
Неожиданно откуда-то со стороны раздались первые гитарные рифы. Струны пронизывающе исполняли аккорды, пробирая меня мелодией до мурашек. Это было что-то трогательно и нежное, а когда парень запел, я узнала песню – Right Here группы Ashes Remain.
Уличный музыкант расположился с установкой электрогитары у ступенек пирса и хрипло напевал без микрофона. Кристофер тоже заметил его и обернулся. Парень – он был едва старше нас – уже собрал вокруг себя зевак. У него хорошо получалось – от каждой чувственной строки мой пульс срывался, а по телу проносился болезненный трепет.
Я буду именно здесь сейчас.
В моих глазах собрались слезы, но на губах блаженствовала улыбка. Шум воды, крик чаек, ноты струн и стук сердца Криса превратили этот момент во что-то нереальное. Как и тогда в душевой, у меня снова возникла мысль: вдруг это не больше, чем сон? Любовь вводила в состояние эйфории настолько сильной, что я забывала делать вздох и просто задыхалась. Голова шла кругом, но мне нравились эти ощущения.
Словно я стояла на палубе, и меня укачивали стремительные волны. На душе было так спокойно и расслабленно, что я бы пожелала остаться здесь и сейчас навсегда. Не хочу, чтобы завтра наступало. Кто знает, какие испытания поджидают нас в будущем? Через что мы еще должны пройти и как закончится наша история? Я не могла знать всего, но в одном была уверена: счастливее, чем сейчас я никогда не буду.
В этом и прелесть первой любви – нужно чувствовать ее тогда, когда твой мир полон красок, когда ты молод и будешь готов принять ее.
— Потанцуешь со мной, малышка Лили? — наклонился к моему уху Крис.
Я вздрогнула от его горячего шепота – каждый волосок ожил на моей теле. Дождавшись кивка, парень развернул к себе лицом, положил ладонь на мою талию и закружил в такт рифам...
Энтони Кристофер Стэн
Хочу, чтобы она всегда улыбалась.
Вот, что я загадал. Смотря на пламя свечи, я видел только огоньки глаз Лилианны – ее янтарные радужки, пронизанные темными прожилками горького шоколада. Если глаза Деймона и их отца, Бенджамина, вселяли ужас, то ее заставляли желать умереть в них. Она гипнотизировала меня, но я был не против. Пусть заберет хоть душу, только бы Лили была счастлива.
Держа малышку в своих руках, я вел ее в медленном танце, подстраиваясь под ритм гитары. Я терялся в водовороте этих чувств, что полнили мое нутро. Было такое ощущение, словно я воды наглотался и теперь тонул, но ни за что бы никому не позволили меня спасти.
Вокруг нас была только темнота, отголоски Мичигана и любовь, пронизывающая каждую частичку моего гребанного тела. Да, я любил ее. С самого детства, как только увидел, как только она впервые мне улыбнулась, я понял, что обречен принадлежать ей.
Я всегда знал об этом, но предпочитал молчать, чтобы не давать надежду себе самому. Тогда – мы были слишком маленькие, потом – малышка Блейк отчаянно бежала от меня, а сейчас – просто хотел сделать все правильно.
Лилианна держалась за мои плечи и умело следовала. Ее длинные волосы трепались на ветру, а с лица не сходила улыбка. Я только и наблюдал, как порхали ее ресницы, когда я нарочно сильно кружил Лилианну, и как она прижималась ко мне грудью, вскрикивая от неожиданности.
У нее хорошо получалось – стройное тело в моих руках пело, отзываясь на каждое движение. Когда мы пересекались на приемах, и я был вынужден смотреть со стороны, как она танцевала с другими, я ненавидел весь белый свет за это. Наши отцы пытались разделить нас, но чем строже они становились, тем сильнее разгоралась моя нужда. Это вызывало только раздражение и злость: я хотел ее, но был вынужден делать вид, что мне плевать из-за цербера Деймона и ее чопорного отца, который улавливал каждый мой похотливый взгляд!
Это ощущалось как голод.
Жуткий, дикий, животный голод.
— Мелкая, каким ты видишь будущее? — прошептал я.
Сердце в груди билось настолько сильно, что мне становилось больно. Каждый дюйм моей плоти горел от близости Лили. На ней сейчас была моя толстовка, полностью прикрывающая ее платье, но, клянусь, я ничего сексуальнее в жизни не видел. Эти длинные стройные ноги, эти полные губы, эти горячие румянцем щеки...
Она выглядела такой невинной.
— Ну-у-у-у, — малышка Блейк явно стушевалась от моего вопроса. Она задумалась и тихо произнесла: — Я поступлю в колледж. Отец хочет что-то из Лиги Плюща, но я не собираюсь уезжать из Чикаго. Я люблю этот город, а в Англии я буду слишком одинока. Наверное, выберу Северо-Западный университет. Потом работа в мамином фонде, мне нравится помогать людям, так что, думаю, я справлюсь.
Уехать из Чикаго? В Англию?
Я вытаращил на нее глаза, холодея от ужаса. Мне даже представлять не хотелось, что произойдет, если она все же решится на переезд. Даже так на расстоянии пары десятков ярдов друг от друга, когда мы возвращались из школы домой, я скучал по ней. Но что, если нас разделят тысячи миль? Океан и разницы во времени?
Мои внутренности скрутились в узел, а по венам пронеслась адская смесь из страха и отчаяния. Я не смогу без нее. Точно превращусь в подобие Майкла – живого мертвеца без света в глазах, который захлебывается в собственной боли и не видит солнца.
— Хочу завести собаку, — продолжала лепетать Лили. Она переместила руки с моих плеч, обняла за талию и прижалась к груди. В таком положении мы продолжали танцевать, пока музыкант исполнял «Right Here». — Не знаю, или кота? А лучше сразу двух. Выйду замуж, может, годам к двадцати пяти рожу первого ребенка.
Выйду замуж... Рожу первого ребенка...
Я гребанный мазохист, но, закрыв глаза, на минуту представил ее будущее со стороны. Без меня. Вот она оканчивает школу, поступает в колледж, обзаводится новыми знакомствами, начинает с кем-то отношения.
Стиснув челюсть, я уткнулся носом в волосы Лилианны – аромат ее яблочного шампуни забрался в мои легкие. Она здесь, все еще рядом, только моя и для меня. Но я продолжал добивать себя, мысленно рисуя картины ее обнаженного тела в постели с тем ублюдком. Как малышка Блейк в белом подвенечном платье шагает навстречу своего будущему мужу, но, увы, не мне.
Черт.
Было такое чувство, словно на моем сердце проводили операцию без наркоза. В него, раз за разом, всаживали острый скальпель – уже не было живого места, но эта пытка продолжалась. Мои глаза запекли, а сквозь губы прорвался стон.
Деймон может у меня отсосать, но я ни за что не отпущу его сестру! Пошел он на хрен! Моя карьера футболиста не помешает будущему обоих! К тому же, это все равно не навсегда. Первая же серьезная травма или мое тридцатипятилетние станут финалом. Да, в постоянных разъездах, но я всегда буду возвращаться только к ней.
В ее теплую постель, когда я буду прижимать ее к своей груди и шептать о любви. Я – это буду я, но ни кто-либо другой! Я тот еще эгоист и собственник, но она любит меня таким, какой я есть!
Насрать на всех остальных!
Обхватив голову Лилианны руками, я поднял ее на себя и впился поцелуем в губы. Девчонка ахнула, но быстро сдалась под моим напором. Накинувшись на нее с остервенением, я зарычал, пытаясь этим напором показать, как она нужна мне. Уместив затылок мелкой на сгибе локтя, я стиснул в руке ее толстовку и притянул еще ближе к себе.
Жар ее рта пронесся по моему телу, устремляясь прямо вниз живота. Член начал твердеть, но сейчас мой рассудок был чист, как никогда. Если до этого момента я терзался сомнения, смогу ли сделать счастливой Лили, то теперь понял одно. Никто не будет ее любить сильнее, чем я.
Только я видел, как она училась кататься на скейте! Вместо со мной она носилась на велике и разбивала себе колени, потому что вовремя не успевала нажать на тормоз! Это я дразнил ее из-за гольфов и дергал за косички, потому что она была слишком идеальна! Я знал о ней даже больше, чем о самом себе.
Так разве сможет ее сделать счастливой кто-то, кроме меня?
— Боже, — смущенно выдохнула Лилианна.
На ее лице отразилась эйфория, схожая с моей. Продолжая любоваться ею, я вслушивался в строки песни, отмечая, как она вторит моим чувства к малышке Блейк.
Я буду именно здесь сейчас, буду держать тебя, когда небо обрушится. Я всегда буду тем, кто занял место рядом с тобой.
В эту минуту я словно очнулся. Оцепенение, которое настигло меня при встрече с Деймоном, спало. Я снова стал прежним Кристофером, которому уж точно было плевать на мнение наших семей и тем более окружающих. Она моя! И пусть кто-то попробует ее у меня забрать! Мой отец, гребанные Блейки, даже сама судьба!
Любовь под запретом не для нас двоих, а тех, кто захотел бы помешать ей.
К черту!
— У меня идея, — Лили посмотрела на ленточку вокруг моего запястья – я до сих пор не снял ее после стрельбы в тире – и улыбнулась. — Кристофер, все началось ведь с нее. Девять лет назад, когда ты украл ее, запустил водоворот этих событий.
Опустив взгляд на белый лоскуток шелка с нелепым бантиком, я покачал головой. Нет, мелкая, начало положило наше рождение, а в тот вечер я понял, что люблю тебя. Вот такую, чистую и невинную, не понимающую моих грязных слов и с отчаянным блеском в глазах. Больше всего на свете в тот вечер мне хотелось затащить ее в подсобку и спрятаться вместе с ней в темноте. Болтать без умолку, научить ее паре приемов с мячом и поцеловать.
Тогда я струсил этих желаний, но мне больше не десять.
Взяв меня за руку, Лилианна повела в сторону ограждения пирса. Озадаченный и смятенный, я просто наблюдал за ней со стороны. Девчонка развязала ленту, а потом обвила ее вокруг металлического перила. Ветер вырвал у нее из рук украшение, но мелкая быстро закрепила его, заставляя и меня сделать узел.
— Наш замок любви: пока он держится, мы будем вместе...
Тогда лучше зафиксировать его суперклеем, Лили, потому что я не собирался тебя отпускать.
Накрыв руки Блейк своими, я прижался к ней со спины и наклонился к уху. Лилианна дрожала от эмоций, а ее сердце бешено колотилось. Гитара стихла, ветер перестал греметь цепями катеров, даже чайки заткнулись, поэтому мои слова прозвучали раскатов грома в образовавшейся тишине:
— Я люблю тебя, мелкая. Не надейся, что эта лента поможет тебе избавиться от меня, — поцеловав ее в висок, я потерся носом о затылок и снова прошептал: — Я люблю тебя, Лилианна.
— Любишь меня? — всхлипнула девчонка.
Она вывернулась в моих руках и вцепилась мертвой хваткой, словно была готова потерять сознание. На ее ресницах колыхались слезы – редкие капельки уже стекали по щекам, иногда опадая на ее наливные губки.
— Что-то вроде того, мелкая, — подразнил я, наклоняясь за своим поцелуем.
— Боже, Кристофер, — стон Лили обрушился на мои губы.
Пошатнувшись от накала страсти, я вцепился в балюстраду за ее спиной. Щекоча друг друга кончиками языков, мы клялись в любви, обмениваясь редкими стонами. Где-то вдали пронесся гудок грузовой баржи, но он остался без внимания, как и весь этот мир. В мои ладони впивался узел шелковой ленты, туго обвязанной вокруг перекладины.
Лучше бы ей никогда не распускаться...