Liskook Oneshot's

Жанр: дарк-романс, триллер, серийные убийцы, одержимость, враг-враг.

Лалиса Манобан. 27 лет. Убийца.
Никто не знает её по имени. В полицейских сводках её называют "Черной вдовой" - серийная убийца, исчезающая без следа после каждого "разбитого сердца". У неё есть правила:

1. Он должен быть красив.

2. Он должен захотеть её.

3. Он должен умереть.

Пять лет назад один человек разрушил её - вырвал сердце и выбросил. Теперь Лалиса убивает не ради мести, а ради ощущения, что у неё снова есть контроль.

Но она не знает: он жив. Он стал хуже.

---

Чон Чонгук. 29 лет. Убийца.
Харизматичный. Хищный. Дьявол в теле мужчины.
Он охотится по клубам, подбирает идеальных жертв - девушек, мечтающих о страсти. Он обещает им ночь любви. Они не доживают до утра.
Свою первую жертву он убил с мыслями о ней - о той, кто когда-то разбила его сердце.
Лалиса.
Он думал, что забыл.
Пока не увидел её снова.

---

Место действия: Сеул, 2025. Ночной клуб "Бездна".
Музыка бьётся в груди. Свет мигает. Всё зыбко.
В воздухе - вино, грех и ложь.

Он замечает её с другого конца зала.
Она - спокойная, как акула.
Он - уверенный, как охотник.
Они оба ошибаются.
Они оба хищники.

---
Город, облитый неоном, казался слишком живым для такой ночи. Ночь, в которой кому-то не суждено будет проснуться.
Ночь, где два зверя обнажат клыки, не зная, что смотрят в зеркало.

Клуб "Бездна" был известен своей атмосферой - тут никто не искал любви. Тут покупали грехи, продавали тела и прятали страхи под маской возбуждения.
Именно за этим сюда пришла Лалиса.
Не за сексом.
За смертью.

Сегодня ей нужно было новое лицо. Новый запах. Новый мужчина.
Очередной.

Она вошла плавно, как ядовитая капля в бокал вина. Волосы - как чернила. Платье - как второй слой кожи. Взгляд - холодный, но желанный.
Она всегда знала, как выглядеть жертвой, чтобы быть палачом.

- Один, мартини с зелёным, - бросила бармену, не глядя. Её пальцы провели по ободу бокала с таким вниманием, будто это была кожа чьей-то шеи.

- У тебя особенный вкус, - голос справа.
Мужской. Низкий. Беззастенчиво уверенный.

Она повернулась медленно.
Их взгляды столкнулись.
Он - в чёрной рубашке, расстёгнутой до четвёртой пуговицы. Волосы чуть влажные, как после душа. Вены на кистях - напряжены, будто готов к драке или к греху.
Улыбка - без тени страха.

- А у тебя особенный наглец внутри, - ответила Лалиса. Её губы тронула лёгкая насмешка.

Чонгук прищурился.
Что-то в ней... казалось знакомым. Но он не мог вспомнить. Не сейчас. Не здесь.
Он видел сотни женщин.
Но не таких.

- Я бы предложил выпить за... случайные встречи. Но, боюсь, ты не из тех, кто верит в случайности.

- А ты - из тех, кто приглашает всех с красивыми ногами? - она пересекла ногу на ногу, не сводя с него взгляда.

- Нет, - он усмехнулся, придвигаясь ближе. - Только тех, чьи глаза смотрят так, будто они уже похоронили кого-то.

У неё дрогнул палец на бокале. Совсем чуть-чуть.
Он чувствовал.
Он играл.

Но Лалиса тоже чувствовала.
Он говорит, как будто знает её.
Как будто тоже прячет что-то под кожей.

- Ты умеешь читать глаза?
- Я умею видеть то, что другие боятся замечать.
- И что ты видишь во мне?

Он наклонился, его губы почти касались её уха.
- В тебе - смерть. Но она такая красивая, что я готов умереть дважды.

Она сжала бокал сильнее.
Не потому что боялась.
А потому что возбуждалась.

Чёрт. Он идеален.
Именно такие - лучшие для финала.

- Хочешь ко мне? - мягко, будто приглашая в сон.
- Уже иду, - прошептал он.

Они вышли из клуба, скользнув в ночь, как пара вампиров, ищущих друг друга не ради любви, а ради боли.

Никто не подозревал, что охотник и охотница идут в одно логово.
Только неясное чувство у обоих...
Будто они не просто знакомы.
Будто когда-то один уже ломал сердце другому.
И теперь пришло время платить.

---
Квартира Лалисы была идеально подобрана под роль: просторно, дорого, со вкусом. Белые стены, стеклянные поверхности, аромат жасмина и кофе. Ничто не выдавало, что в этом доме умерли мужчины.

Только глаза хозяйки - холодные, неестественно спокойные - могли предсказать бурю.
Но Чонгук не видел. Или делал вид, что не видел.

Он зашёл первым, скользя по мраморному полу, как будто уже чувствовал себя победителем.
Её кошка - чёрная, с янтарными глазами - мелькнула в тени и исчезла.
Он усмехнулся.

- У тебя даже питомцы загадочные.
- Они просто отражают хозяйку, - ответила она, снимая пальто, как кожу.

Он наблюдал за ней с нескрываемым интересом. Движения её были почти кошачьими: плавными, грациозными, но слишком точными, чтобы быть случайными.
Он чувствовал в ней угрозу, но не мог понять, в чём именно она заключалась.

- Выпьешь что-то?
- Уже пьянею от тебя, - усмехнулся Чонгук, проходя за ней на кухню. Он всё ещё играл роль.
- Осторожно. Слишком сладкое вызывает зависимость.

Она налила вино - глубокое, почти чёрное. Подала ему бокал и посмотрела, как он делает первый глоток.
Он не заметил, как внимательно она следит.
Он был слишком уверен в себе.
Как и все её прошлые жертвы.

- Почему ты выбрал меня? - спросила она, присаживаясь на подоконник, обнажая колено.
- Потому что ты не выбрала меня первой.
- Глупый повод.
- А ты здесь. Значит, не такой уж глупый.

На губах Лалисы появилась ухмылка. Она сделала глоток и вдруг резко встала.

- Танцуешь?
- Сейчас?
- Всегда.

Музыка - медленная, тягучая - зазвучала через колонки. Она двинулась к нему, прикасаясь к его рукам, к шее.
Он позволил себе обхватить её талию.
Близость.
Жар дыхания.
Пальцы скользнули под рубашку.

Он был в игре. Уверен, что ведёт.
Но на самом деле она уже знала, где в подвале лежат наручники.
И какие седативы растворяются в вине без вкуса.

Они не говорили.
Телами - да.
Жар на коже, хриплое дыхание, приглушённые стоны. Она позволила ему думать, что он ведёт. Позволила ему взять её так, будто она нуждается в этом.

Он не знал, что в этот момент она выбирает угол, где будет приковано его тело.

Когда он заснул, выдохнув с улыбкой на губах, она долго смотрела на него.
Склонилась. Погладила по щеке.

- Глупый, красивый зверь...
Она прошептала это с той нежностью, с какой прощаются с теми, кто больше не проснётся обычным.

Через несколько минут он уже был связан. Твёрдые ремни, холодный бетон.
И прохлада подвала.

Он очнулся в темноте. Голова гудела. Плечи болели.
Рядом - голос.
Её голос.

- Доброе утро, Чонгук.
Он напрягся.
Глаза открылись, тело дернулось, но - ремни.

Она сидела напротив. В кожаной куртке, с бокалом вина, всё такая же спокойная.
Как будто это был обычный вечер.

- Что... что за чёрт?..
- Приятно снова видеть тебя. Хотя... ты пока не понимаешь, насколько приятно.

- Сука...
- Тише. Мы же только начали. У нас впереди очень... насыщенная ночь.

Он хотел что-то сказать, выкрикнуть, выругаться - но её палец уже коснулся его губ.

- Не порти. Мне хочется насладиться тем, как ты начинаешь понимать.
Ты думал, что ты - охотник.
А ты просто вернулся домой.
К той, кого когда-то сломал.

---
Он пришёл в себя, когда холод коснулся его спины.
Цементный пол. Темно. Гудело в ушах.
Руки связаны за спиной ремнём. Ноги - прикованы к кольцу в полу.
Запах железа, пота, крови... и духов.

Она была здесь.

- Очнулся. Надеюсь, удобно.
Он узнал голос.
Низкий. Насмешливый. Сладкий, как цианид в бокале вина.

Чонгук поднял голову. Она сидела на стуле напротив, скрестив ноги. Короткое чёрное платье. На губах - игра, в глазах - безумие.

- Отпусти. Пока не пожалела.
Она встала, подошла ближе. Скользнула пальцем по его щеке, задержалась у шеи.

- А ты думаешь, я тебя боюсь?
- Тебе следовало бы.
Он резко дёрнулся, будто хотел укусить её руку, но она уже отошла. Засмеялась - коротко, сухо.

- Я слышала о тебе. "Жаркие ночи", трупы в реке, улыбка палача. Милый стиль.
Она открыла ящик.
Вынула тонкие иглы, хирургические ножи, скальпель. Разложила всё на подносе, как на ритуале.
Он смотрел, не моргая.

- Не боишься, да? - она склонилась к нему, коснулась подбородка. - Или не в первый раз?

Он хрипло усмехнулся.

- Я пережил пытки, от которых люди с ума сходили. Тебе придётся постараться.
- О, малыш, я не стараюсь. Я наслаждаюсь.

Она провела лезвием по его груди - медленно, ласково. Оставила тонкую полоску, из которой выступила кровь.
Он стиснул зубы, тело напряглось, но не дернулся.

- Нравится играть в сильного?
- Я не играю.

Лиса нагнулась, её волосы щекотали его лицо. Она царапала его кожу ногтями, обводила пальцем следы крови, потом облизывала - с удовольствием.

- Знаешь, что интереснее всего? - прошептала она. - Ты всё ещё не узнал меня.
- И не хочу.
- Лжёшь.

Она провела скальпелем по его ключице, глубже. Он зарычал - не от боли, от ярости.
Она чувствовала, как он кипит внутри. И это заводило её.

- Когда ты бросил меня, - сказала она внезапно, - я умирала. По кусочку, каждый день.
Он замер.

- Что?
- Но потом я нашла вкус к другому. К боли. К контролю.
Она встала.
- Я убила первого, когда поняла: их глаза перед смертью - такие же, как твои, когда ты ушёл.

Он вскинул голову. Смотрел на неё, как на привидение.
- Лиса?
Она замерла.
Тишина прорезала воздух.

- Слишком поздно, Чонгук. Теперь ты - один из них.
- Нет.
- Ты - мой последний.

Она наклонилась. Поцеловала его в шею. Он вздрогнул.
От боли.
От узнавания.

- Думаешь, ты можешь меня сломать? - прошипел он. - Девочка, я сжигал города. Я слушал, как умоляют о пощаде.
- И ты думаешь, мы не похожи?

Она подняла нож. Её лицо исказила эмоция, что была ближе к страсти, чем к гневу.

- Мы с тобой - не люди. Мы болезни.
- Тогда кто кого заразит первым?

Они смотрели друг на друга. Словно пламя и бензин.
И в этом взгляде было всё: прошлое, ярость, желание, страх и вожделение.

- Развяжи меня. - его голос стал хриплым, низким. - Хочешь игру - сделай честно.
- Я не играю честно.
- Тогда ты проиграешь.

Она прижалась к нему. Села на него.
- Докажи.
Он поднял бровь.
- Развяжи - и ты пожалеешь.
- Или возбудишься?

Она расстегнула один ремень. Он не двигался.
Словно зверь, дожидающийся момента.

Они оба знали - скоро кровь польётся не только на пол.
А может, они и не захотят убивать.
Пока.

---
Подвал всё ещё пах страстью и кровью.
Старые стены хранили стоны, как церковь хранит молитвы.
А посреди этой святыни сидела она - в темно-красной рубашке, прилипшей к телу, с бритвенным ножом в пальцах, будто дирижёр с острым смычком.

Он был привязан к железному стулу - руки раскинуты, грудь вздымалась. Чонгук молчал.
Но его глаза...
Они смотрели на неё так, будто в ней он узнал нечто опасное, болезненно родное.

Лиса медленно прошлась перед ним - босиком, бесшумно.
Остановилась.
Наклонилась.
Словно заглядывала в душу.

- Тебе когда-нибудь снилась месть, Чонгук? - прошептала она.
- Она мне не снится. Я в ней живу.

Уголки её губ дёрнулись. Не в улыбке - в предвкушении.

- А боль? Ты любишь её?
- Нет. Но она любит меня.
- Тогда мы с тобой похожи. - Лиса опустилась на корточки перед ним. - Ты знаешь, я убивала парней, похожих на тебя.
- Потому что один разбил тебе сердце?

Она замерла. На миг - словно её застали нагой.
Потом - холодная усмешка.

- Нет. Потому что все они были слишком слабы.
- А я? - его голос - как ржавый металл, хриплый, низкий.
- Ты...
Она медленно провела ножом по его груди - едва, как ласка. Кровь не выступила. Только след.
- Ты раздражаешь.
- Потому что не боюсь?
- Потому что ты напоминаешь мне себя.

Они замолчали. Только их дыхание сталкивалось посередине - в горячей точке невидимого взрыва.
Он дернул плечом. Ремень скрипнул, но остался крепким.

- Освободи меня, - произнёс он.
- Нет.
- Почему? Боишься?
- Я боюсь скуки. А ты ещё интересен, пока привязан.

Она встала, подошла к столу. Взяла крошечный сосуд с солью - алой, как засохшая кровь.
Вернулась и высыпала немного прямо на порез на его руке.
Он не дёрнулся.
Только зрачки сузились.
Искра.

- Это всё? - прохрипел он.
- Пока что.
- А если я скажу, что ты ошиблась?
- С кем?
- С жертвой.

Она опустилась к его уху.
- Я не ошибаюсь. Я выбираю тех, кто напоминает о прошлом.
- А если ты схватила не отражение, а самого демона?

Она не ответила. Только провела пальцами по его шее - нежно, будто любовница.
- У тебя шрамы.
- У тебя - на душе.
- А ты знаешь, как лечатся такие раны?
- Укусами.

Он попытался дёрнуться вперёд, но ремни натянулись, не давая ему ни сантиметра свободы.
И тогда он рассмеялся - тихо, коротко, горько.

- Если ты не убьёшь меня, Лиса...
- Что тогда?
- Ты привяжешься ко мне.
Она замерла. Смотрела.
Долго.

А потом поднялась и отступила в темноту.
- Посмотрим, кто из нас первый сгорит.

За её спиной скрипнула дверь.
Он остался один.
Но в груди - в первый раз за долгое время - что-то тихо дрожало. Не страх.
Признание.

---
Подвал снова затих. Только свет от лампы на цепи качался, отбрасывая неровные тени на лицо Чонгука - лицо, искажённое не болью.
Нет.
Он улыбался.

Лалиса стояла в двух шагах от него - руки за спиной, в пальцах блестело тонкое лезвие. Она была без макияжа, босиком, волосы спутаны - почти призрак. Но внутри - горела.

- Что ты хочешь этим добиться? - её голос был ровным, как ледяное лезвие.
- О, поверь... мне не нужно ничего добиваться. Я уже получаю удовольствие. - он наклонил голову, язык пробежался по нижней губе. - Наблюдать, как ты разрываешься между злостью и интересом - это почти эротично.

Её пальцы сжались. Но лезвие не дрогнуло.

- Не забывай, кто тут связан.
- Ах да. Как ты любишь контроль, правда?
- Я люблю тишину от таких, как ты.
- А я люблю, когда такие, как ты, ломаются в голосе.

Она резко подошла, схватила его за челюсть. Её лицо - близко. Вены на шее - натянуты.
- Ты слишком смелый для человека, которого я могу лишить языка прямо сейчас.
- А ты слишком дрожишь для палача.

Тишина. На секунду.
Глубокая, ранящая.
И в эту секунду Лиса - сломалась.

Не телом. Не лицом.
А чем-то внутри - будто старая трещина в сердце дала новую сеть.

Он почувствовал это.
И вцепился.
- Что, Лалиса? Я напоминаю тебе его? Того, кто сломал тебя? - он прошептал, почти ласково. - Ты пыталась убить призрак, и нашла настоящего монстра.
- Замолчи...
- Ты красивая, когда злишься. Но - ещё красивее, когда боишься себя.

Её руки дрогнули. Лезвие упало.
Мгновение.
Ужас.
Слабость.

И тут - она поднялась. Изнутри. Вспышкой.
Собрала всё, что её делало хищницей, и снова натянула маску на лицо.

Она медленно подняла глаза на него.
- Поздравляю, Чонгук. Ты почти коснулся меня.
- Почти?
- Но я не из тех, кто ломается. Я ломаюсь, чтобы стать страшнее.

Она подошла к пульту. Нажала кнопку.
Из потолка опустилась камера. Она направила её прямо на него.

- Что ты делаешь?
- Начинаю игру. Раз ты так хорошо читаешь людей - читай. Но помни: каждое слово, каждый взгляд, каждое враньё - теперь записывается.
- И?
- И в конце этой игры выживет только один.
- А ты думаешь, это будешь ты?

Она рассмеялась. Тихо. Без радости.

- Я не выживаю, Чонгук. Я убиваю. А ты...
Она провела рукой по его лицу. Медленно. Пальцы - как по стеклу.
- Ты всё ещё мечтаешь о свободе, хотя давно мёртв внутри.

Он не ответил. Только сжал кулаки.
Она повернулась к выходу.

- Доброй ночи, мой демон. Завтра я снова буду играть с твоими тенями.

И вышла.
А он остался - дыша тяжело, с жаждой на губах.

Он знал:
Теперь она не просто охотник.
Она - его зеркало.
И в этой игре не будет победителей.
Только боль.
И, может быть, любовь - такая, что пожирает.

---
Он не спал.
Чонгук смотрел в потолок, где качалась лампа. Свет бил по глазам, но он не моргал. В голове - её шаги. Они были лёгкими, как у кошки, но каждое касание подошвы об пол - как гвоздь в разум.

Она вернулась.

Дверь скрипнула. И вновь - она. В сером халате, как будто сошла с киноплёнки про безумие. В руках - поднос. Еда. Кружка кофе. Папка.

Он ухмыльнулся.

- Решила покормить, прежде чем начнёшь снимать кожу?
- Я просто хочу, чтобы ты остался в сознании, когда я буду разрезать твою психику. - её голос был мягким. Опасно мягким.

Она поставила поднос. Села на табурет перед ним. Папка легла на колени.

- Сегодня будем говорить.
- Допрос?
- Нет. Разговор.
- А что, ты умеешь говорить, не разрывая вены?
- А ты умеешь молчать, не провоцируя смерть?

Он усмехнулся.
- Знаешь, мне интересно.
- Что?
- Почему ты не убила меня в первую же ночь?
- А ты не рад, что не убила?
- Нет. Я просто хочу знать, что во мне удержало тебя.

Она молчала. Губы сжались.

- Я напомнил тебе о нём? - прошептал он. - О том, кто сделал тебя такой?

У неё дрогнули пальцы. Папка едва не соскользнула с коленей.
Чонгук продолжал, тише:
- Тот, кто сломал твою наивную девочку внутри. Кто вырвал твою душу и засмеялся. Он любил играть с тобой, да?

- Хватит.

- Он заставлял тебя чувствовать себя живой - только в тот момент, когда причинял тебе боль.
- Заткнись.

- А потом бросил. Или предал. Или умер? Нет, ты бы не страдала, если бы он просто умер.

- ЗАТКНИСЬ.

Она вскочила. Табуретка опрокинулась. Поднос со звоном упал, кофе обжёг кожу его ноги, но он даже не вздрогнул.
Только смотрел.
В упор.
Прямо в неё.

- Ты ненавидишь меня, потому что я говорю правду. А правда в том, что мы с тобой - из одного мяса. Из одного гнили.

Она медленно подошла. Склонилась над ним.

- Ты не знаешь меня.
- Я чувствую тебя. И знаешь почему?

Он вытянул руки - насколько позволяли наручники - и почти коснулся её лица.

- Потому что я был тобой. До того, как начал убивать. Меня тоже разбивали. И плевали в душу. И делали из меня ничто. Я был слабым, как ты.
- Я не слаба.
- Именно поэтому ты держишь меня здесь. Потому что знаешь - если я выйду, мы или убьём друг друга... или будем вместе.

Она застыла.

- Не говори «вместе». Ты не знаешь, что это значит.
- А ты знаешь?
- Я... я знала.
- Он научил?
- Он сожрал.

Впервые - её голос дрогнул. Настояще. Без маски.
Она села обратно. Папка всё ещё была на полу, но ей было всё равно.

Он смотрел, как её плечи подрагивают. Не от слёз. От злости на саму себя. От того, что хоть на секунду, но он проник.

- А теперь, Лиса... - он прошептал её имя, впервые, как будто это не имя, а заклинание. - Позволь мне задать один вопрос.

Она молчала.

- Что, если мы не жертвы? Не монстры?
- А кто?
- Исцеление друг для друга. Такое болезненное, что кровь будет течь годами, но в итоге - ты снова сможешь дышать.

- Ты - лекарство? - рассмеялась она.
- Нет. Я - яд. Просто он тебе подходит.

Он наклонился вперёд - цепи звякнули.
- Развяжи меня, Лалиса. Не чтобы убежать. А чтобы мы начали по-настоящему.
- Что именно?
- Игру. Глубже. Темнее. Без масок. Где нет «жертвы» и «палача». Только мы. И всё, что мы боимся открыть даже себе.

Она встала. Подошла к стене. Взяла ключ.
Повернулась к нему.

Долгая пауза.
Только дыхание. Только их тени, сливающиеся в одну.

Она подошла к нему.
Наклонилась.
Коснулась щекой его уха.

- Ещё не сегодня. Я хочу, чтобы ты мучился от желания.
- От желания свободы?
- От желания меня.

Она отстранилась.
И вышла, оставив его - всё ещё связанным. Но не таким, как прежде.

Теперь он жаждал её. Не тела. А души. Изломанной. Живой.

А она...
Она впервые не была уверена, победит ли.

---
Подвал был холоден и темен, воздух тяжёл от сырости и неизречённого напряжения. Чонгук сидел, связанный, на жёстком полу, его взгляд пронзительно встречался с глазами Лалисы. Она стояла перед ним, как тень из прошлого, сильная, жестокая - но он ещё не знал, что это она.

В памяти всплывал тот дождливый вечер, когда он оставил её одну посреди пустой дороги. Тогда всё казалось невозможным - его внутренний зверь угрожал поглотить всё живое рядом. Он боялся, что не сможет сдержаться, что причинит ей непоправимую боль.

«Я не мог позволить себе её... Я мог убить её, и это был единственный способ спасти её», - думал он тогда, уходя под дождём, оставляя её в темноте и холоде.

Лалиса, дрожа и мокрая, смотрела вслед его уходящей фигуре, сердце рвалось на части. Но внутри уже пробуждалась ненависть - к нему, к себе, к миру, что сломал её.

«Он бросил меня, чтобы спасти... или чтобы избавиться?» - спрашивала она себя, и ответ был слишком горьким.

Сейчас, в этом глухом подвале, их роли поменялись. Чонгук не знал, что перед ним - не просто жертва, а хищница, которую он когда-то оставил раненой.

Он смотрел на неё с неуверенностью и чем-то вроде страха.

- Ты... ты та самая? - спросил он, голос дрожал.

Она молчала, глаза сверкали холодом.

Он понимал, что в ней скрывается сила, которую он не смог победить тогда и не может сейчас.

- Я боялся, что стану монстром рядом с тобой, - признался он, - что не смогу контролировать себя, и тогда я сломаю тебя.

Она приблизилась, их дыхания смешались.

- И что теперь? Ты хочешь сломать меня? - её голос звучал вызовом и обещанием боли.

Он сжал кулаки.

- Нет. Я хочу, чтобы ты была только моей. Чтобы я был единственным, кто живёт в твоих мыслях. Но сначала... я должен победить тебя.

- Тогда давай начнём игру, - прошептала она.

Их взгляды встретились в жестоком поединке, где каждый пытался прочитать другого, найти слабое место.

Но оба знали: кто проиграет - умрёт.

---
Подвал напоминал алтарь безумия. Стены напитались шепотом боли, пол хранил следы прошлых жертв, но сейчас всё принадлежало им двоим - Лалисе и Чонгуку.

Он был связан, как и раньше, но теперь не сопротивлялся. В его глазах больше не было страха. Лишь напряжённое ожидание. Он сидел, будто сам позволил посадить себя на трон боли. А она...

Она цвела.

- Почему ты молчишь, Чонгук? - её голос был гладким, как шёлк, но в каждом слове чувствовалась угроза. Она провела ногтём по его скуле, оставляя тонкую красную царапину. - Больно? Или ты просто привык?

Он усмехнулся, глядя ей в глаза.

- Я слишком долго ждал, когда кто-то будет делать это не из жалости... а с удовольствием.

Её губы дрогнули, а затем растянулись в извращённой, едва заметной улыбке.

- Значит, ты хочешь боли?

- Только если она - от тебя.

---

Лалиса повернулась, взяла со стола тонкий нож. Не ржавый - блестящий, острый, почти хирургический. Она провела им по его груди, медленно, не торопясь. След остался красным, но неглубоким.

- Я убивала мужчин, которые пытались тронуть меня, - сказала она. - Ты - первый, кто хочет быть тронутым.

- Потому что я - не они, - хрипло ответил Чонгук. - Я такой же, как ты. Сломанный. Жестокий. Грязный.

- Грязь не всегда плохо, - прошептала она. - Иногда в ней находишь истину.

---

Она вновь коснулась его - теперь током. Маленький, самодельный аппарат. Чонгук вздрогнул, напрягся, но не закричал. Он смотрел ей прямо в глаза.

- Ты всё ещё считаешь меня слабым? - выдохнул он, когда волна напряжения прошла сквозь его тело.

Лалиса склонилась ближе, почти прикасаясь губами к его уху.

- Нет... Ты крепкий. Ты вкусный. Ты всё ещё мой.

Он зарычал, словно зверь на цепи. Она сжала его подбородок:

- Но ты не командуешь. Не здесь. Не со мной.

---

Игра продолжалась: лед и огонь, разрезы и поцелуи, напряжение и истерика. Она щекотала его душу, прикасаясь к самым больным точкам. Напоминала ему о прошлом, о той темной ночи, когда он бросил её на дороге - одну, в дождь, на грани.

- Ты думал, что спасаешь меня? - она вбила иглу в его кожу, чуть-чуть, кровь выступила каплей. - Нет. Ты спасал себя. Потому что знал, что будешь хотеть меня так сильно, что разрушишь всё.

Чонгук стиснул зубы.

- Я не знал, что ты разрушишь меня первой.

Лалиса наклонилась и резко, почти зверски, поцеловала его. Их губы столкнулись, как две молнии. Поцелуй был не страстью - войной.

---

Они не замечали, как проходит время. Ни ночь, ни утро. Только их тела, их дыхание, и ту боль, которая становилась странным, извращённым языком любви.

- Знаешь, - прошептала она, когда он почти терял сознание, - я ведь могла тебя убить. Много раз.

- Но не сделала, - прошептал он в ответ. - Значит, ты тоже моя.

Она не ответила. Просто провела пальцами по его щеке, уже не ножом, а кожей.

- Не надейся на счастье, Чон. Между нами только страсть... и смерть.

- Тогда я выбираю смерть в твоих руках.

---

Так началась новая фаза их ада. Где один не может убить другого, потому что оба зависимы. Не от крови. От друг друга.

---
В подвале стало слишком тихо.

Лалиса стояла у стола, методично очищая тонкий скальпель от крови. Её движения были спокойны, почти медитативны, как будто всё происходящее - не пытка, а искусство, в котором она - признанный мастер.

Чонгук сидел, опустив голову. Его волосы были мокрыми от пота, губы - потрескавшимися, но дыхание ровным. Слишком ровным.

Слишком...

Спокойным.

Лалиса прищурилась, уловив перемену. Она чувствовала чужую тишину лучше, чем кто-либо.

- Устал? - спросила она, не оборачиваясь.

Он не ответил.

Она подошла ближе, хищно. Коснулась его подбородка, заставив поднять взгляд.

- Ну же, скажи что-нибудь... - начала она, но не успела договорить.

Момент - и она уже на полу.

Рывок, сила, ловкость. Верёвки, которые так тщательно затягивала, оказались разрезаны. Её собственным лезвием. Он спрятал его в рукаве ещё тогда, когда она слишком увлеклась его болью.

Чонгук стоял над ней. Разлохмаченный, раненый, но живой и абсолютно, пугающе сосредоточенный.

- Ты недооценила меня, Лиса, - его голос был хриплым, низким, почти ласковым. - Это была твоя ошибка.

Она улыбнулась, лёжа на полу, с кровинкой у губы.

- Ошибка? Нет. Это было приглашение.

Чонгук опустился на колени, навис над ней. Он держал её за запястья, не позволяя пошевелиться.

- Думаешь, ты управляешь болью? - прошептал он, его дыхание касалось её шеи. - Я жил с ней. Я спал с ней. Я ел её с рук. Ты не умеешь ломать людей, Лиса. Ты просто боишься, что однажды кто-то сломает тебя.

Она закусила губу - на мгновение её глаза дрогнули. Больная, оголённая память вспыхнула внутри. Дождь. Дорога. Он. Его глаза тогда - те же, что сейчас.

- А ты, Чон, - она прошептала, - всё ещё думаешь, что тебя нужно бояться?

- Нет, - он склонился ближе, их лбы соприкоснулись. - Я думаю, что ты - мой наркотик. А я - твой. Мы оба отравлены.

Он не стал бить. Не стал душить. Он просто... поцеловал её.

Но этот поцелуй был хуже пытки. Он был признанием. Глубоким, яростным, мстительным. Вкусом прошлого. Страха. Желания.

Лалиса вывернулась - резко, ловко - и вскоре уже сидела на нём сверху, прижимая лезвие к его горлу. Он не сопротивлялся.

- Не думай, что я уступлю, - прошептала она. - Я не одна из твоих ночных жертв.

- Ты не жертва, - прошептал он в ответ. - Ты - моя тень. Мой близнец. Моя боль.

- Тогда запомни: я не ломаюсь. Никогда.

Он засмеялся. Низко, горько.

- А я не отпущу. Никогда.

Они лежали на полу, дыхание - сбивчивое, сердца - в унисон.

Их бой перешёл в безумную пляску. Ни победителя, ни проигравшего. Только они. Только ядовитая страсть, которую уже не остановить.

---
Воздух в подвале стал другим. Густым. Тяжёлым. Каждая пылинка, словно электрический заряд между ними.

Лалиса сидела на Чонгуке, лезвие всё ещё касалось его кожи - тонкой, чувствительной, пульсирующей. Он смотрел на неё снизу вверх, и в его глазах уже не было ярости. Только... желание.

- Хочешь - убей, - прошептал он. - Только делай это медленно.

Она провела лезвием по его шее, оставляя едва заметную царапину. Маленькая капля крови стекла вниз. Она склонилась и... провела языком, собирая её, не отрывая взгляда.

Он сжал её бёдра. Жадно. Будто не мог поверить, что она реальна.

- А может, не убивать? - выдохнула она в угол его губ. - Может, сломать тебя... по-другому?

Он резко сел, хватая её, опрокидывая на пол. Лезвие вылетело из рук, но ей было всё равно. Всё в ней горело. Он держал её за руки, но она выгнулась к нему - будто сама рвалась в пламя, которое сама же и разожгла.

- Думаешь, ты тут главная? - его голос стал хриплым. - Думаешь, я не знаю, каково это - бояться себя настолько, что душишь других только чтобы не сдохнуть самому?

Она задышала чаще. Его губы у самого уха, дыхание горячее, чем пламя.

- Я - не твоя жертва, Чон, - прошептала она. - Я - твой близнец из ада.

Он провёл рукой по её шее, затем ниже - по ключице, по груди, по животу, будто искал в ней слабость. Она выгнулась в ответ, ловя его пальцы своими ногтями, оставляя царапины, шрамы, отметины.

- Ты знаешь, как пахнет страх? - шепнул он. - Он сладкий. Он на тебе. Но ты боишься не меня.

- Я боюсь забыть, кто я, - прошептала она, замирая. - С тобой это... слишком легко.

Он прижал её к себе. Грубо. С жадностью. Их тела говорили вместо слов. Язык, руки, зубы. Всё было борьбой. Всё было криком - «ты мой» и «я не сдамся».

Он вошёл в неё - так, будто рвал стену между их мирами. Она закричала - не от боли, от боли внутри, что была там с той ночи, когда он оставил её одну, мокрую от дождя, на дороге.

Он не просил прощения. И она не просила любви.

Только трение. Только биение сердца. Только звук плоти о плоть. Их тела двигались в ритме боли и желания, смешивая всё, что когда-то казалось отдельным. Они царапались, кусались, стирались до крови - и тонули в этом.

Когда всё закончилось, и стены подвала снова стали молчать, они лежали рядом. Дыхание - тяжёлое. Кожа - покрытая потом. Глаза - закрыты, но мысли в бешеном вихре.

- Мы снова здесь, - прошептала Лиса, не открывая глаз.

- Мы никогда и не уходили, - отозвался он, и в голосе не было победы.

Лишь горькая, обжигающая истина.

---
Подвал был тот же. Но роли поменялись.
Теперь Лалиса сидела в кресле, руки - свободны, но взгляд прикован.
Чонгук стоял перед ней, босиком, с закатанными рукавами, и в его взгляде больше не было ярости.
Была опасная тишина. Смертельная. Взгляд, от которого не убежишь.

Он подошёл ближе, склонился, провёл пальцами по её щеке.

- Ты ведь не всегда была такой, Лалиса.
Её имя он произнёс как ядовитый сироп. Мягко. Медленно. Ужасающе.

- С чего всё началось? С того вечера... когда я уехал? Или раньше? - спросил он, словно невзначай.

Она отвела взгляд. Но он не позволил. Схватил её за подбородок, заставил смотреть ему в глаза.

- Отвечай.

- А если не хочу?

Он улыбнулся. Это была не его обычная улыбка. Это была улыбка мясника, который уже выбрал, с чего начнёт.

- Тогда я расскажу сам.

Он начал ходить по кругу, как хищник.

- Маленькая девочка, сломанная семьёй. Папаша с перегаром, мать, которая пряталась за шторой слёз. Девочка мечтала, что кто-то спасёт её. И тогда появился он... красивый, с мотоциклом, с руками, пахнущими дымом и кровью. И пообещал, что никогда не оставит.

Он остановился. Смотрел на неё. В её зрачках - боль.

- И бросил. В дождь. На шоссе. Потому что... боялся, что она слабая. А он не умеет щадить слабых. Он умеет только ломать. Рвать. Уничтожать.

Она дернулась, как будто физически.

- Почему ты сейчас вспоминаешь это?

- Потому что хочу знать. - Он наклонился ближе. - Что ты чувствовала тогда?

- Пустоту, - прошептала она. - Я умерла тогда.

- Нет, ты родилась. - Его голос стал тише, опасней. - Родилась как ты есть. С ножом в руках. С огнём в венах.

Он провёл пальцем по её шее.

- Скольких ты убила, Лиса?

- Столько, сколько понадобилось, чтобы забыть тебя.

Он усмехнулся. Больно. Мрачно. Настояще.

- Не получилось.

- Нет.

Он сел напротив неё. Медленно. Скрестив руки.

- Теперь моя очередь. Спроси.

Она долго молчала. Потом:

- Почему ты ушёл тогда?

Он замер. Ненадолго. Но она заметила. Его пальцы сжались. Ноздри чуть дрогнули.

- Потому что ты смотрела на меня, как на спасение, - прошептал он. - А я знал, что рано или поздно... убью тебя.
Словами. Руками. Желанием.

Она приподнялась. Подошла. Их лица - почти соприкасались.

- А сейчас?

- А сейчас, - он провёл ладонью по её спине, - я не хочу спасать. Я хочу, чтобы ты упала со мной в бездну. Медленно. Глубоко. До самого дна.

- Тогда тяни, - прошептала она, глядя ему в глаза. - Я не вырываюсь.

И он потянул.
И она упала.

---
Подвал больше не был тюрьмой. Он стал их храмом. Их извращённой правдой.
На полу - разбросанные осколки прежних масок.
На коже - следы их «разговоров».
А в воздухе - дрожащая, липкая тишина, как перед бурей.

Чонгук сидел на ступеньках, голый по пояс, с сигаретой в пальцах.
Взгляд потухший, но руки дрожали от внутреннего огня. Он не знал, что чувствует к ней. Только одно: ничего чужого в ней не осталось.

Лалиса подошла к нему. Села рядом. Молча.

- Ты когда-нибудь чувствовал, будто всё, что ты делаешь, - это просто танец на костях собственных чувств? - спросила она, глядя вперёд.

- Я не танцевал. Я выл, - усмехнулся он, стряхивая пепел.

- А теперь?

Он медленно повернулся к ней.

- А теперь я... замираю.

Она коснулась его руки. Пальцами, будто ненароком. Он не отдёрнулся.

- Может, начнём встречаться?

Тишина.

Он повернул голову, прищурился, как зверь, у которого отняли добычу и предложили любовь.

И вдруг рассмеялся. Тихо. Опасно.

- А разве мы уже не встречаемся?

Лалиса моргнула. Он поднялся, подошёл к ней, наклонился, пока их лбы не соприкоснулись.

- Мы спим вместе. Мы калечим друг друга. Мы знаем, как кричим во сне.
Ты была внутри моего разума, Лис. И я внутри твоего. - Он провёл пальцем по её губам. - Это больше, чем встречаться.

- А если я хочу, чтобы это стало нормальным?

- Нормальным? - Он усмехнулся и крепко сжал её шею, не до боли, а чтобы почувствовала пульс. - Мы с тобой, Лиса, - как порох и пламя. Мы не становимся нормальными. Мы становимся неотделимыми.

Она не сопротивлялась.

- Значит, я твоя?

Он взглянул ей в глаза.
- Нет.
- Нет?

- Ты - моя болезнь. Моя зависимость. Моя нужда. А ещё - мой конец.

И в этом признании было больше любви, чем в любом «я тебя люблю».

Она улыбнулась. Сквозь всё.

- А ты - мой хаос, Чон.
- Значит, у нас есть шанс.

Они долго смотрели друг на друга.
И впервые - не как охотник и жертва.
А как две катастрофы, которые решили случиться вместе.

---
Лалиса открыла дверь. Она шла впереди.
Чонгук - за ней, с царапинами на шее, следами верёвок на запястьях и губами, изувеченными её поцелуями.
На улице начинался дождь - такой же, как тогда, когда он её однажды бросил.
Но теперь они шли под ним вместе.

Машина завелась с пол-оборота.
На заднем сидении - их вещи. В багажнике - инструменты, которые никому не стоит видеть.
Они не разговаривали. Слушали шум стекла, по которому стучали капли, как дыхание ада.

---

Дом Чонгука был уединённым, будто созданным для тех, кто больше не принадлежал этому миру.
Старая лестница. Мягкий свет. Камеры на углах. Потайной подвал.
И кровать, которая знала, что такое крики, но ещё не слышала стоны любви.

- Привыкай, - сказал он, бросая ключи на стол. - Это теперь твой ад тоже.

- Ад? - она прошла мимо него, сбросив плащ и обнажив кожу, покрытую его укусами. - Я выросла в аду, Чон. Это - курорт.

Он усмехнулся. Подошёл сзади. Обнял. Плотно. Без спасения.

- У нас будет список. По именам. Те, кто обидел тебя. И меня. И просто - те, кто смотрит не так.

- И мы вычёркиваем?

- Нет, - он целовал её шею. - Мы рисуем кресты на их телах.

Она обернулась, провела рукой по его лицу, оставляя след крови, ещё тёплой - от того, кто не дожил до их «новой жизни».

- Мы - болезнь.
- Нет.
- Нет?

- Мы - эпидемия, Лиса.

Они засмеялись.
Потом - упали на диван, как два шрама, обнявшие друг друга.
А за окном всё шёл дождь.
Тот же, что видел их расставание.
И теперь видел, как два монстра выбрали не лечиться. А жить. Вместе.

---
Конец!