Моя судьба
Жанр: комедия, романтика, фэнтези-деревенский бред, немного магии и много чая
Место действия: заброшенная, но чарующая деревушка, где суеверия - закон, а бабка Чогё - почти бог
---
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ
Лалиса Манобан - 25 лет
- городская, независимая, с иронией в глазах
- приехала в деревню к бабке "на недельку отдохнуть"
- носит кеды, худи и сарказм
- в магию не верит, а зря
- подрабатывает удалённо иллюстратором, пьёт кофе ведрами
- случайно плюнула в мужика, теперь замужем
Чон Чонгук - 26 лет
- местный красавчик-странноватик
- полудеревенский, полумаг, полушут
- утверждает, что работает «по вдохновению» - то кузнец, то поэт, то дрова колет в полуголом виде
- влюбился с первого плевка
- обожает животных, особенно курицу по имени Ким Намджун
- не боится ничего, кроме бабки Чогё
Бабка Чогё - 71 год, но всем врёт, что ей 63
- автор всех суеверий деревни
- лечит, проклинает, готовит борщ с пророчествами
- мудрая, хитрая и обожает устраивать свадьбы
- уверена, что её внучка наконец «в человека попала»
- тайно хранит в погребе самогон, любовные зелья и старый топор «на всякий случай»
Дед Чонсо - никто не знает, кто он, но он везде
- философ, ворчун и комментатор всех событий
- утверждает, что был женат 14 раз, но «само всё рассосалось»
- лучший друг курицы Кима
---
Начинаем!
Жара. Пыль. Деревня на сто человек, где даже Wi-Fi звучит как заклинание.
Я просто шла за чуреком. Без мыслей. Без греха. Без цели.
- Не грызи на бегу, подавишься, - предупредила бабка Чогё, стоя у ворот и обмахиваясь веником. - Я видела сон: ты сегодня кому-то жизнь испортишь.
- Мне бы чурек не испортить, - пробормотала я и откусила ещё.
А дальше всё было, как в замедленном кино.
Кусок не туда. Кашель. Паника. И - плюх!
Слюна - во весь размах - полетела и приземлилась... в чьё-то лицо.
- Ах ты ж... - донеслось удивлённо, но не злобно. Скорее - заинтересованно.
Я подняла глаза.
Передо мной стоял парень. Высокий. С пирожком в одной руке и котом в другой.
На щеке - моя слюна. В глазах - искра.
На лице - шок с лёгкой примесью флирта.
- Ну что ж, - сказал он, отряхнувшись. - Жениться - так жениться. Не против?
- Ч-что?!
- О, это же он! - раздалось позади. Бабка Чогё всплеснула руками. - Прямо как в примете: если девушка плюёт в парня в пятницу при луне у перекрёстка трёх кур - то они судьба!
- У вас тут что, сектанты?
- У нас тут традиции, внучка, - строго сказала бабка. - Слюна - знак. Теперь вы обязаны познакомиться. А лучше - пожениться.
- Это же... бред, - я выдохнула, оглядываясь.
Старушки шепчутся. Петух поёт свадебный марш. Кот, кажется, подмигнул.
- Меня зовут Чонгук, - парень поклонился. - Теперь твоя очередь.
- Лалиса. И я случайно.
- А я специально, - сказал он, улыбаясь. - Видишь, стоял тут с утра. Ждал, пока кто-то в меня плюнет. Сразу понял - ты та самая.
Я начала пятиться. Он - приближаться.
- Давайте так, - предложил Чонгук. - Один день. Побудем «почти женатыми». Если не понравится - я сдамся.
Но если понравится... готовь платье. Я уже выбрал цвет салфеток.
И почему-то, глядя в его нахально-спокойные глаза, я поняла: это только начало.
---
- Добро пожаловать в Дом Суженых, - сказал Чонгук, театрально распахнув ворота.
- Это же курятник, - я нахмурилась.
- Был. Пока ты не появилась. Теперь это наш семейный очаг.
Домик и правда выглядел как декорация из деревенского ужастика: покосившаяся веранда, табличка «Осторожно, курица», и занавески с медведями, глядящими в душу.
- Бабка Чогё настояла, - пожал плечами Чонгук, занося мои чемоданы. - Говорит, "должны привыкнуть к совместной жизни". Хотя бы сутки. А то примета сорвётся.
- Примета - единственное, что тут держится. Остальное - явно скоро рухнет.
Он хмыкнул, поставил сумки в углу, и я вдруг заметила: всё внутри чисто. Аккуратно. Даже мило.
На столе - пирог. На окне - герань. На диване - кот. Всё ещё тот же.
- Это Ким Намджун. Он свидетель на свадьбе, - пояснил Чонгук серьёзно.
- У вас тут у всех имена айдолов?
- Угу. Вон ту козу зовут Джису, она твоя подружка невесты.
Я хлопнула дверью и прошлась по комнатам. Маленькая спальня с одной кроватью, крошечная кухня и... ванная с краном, из которого течёт философия вместо воды - холодная и глубокая.
- Ладно, правила просты, - сказал Чонгук, следуя за мной. - Мы делим пространство, ужинаем вместе, не убегаем, не плюём друг в друга повторно и не совершаем ритуалов без согласия.
- Прекрасно. Где мой угол?
Он указал на кровать.
- Левый угол. Я - правый. По фэншую. Хотя, если хочешь, могу спать в курятнике. Там тепло. Коза Джису пускает в обнимку.
- Я не собираюсь с тобой спать!
- Отлично. Я тоже не собираюсь. Мы просто будем лежать рядом. Как мебель.
Я закатила глаза.
Он снова улыбался. Спокойно, нагло, уверенно - будто знал, что эта история давно не в моих руках.
- У тебя хоть паспорт есть? - спросила я.
- Есть. Но там уже твоя фамилия. Бабка быстро оформляет.
Я схватилась за виски.
- Слушай, Чонгук...
- Да, жена?
- Перестань меня так называть.
- Хорошо, будущая жена.
- ...Мне нужен чай. Снотворный. Галлюциногенный. Или просто - кувалда.
Он развернулся к плите и начал заваривать травы.
- Тогда начнём с ромашки. А потом покажу тебе деревню. Заодно познакомлю с дедушкой Чонсо. Он считает, что мы идеальная пара.
- На основании чего?
- Он сказал: «Он красивый, она злая - шикарный баланс».
Я села на стул. Кот прыгнул мне на колени.
Чонгук подал кружку. Я вздохнула.
Окей. Один день. Всего лишь один.
Что может пойти не так?
(Ответ: всё.)
---
Проснулась я от звука.
Где-то за стеной хлопнула дверь, мяукнул кот и кто-то - возможно, сам дьявол - начал громко варить что-то, используя всю посуду в доме.
Я медленно открыла глаза. Потолок. Деревянный. С кривой балкой.
Сбоку - окно с занавесками в лавандочку. Кровать рядом - пуста, одеяло смято, подушка ещё тёплая.
Пахло - мёдом, дымом и... подгоревшим вареньем?
Я натянула на себя первый попавшийся свитер - не уверена, мой ли - и босиком пошла на кухню.
Курятник, конечно, громкое слово. Скорее, курино-гнездовье с амбициями. Зато уютно.
На кухне стоял он. Чонгук.
Без рубашки, в фартуке с надписью «Люблю жену, если она не ворчит». Волосы растрёпаны, щёки в муке, кот сидит на плече.
А он жарит... оладьи.
Кривые. Горелые. Страшные.
- Что ты творишь? - спросила я, прижавшись к косяку.
Он повернулся с видом триумфатора.
- Завтрак для любимой жены. По рецепту бабки Чогё: если с третьего блина не убежишь - значит, судьба.
- Эти блины выглядят как проклятие.
- Это потому, что я вложил в них всю страсть. Ну, и забыл выключить огонь.
Он снял сковороду, поставил на стол тарелку с кучей подозрительных кружков и радостно махнул рукой:
- Присаживайся! С сегодняшнего дня мы официально живём вместе. Надо укреплять узы.
- Ты хочешь сказать - переваривать их?
- Именно.
Я села. Он сел напротив. Кот спрыгнул с его плеча, возмутился, что ему не предложили, и отправился на окно.
Мы молча смотрели друг на друга. Он - с гордостью. Я - с опаской.
- Ты всегда такой с утра? - спросила я.
- Только когда рядом красивая женщина и газ ещё работает.
Я взяла вилку, отломила кусочек оладьи. На вкус...
Как дым. С лёгкой ноткой муки и отчаяния.
- Это ужасно.
- Я старался.
- Это чувствуется.
Мы рассмеялись одновременно. Настоящий, тёплый, домашний смех.
Такой, от которого хочется ещё один день в этом дурацком доме, с этим сумасшедшим мужем и его блинами-убийцами.
- Кстати, - сказал он, - бабка велела передать, что сегодня у нас «испытание пары». Чтобы узнать, готовы ли мы к совместной жизни.
- Ага. Потому что жить вместе в курятнике - это ещё не доказательство.
- Сказала, нужно сделать что-то вместе. Что-то важное.
- Например?
Он взял со стола клочок бумаги и прочитал:
- «Постирать бельё в реке, нарубить дров и не убить друг друга».
- О, прекрасно. Ты умеешь рубить дрова?
- Нет. Но я умею уворачиваться. А ты?
- Я? Я умею убивать взглядами.
- Отлично, - он встал, потянулся, и фартук слегка приоткрылся сбоку, - будем дополнять друг друга. Ты - грозная, я - вкусный.
- Ты - горелый, - уточнила я.
Он засмеялся, потом подошёл, неожиданно взъерошил мне волосы - мягко, будто так делал всегда.
Я застыла. Это было... приятно. Слишком.
- Не бойся, - сказал он почти шепотом. - Мы с тобой справимся. Даже если не пройдём испытания. Даже если эти блины убьют нас.
Я взглянула на него. Без грима, без фальши. Простой деревенский парень... который оказался моим случайным «мужем».
А теперь стоял передо мной, жарил оладьи и верил в нас больше, чем я успела понять, что здесь вообще происходит.
И, чёрт побери, я улыбнулась.
- Ладно. Пошли стирать твою долбаную рубашку. А потом, может, я и поверю, что ты подходишь мне больше, чем тот кофе, к которому я так привыкла.
- И ты мне, Лиса, - сказал он, - больше, чем я когда-либо мечтал. Хотя я мечтал, чтобы мой будущий партнёр хотя бы не бил меня подушкой по ночам.
- Не обещаю.
---
- Ну что, бой-баба, готова стирать наше бельё в ледяной воде? - бодро спросил Чонгук, закидывая за плечо корзину.
- Готова, если ты сам туда нырнёшь и станешь моим стиральным порошком, - фыркнула я, нацепив резиновые сапоги бабки Чогё, которые были на два размера больше и один век старше.
Мы вышли из курятника. Солнце ярко светило, деревня просыпалась: где-то мычала корова, из соседнего дома доносился звук баяна (возможно, кто-то пел о любви и капусте), и воздух пах... дымом, навозом и чем-то удивительно свежим.
Наверное, свободой. Или простудой, если мы реально будем стирать в реке.
- Ты уверен, что это нормальная практика? - подозрительно спросила я, пока мы шли по тропинке в сторону ручья. - В городе за такое дают подписку о неадекватности.
- Здесь это традиция, - с важным видом пояснил Чонгук. - Всё просто. Берём бельё, полощем, стучим по камню, полощем снова.
- То есть мы с тобой не пара, а два средневековых гоблина.
- Именно. Только гоблины - без тебя - грустные.
Я притормозила.
Сказал просто, почти смеясь, но внутри что-то щёлкнуло.
Я молча посмотрела на него: он шёл впереди, неуклюже балансируя с корзиной, в вязаной шапке и флисовой кофте. Странный, нелепый, как комок шерсти с глазами...
И при этом почему-то - самый тёплый человек, которого я встречала.
У ручья было холодно.
Очень.
Просто неприлично холодно. Вода журчала с невинным видом, будто не знала, что собирается уничтожить нам пальцы.
- Готова? - спросил он, поставив корзину.
- Я родилась не для этого. Я родилась пить кофе и ругать людей.
- А теперь будешь стирать трусы и улыбаться.
- Я тебя потом сдам за домогательство.
- А ты попробуй ещё доказать, что я не твой законный муж, - хмыкнул он, закатав рукава.
Мы встали на колени у воды.
Я схватила первую вещь - майку с надписью "BORN TO BE STRANGE" - и засунула в реку.
А потом...
- ААААХХХХХ!!!
- Что, холодно?!
- Нет, я просто вспомнила, что забыла выключить утюг в другой жизни!
Он засмеялся. Потом тоже сунул свои руки в воду, и секунд через пять у него перекосилось лицо.
- Кто придумал это?! Кто?!
- Те же люди, кто придумал мокасины на босу ногу и фильм «Титаник»!
Мы полоскали бельё, кричали, пинались, потом он случайно брызнул мне в лицо - и получил в ответ по шапке.
Потом он уронил носки в воду, полез их доставать, поскользнулся, упал, утащил меня за собой, и в итоге мы сидели по колено в ледяной воде, с мокрыми штанами и нервным смехом.
- Всё... - выдохнула я, прижимаясь к берегу, - я ухожу. Я переезжаю обратно в город. Я звоню бабушке. Я...
- Ты не можешь. У нас остались только одни сухие носки. Надо выжить ради них.
Мы лежали, дышали, смеялись.
А потом - шаги.
Мы подняли головы.
На тропинке стоял старик. Лет восьмидесяти. В пижаме. С лопатой.
- Вы чё тут делаете? - спросил он с подозрением.
- Эм... стираем, - ответил Чонгук.
- В одежде?
- Экстремальный способ.
- А, ну ладно, - пожал плечами старик и ушёл.
Мы переглянулись.
- Это был кто?
- Думаю, это... сосед. Или дух деревни.
- У него была лопата.
- Значит, он серьёзно относится к стирке.
Мы снова расхохотались.
Когда всё бельё было развешано на кустах (и пара носков торжественно водружена на палку, как знамя), мы вернулись домой - промокшие, замёрзшие, но почему-то абсолютно счастливые.
- Второе испытание - дрова, - сказал Чонгук, стуча зубами. - Но, честно... я бы предпочёл просто лечь у печки.
- Сначала чай, потом ты рубишь, а я смотрю и делаю вид, что ты герой.
- А ты меня потом согреешь?
- Только если ты не умрёшь от рубки. Я всё-таки вдова буду.
- Эй, ты же моя жена.
- По завещанию я получаю кота. Так что аккуратнее с топором.
И знаете, что самое странное?
Пока мы возвращались по узкой тропке, мокрые, со снежинками в волосах, с замёрзшими пальцами и глупыми улыбками - мне вдруг показалось, что мы действительно... пара.
Настоящая. Пусть даже изначально - случайная.
Но, может, самые странные совпадения и приводят к самым настоящим историям?
---
Когда мы вернулись домой, я думала, что теперь могу спокойно завернуться в одеяло, уснуть до весны и забыть, что сегодня день так называемых "испытаний".
Но не тут-то было.
- Второе задание! - раздался знакомый голос.
На пороге стояла бабка Чогё, в своей фирменной шали и с топором в руке. За спиной у неё, как охрана, стояла курица. Курица, которая, кажется, осознавала свою важность.
- Ты готова, невеста?
- Я морально отсутствую, - честно ответила я.
- Отлично! Тогда слушай.
Бабка торжественно подняла топор.
- У вас есть один час. Нужно наколоть дров столько, чтобы согреть весь дом до утра. Но! Только один из вас может рубить. А второй - подавать, держать и гладить по голове. Это проверка на доверие и совместную работу!
Я уже открыла рот, чтобы сказать, что я городской человек, и максимум, что я колола - это ногти, когда волновалась. Но Чонгук уже сиял:
- Я - топор! То есть... я буду с топором.
- Хорошо. Я - глашатай. Или, в худшем случае, носильщик.
Мы вышли на задний двор. Там лежала гора поленьев. Настоящая. Настолько большая, что я заподозрила в бабке скрытую жестокость.
Чонгук закатал рукава, взял топор, встал в драматическую позу. Я села на пенёк с видом "давай, герой, я тебя уже мысленно похоронила".
- Внимание... - сказал он. - Сейчас ты увидишь силу своего мужа!
- Только не оттяпай себе ногу. А то я снова стану невестой, и придётся выходить за курицу.
Он занёс топор...
и в этот момент курица - та самая, из охраны - заскочила на полено.
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!
Всё произошло в замедленном действии.
Чонгук в ужасе отшвырнул топор, курица фыркнула (да, именно фыркнула!), и с достоинством сошла с полена, как будто проверяла нас на моральную устойчивость.
- Она нас испытывает, - прошептала я.
- Я её уважаю, но и немного боюсь.
Следующие полчаса мы провели так:
Чонгук колол дрова, я их собирала, он пытался понтануться мускулами, я делала вид, что не замечаю, курица шпионила из угла, бабка периодически выглядывала из-за сарая и кричала «МОЛОДЦЫ, НО СЛАБО!».
- У тебя лицо покраснело, как у баклажана.
- Значит, скоро буду готов к подаче.
- Подавать тебя в горячем виде с картошкой или просто на сковородку?
- Лучше в одеяло. И с поцелуем.
Я замерла. Он сказал это так... между прочим. Но в воздухе, вдруг, стало теплее. Не от печки.
От чего-то другого.
Я отвернулась, будто солнце ударило в глаза.
Он продолжил колоть дрова.
Когда гора была почти покорена, бабка вышла, довольно кивнула, подбросила в воздух веточку розмарина (???) и торжественно заявила:
- Испытание пройдено! Теперь... финальное задание!
- Что, ещё? - хором простонали мы.
- Да, но оно особенное, - бабка сузила глаза. - Вам нужно пройти Загадку Сосны.
- Что за...
- В полночь. В лесу. У старой сосны. Вы получите последнее испытание. Только вместе. Только держась за руки. И если пройдёте - получите подарок.
- Какой?
- Право остаться здесь навсегда. Или выбраться обратно в свой мир.
Мы переглянулись. Впервые - без смеха.
- А если не пройдём? - спросила я.
- Тогда сосна сама решит вашу судьбу, - с усмешкой сказала бабка и исчезла... буквально.
Исчезла.
Растворилась в воздухе.
С курицей.
Мы остались стоять на дворе - среди дров, с дымом из печки и странной тяжестью внутри.
- Ты тоже это видел? - шепнула я.
- Или я сошёл с ума, или у нас в деревне живёт шаманка-ниндзя с птицей-перевёртышем.
- Потрясающе.
- Хочешь... подержимся за руки прямо сейчас?
Я молча протянула ему ладонь.
Он взял её - уверенно, по-настоящему.
И мы молча стояли, глядя на сосны вдали.
Где-то там - впереди - нас ждала полночь, загадка и, возможно... ответ, зачем мы вообще здесь встретились.
---
Лес ночью - это не просто тьма. Это тьма с голосами. С хрустами веток, шёпотом листьев, и ощущением, будто кто-то за тобой наблюдает.
Мы шли молча, держась за руки, как просила бабка Чогё. Лишь наши шаги и дыхание нарушали тишину. У меня дрожали пальцы. От холода? Может. Но, скорее, от того, что что-то приближалось.
- Ты уверен, что мы не заблудимся? - прошептала я.
- Если и заблудимся, то вместе, - ответил Чонгук.
Сказал спокойно. Но в голосе было напряжение. И, возможно, что-то ещё.
Мы подошли к поляне. Там стояла она - та самая старая сосна. Огромная, узловатая, будто древняя ведьма в обличии дерева. Её ветви тянулись к небу, как руки, просящие о чём-то.
И под ней - стоял стол. На столе - две свечи. Между ними - записка.
- Ну круто, - пробормотал он. - Сейчас ещё и Квест с выбором начнётся.
- Если тут будет "съешь одну таблетку - станешь кроликом", я ухожу.
- Не думаю. Ты уже живёшь с кроликом.
Я фыркнула. Он улыбнулся.
Мы подошли ближе. Я взяла записку:
> "Прошли холод, труд и проверку смехом.
Теперь - ответьте сердцем.
Встаньте под сосной.
Закройте глаза.
И скажите: хотите ли вы быть вместе - даже если этот мир не отпустит вас обратно?"
- Что за магический "да-нетка", - пробормотала я.
- Думаешь, всё это сон?
- Думаю, это... какая-то точка невозврата.
Он подошёл ко мне. Встал прямо. Взгляд - не в глаза, а глубже, будто в саму суть.
Молча взял мою ладонь и поставил на его грудь - там, где сердце.
- Я не знаю, что будет, Лиса.
- Я тоже.
- Но... если мир не отпустит, мне плевать. Если ты здесь - я хочу остаться.
Я замерла.
Потом сделала шаг ближе.
И тоже приложила руку к его щеке.
- Тогда давай скажем это вслух.
- Готова? - он чуть наклонился.
Я кивнула.
Мы встали под сосну. Закрыли глаза. И одновременно прошептали:
- Мы хотим остаться. Вместе.
И тут...
Ветер затих.
Свечи вспыхнули ярче, будто кто-то вздохнул сквозь огонь. Сама сосна зашептала листвой - одобрительно.
Я открыла глаза.
Чонгук смотрел на меня.
Долго. Без слов.
И вдруг - медленно, как будто боялся спугнуть - наклонился. Его губы едва коснулись моих.
Тепло. Мягко. Ненавязчиво.
Как будто этот поцелуй жил в воздухе - и просто ждал момента, чтобы родиться.
Я не отстранилась.
Наоборот - сделала шаг ближе. Ухватилась за его свитер, почувствовала, как он вздохнул, как дрогнули его пальцы, и сама прижалась крепче.
Больше. Сильнее. Живее.
Это был не просто поцелуй.
Это был наш выбор.
Когда мы оторвались, он посмотрел на меня и прошептал:
- Всё, теперь ты официально моя.
- Нет, - ответила я, едва улыбаясь. - Я всегда была только своей. Но... ты единственный, кому я разрешаю быть рядом.
- Договорились.
И в этот момент...
Сосна вспыхнула золотыми искрами. Ветви зашевелились, и с неба начали падать листья - светящиеся, как падающие звёзды.
А вдалеке... послышался крик курицы.
- Она везде, - вздохнула я.
- Думаю, она наш хранитель.
- Или шпион бабки Чогё.
- В любом случае... - он взял мою руку, - у нас всё только начинается.
---
Утро было таким тихим, будто сама деревня затаила дыхание. Ни звука. Ни курицы. Ни бабки.
Только я и Чонгук, сидящие на крыльце, укутавшиеся в одно одеяло, с кружками травяного чая, в который бабка явно подсыпала что-то... подозрительно расслабляющее.
- Как ты спал? - спросила я, делая вид, что меня не волнует его голый торс под одеялом.
- Впервые - не один.
- Я жила с котами, и то они меньше спали на мне.
- Я не виноват, что ты тёплая.
- Я не плед!
Он усмехнулся и ткнул меня носом в щёку. Это было... нежно. Слишком нежно. Мой мозг уже начал рисовать сцены, в которых мы больше, чем просто случайные знакомые в магической деревне.
Но тут...
- Доброе утро, сладкие пирожочки! - раздался голос бабки Чогё, и из-за дома вышла она. В новом халате. С золотыми птичками. И с кем-то... новым?
Рядом с бабкой стояла девушка. Высокая, с длинными волнистыми волосами, тонкая, как веточка сакуры. Она двигалась как ветер - плавно, грациозно, почти беззвучно.
А ещё она всматривалась в Чонгука. Слишком пристально.
- Это Юнми, - улыбнулась бабка. - Наш дух-хранительница воды. Она тут как бы... невеста старого мира. Но, может, и нового. Кто знает...
- Извините, кто? - переспросила я.
Но бабка уже исчезла. Снова. Как будто воздух всосал её, как чайную ложку в кастрюлю борща.
Юнми шагнула ближе и посмотрела на Чонгука, словно оценивая его.
- У тебя сильное пламя. Ты когда-то принадлежал мне.
- Прошу прощения, я едва разобрался, кто я сам, - хмыкнул он, но глаза чуть расширились.
- Может, и сейчас принадлежишь. Я проверю.
Она подошла ближе. Чересчур. И... дотронулась до его груди. Там, где прошлой ночью лежала МОЯ рука.
Я вскинулась. Холодно, как утренний ручей. В животе - клубок. В голове - только одна мысль:
Ты что, забыла, КОМУ он сейчас принадлежит?
- Эй, русалка, - сказала я, подходя. - Ты забыла спросить разрешения.
- Это твоя сестра?
- Он мой МУЖ!
- А ты ревнуешь?
- Да.
Сказала я это так, что даже сосна на заднем плане будто шевельнулась.
Юнми улыбнулась.
- Тогда ты достойна. Но только если он тоже ревнует.
- Я не... - начал Чонгук, но замолчал, увидев, как я смотрю на него.
Молча. С гневом. С желанием. Потому что внутри всё полыхало:
Моё. Он мой!. И я это докажу.
Юнми исчезла, оставив после себя лишь влажный след в траве.
Мы стояли с Чонгуком в напряжённой тишине.
- Ты... - начала я.
- Это было чертовски горячо, - перебил он.
- Что?
- Когда ты сказала, что я твой. У меня аж сердце застучало в пятки.
- Я... не думала. Просто сказала.
- Я рад, что ты не думала.
Он подошёл.
Близко.
Очень.
- Потому что сейчас я собираюсь тебя поцеловать, Лиса. И не просто поцеловать.
Мой мозг кричал: "Остановись!"
Моё тело - уже тянулось к нему.
Он взял меня за талию, притянул к себе, и в следующее мгновение его губы накрыли мои.
Это был не тот поцелуй, как под сосной.
Этот - требовательный. Острый. Слишком откровенный. Слишком настоящий. Я задыхалась между вдохами, цеплялась за его спину, чувствовала, как он дрожит.
Как он хочет меня.
Мы ввалились в дом, скидывая всё на ходу: одеяло, чай, осторожность.
Он прижал меня к стене, руки вцепились в мои бёдра, а губы не оставляли ни миллиметра сухим.
- Если это магия, - прошептала я, - я не хочу, чтобы она заканчивалась.
- Это мы, Лиса. И больше никто. Только мы.
Он поднял меня, и я обвила его ногами, вжавшись в него полностью. Всё горело. Сердце, тело, мысли. Я впервые не боялась отдаться - потому что чувствовала:
Я дома. Здесь. В нём.
Ночь могла бы наступить снова, а мы всё ещё были бы в этом вихре.
И пусть деревня дышала своей магией, пусть бабка следила из-под крыльца, а курица хихикала за окном -
нам было всё равно.
---
Утро было... идеальным.
Лиса лежала, уткнувшись носом в ключицу Чонгука, его рука лениво поглаживала её спину, а волосы спутались так, будто по ним катался ураган на метле. Одеяло было сбито, подушка где-то на полу, рубашка Чонгука - на ней. Крохотная, почти прозрачная на утреннем солнце. Он был в одних штанах, и то, потому что в какой-то момент она на него наорала:
- НЕ ВЫХОДИ ГОЛЫЙ НА КУХНЮ, БАБКА ЖЕ ГДЕ-ТО ТУТ!
Но бабки с утра видно не было. Казалось, сама вселенная решила подарить им немного покоя.
- У тебя волосы пахнут корицей, - прошептал он, целуя макушку.
- А у тебя кожа на вкус как... м-м... грех с утра пораньше, - пробормотала она сквозь зевок.
- Я даже не знаю, обидеться или гордиться.
- Гордиться. Однозначно.
Они рассмеялись. Всё было слишком спокойно. Слишком хорошо. Что, конечно, значило - это надолго не продлится.
И в ту самую секунду...
- ОЙ, ЛИСА, ДОРОГАЯ, Я ЗА ТВОИМИ ПИРОЖКАМИ ПРИШ...
Дверь распахнулась.
Бабка Чогё влетела внутрь, как фурия на метле. В пёстром халате, с корзиной и... с глазами, которые мгновенно расширились до размеров чайных блюдец.
- ...шла...
Она застыла.
Корзина повисла в воздухе.
Мир замер.
А потом...
- ОЙ МАТЬ ПРИЧИНИСТАЯ! ТАК ВОТ ПОЧЕМУ МОИ МАГНИТЫ ВЧЕРА ВЗРЫВАЛИСЬ! Я Ж ЧУВСТВОВАЛА ВИБРАЦИИ! СТЕНЫ ЖЕ СКРИПЕЛИ!
Лиса, побледневшая как простыня, с визгом нырнула под одеяло, схватив его за собой. Чонгук, совершенно не смущённый, потянулся, как кот:
- Доброе утро, бабуля.
- ДОБРОЕ?! У МЕНЯ ТАК СЕРДЦЕ ВЫПРЫГНЕТ! ЭТИ Ж ПИРОЖКИ МНЕ НА ОБЕД, А НЕ ЭТИ ВАШИ ПОСТЕЛЬНЫЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ!
- Бабка... выйди... пожалуйста... - прорычала Лиса из-под одеяла.
- НЕ МОГУ! Я ХОЧУ СКАЗАТЬ! Вы молодцы, конечно. Очень. Я помню, как мы с моим покойным Чонсо на сеновале так шалили, что потом три года капусту сажали с закрытыми глазами. Ох, молодёжь! А у тебя, Лиса, что за приём - рубашку мужика надеть, ага? Ай, хитрая девка!
- БАААБКА!
- Ладно, всё, молчу. Но пирожки я всё равно возьму. И, Лиса, подсказка: в следующий раз лучше использовать заклинание тишины. А то, чую, вся деревня уже знает, что вы тут устроили симфонию "О, Боже, Чонгук!"
Она ушла.
Точнее, вывалилась со смехом, захлопнув за собой дверь.
Пауза. Молчание. Только ветер снаружи и тик-так часов.
А потом - Лиса высунула голову из одеяла и тихо прошептала:
- Я. Умерла.
- Ты всё ещё выглядишь божественно. Даже мертвая.
- Я сбегу. Сожгу дом. Сменю имя.
- Я назову себя тоже Лиса, чтобы нас путали.
- Замолчи.
Он наклонился, поцеловал её в нос. Потом в щёку. Потом - в губы.
Нежно. Долго.
- Если честно, - пробормотал он, - мне плевать, кто нас видел. Потому что я... я ни разу в жизни не чувствовал себя таким настоящим.
- Да ну?
- Да. Меня вообще всё бесило. А ты - нет.
- Ну, спасибо. Лучшая романтическая речь года.
- Ещё не всё. Лиса... я тебя...
- Не говори. Просто поцелуй.
И он поцеловал. Медленно, мягко, как будто они никуда не спешат.
Потому что у них было утро. Было одеяло. Была любовь, о которой знала уже вся деревня.
И... бабка, уносящая фирменные пирожки с ухмылкой.
---
День начинался как обычно - с запаха кофе, хрустящих пирожков и шуршащих тапок бабки Чогё, бормочущей что-то о "погоде для любви". Лиса, зевнув, потянулась и с улыбкой взглянула на Чонгука - тот как раз мешал тесто, умудрившись испачкать мукой нос.
- Ты похож на взбешённого пельменя, - хихикнула она.
- А ты - на женщину, которая не ценит кулинарный талант своего мужчины.
- Мужчины? - переспросила она, поднимая бровь. - Это ты про себя?
Он кинул в неё щепотку муки.
Она - в ответ чайным полотенцем.
Они посмеялись. Легко, по-домашнему. Словно всё в мире в порядке.
Но...
Иногда всё рушится не из-за бурь. А из-за тишины между двумя вздохами.
- Ты опять переставил мои книги, - сказала Лиса, вернувшись из комнаты. - Я просила не трогать.
- Я просто хотел освободить тебе место.
- Не надо освобождать. Надо слушать. Ты вечно лезешь, не спросив. Как будто тебе плевать, что для меня важно.
Чонгук выпрямился. Лицо посерьёзнело.
- Не перегибай. Я стараюсь, как могу.
- Вот именно. Как можешь, а не как я прошу.
- Знаешь, - он кинул полотенце на стол. - Может, тебе вообще одной быть лучше? Книги по струнке, полки по списку, и никто не будет "лезть".
- А может, и правда. Слишком много хаоса с тех пор, как ты появился!
Они замолчали. Воздух сгустился, как перед грозой.
- Я... пойду, - сказал он, тихо.
- Иди.
Дверь хлопнула.
Словно сердце.
---
Вечер был глухой.
Лиса пекла корж, но бросила тесто. Села у окна. Смотрела, как темнеет.
Чонгук сидел в сарае. Смотрел в стену. Пальцы были в занозах, душа - в узлах.
Каждый хотел подойти первым. Но гордость мешала.
Потом - страх. А потом... пустота.
---
Когда стрелка перевалила за полночь, Лиса встала.
Медленно, будто ноги налились свинцом.
Открыла дверь. Он стоял там. У порога.
Они смотрели друг на друга - долго, без слов.
Потом она шагнула вперёд и обняла его.
- Я не хотела... - прошептала она.
- Я тоже. Просто... испугался, что не нужен.
- Ты дурак. Ты мне нужен так, что иногда страшно.
Он прижал её крепко-крепко. Целовал волосы, лоб, губы.
- Прости, что не слушал.
- Прости, что говорила сгоряча.
Их поцелуй был медленным.
Тёплым.
Как будто они не виделись годы.
Как будто снова нашли друг друга в мире, полном шума.
Он поднял её на руки, как в первый раз.
И долго ещё не отпускал.
Они говорили, шептали, целовали, гладили.
Словно впервые.
Словно последний раз.
---
Утро было почти идеальным.
Пахло корицей и солнечным светом, чайник булькал на плите, Лиса бродила по дому в его рубашке, и Чонгук откровенно залипал. Она заметила, фыркнула, но всё равно одёрнула подол - кокетливо, специально.
- Я похожа на жену, - сказала она, крутясь у зеркала.
- Ты похожа на женщину, которую я бы никогда не отпустил, - ответил он и поцеловал её в шею так, что она едва не выронила чашку.
А потом раздался звонок.
Сквозь стекло было видно фигуру с чемоданом и ярко-красной помадой.
Лиса вздрогнула.
- Только не она...
Дверь открылась. И дом тут же заполнился глянцевым голосом:
- Лиииис! Моя любимая дикарка!
- Привет, Сая, - сквозь зубы выдавила Лиса.
- Ты не поверишь, я решила бросить город, гламур, мужчин и приехать в деревню - за настоящей жизнью! Ну и... немного за тобой, конечно.
- А это кто? - кивнула она на Чонгука, сканируя его с ног до головы, будто это была витрина магазина.
- Это... мой.
- Ого. Лис, ты не шутишь. Слушай, можно я останусь у вас на денёк-другой? Чай с пирогом, ты же меня знаешь...
Чонгук едва сдержал гримасу.
Сая прошла вглубь дома, уже скидывая каблуки и по пути разглядывая его футболки.
- Милая, у тебя такой... хозяйственный тип. С плечами.
- Он ещё и пироги печёт, - прошипела Лиса, вцепившись в его руку.
- Ах, вот оно как, - усмехнулся Чонгук.
---
Через час Лиса уже ходила на грани истерики.
Сая пыталась "помочь" на кухне, но надела его фартук.
Переоделась в его старую рубашку.
И села слишком близко.
- Ты такой тихий, Чонгук, - сказала Сая, томно подперев щёчку. - Наверное, у тебя там внутри бушует вулкан, да?
Лиса упала рядом, натянув улыбку.
- Угу. Особенно когда вулкану угрожают - начинают щупать его рубашки и садиться на его стул.
- Ты такая ревнивая, Лис. Помнишь, как мы с тобой одного парня делили?
Чашка треснула в руках Лисы.
- Этот один парень потом начал заикаться. От счастья, видимо.
---
Вечером Чонгук стоял на крыльце, когда Лиса вышла, со скрещёнными руками.
- Ну? - буркнула она.
- Что "ну"?
- Ты весь день молчал. Уставился на неё, когда она в моей рубашке ходила!
- Я думал, если скажу хоть слово - ты убьёшь её кастрюлей.
- Всё ещё собираюсь.
Он подошёл ближе, ухмыльнулся.
- Ты ревновала.
- Не ревновала.
- Ревновала.
- Не.
- У тебя глаз дёргался, когда она его нарисовала.
Она прикусила губу. Он приблизился и прошептал:
- А меня это... чертовски заводит.
И прежде чем она успела ответить, он прижал её к стене дома, целуя с такой силой, будто хотел стереть остатки дня.
- Я принадлежу только тебе. Я вообще уже часть мебели - видишь, вот тут табличка: "не выносить за пределы Лисиных границ".
Она рассмеялась, уткнувшись в его грудь.
- Ты мой самый любимый вулкан.
- А ты - мой вечный пожар. И, клянусь, если эта Сая ещё раз прикоснётся к моей рубашке...
- Я сама её в неё и похороню.
---
Утро снова было тихим. Подозрительно тихим.
Сая уехала, оставив после себя лишь губной след на чашке и пару раздражающих воспоминаний. Лиса радостно протирала стол - с таким энтузиазмом, будто выгоняла демонов. Чонгук всё ещё ворчал.
- Не понимаю, зачем вы вообще дружили.
- Мы не дружили. Мы просто выживали вместе в женском общежитии. Ужас, слёзы, маникюр на нервной почве.
- Понятно...
Но как только он собирался расслабиться, на крыльце появился он.
- Привет, Лис! Узнаешь?
- ОЛЕГ?! - вскрикнула она, бросаясь к парню и обнимая его.
Высокий, светловолосый, в модной рубашке и с корзинкой домашних пирожков.
Пирожков.
Из теста.
Которое месит Чонгук.
Пирожки, Карл.
- Олег был моим соседом в Питере, - щебетала Лиса. - Помнишь, как мы с тобой пытались печь штрудели на балконе?
- Да, и чуть не сожгли куртку соседа.
- А ещё ты спас меня от того мерзкого арендодателя!
- Ну... я просто вышиб дверь. С любовью.
Чонгук, сжав челюсть, выдавил:
- Проходите, раз пирожки несёте. Может, сравним рецепты.
- Отлично! Я обожаю обсуждать муку.
"Я тебя сейчас мукой накормлю прямо в лёгкие", подумал Чонгук, но сдержался.
---
На кухне стало тесно.
Олег смеялся над каждым словом Лисы. Помогал резать фрукты. Вытирал ей муку с щеки.
И - о, оскорбление века - он похвалил её пирог и не заметил Чонгуковский.
- А ты что обычно готовишь, Джон?
- Кровь.
- Что?
- Соусы! Кроваво-красные.
- А, ясно... ты повар. С характером.
---
Чонгук вышел на улицу, хлопнув дверью.
Лиса нашла его через полчаса, сидящим на бревне, где он зачем-то шил мешок для картошки.
- Ты обиделся?
- Нет.
- Ты ревнуешь?
- Нет. Я просто... изучаю мешки. Кто знает, вдруг пригодится - кого-то увезти, например.
- Чонгук.
- Он гладил тебя по голове!
- Мы дружили. У него вообще, скорее всего, парень есть.
- И почему тогда он тебе пирожки принёс?
- Потому что мы с тобой закрыли пекарню на ремонт, и люди тоскуют по моим персиковым начинкам.
- Персиковым... он тоже так сказал! Что у тебя "персиковая душа". Он что, поэт?!
Лиса прыснула от смеха.
- Ну ты ревнивый.
- Я НЕ РЕВНУЮ. Я... оберегаю пищевую безопасность.
- Знаешь, что бывает с ревнивыми?
Она опустилась к нему, взъерошила волосы, поцеловала в висок.
- Их очень любят. Потому что они - свои. С характером.
Он хмыкнул.
- Ну и хорошо. Потому что если он ещё раз принесёт тебе что-то в корзинке - я в него кефиром кину.
---
После странного визита Олега и почти-пекарной войны, Лиса закрыла пекарню пораньше.
Чонгук возился во дворе, неловко жонглируя отверткой и гвоздями, когда она вышла к нему, босиком и с банкой варенья в руках.
- Пойдём.
- Куда?
- К звёздам. Или хотя бы к лавочке у пруда. У меня план.
Он, конечно, напрягся. Потому что каждый её "план" заканчивался либо бегством от козла, либо спонтанным ремонтом крыши. Но пошёл.
---
Они шли молча.
Деревня дышала июльским теплом. Везде пахло мятой, где-то стрекотали кузнечики, и было ощущение, будто весь мир остановился - только чтобы они могли пройти по нему вдвоём.
На берегу стояла старая лавочка. Лиса положила банку варенья, вытащила из кармана ложку (у неё, по её словам, "всегда должна быть ложка - вдруг встретишь любовь или персиковое варенье").
- Садись, - сказала она. - Только не на занозу, а то я не вытаскиваю. Только морально поддерживаю.
Чонгук сел, и они молча ели варенье из одной ложки.
А потом из кустов донеслось:
- Это интимно. - Это точно интим.
- Кто это?! - подпрыгнул он.
- Радио. Деревенское. Видимо, кто-то его опять уронил в кусты.
Он застонал.
- Ну что ж, значит, у нас свидание под музыкальное сопровождение.
И тут радио заиграло старую мелодию.
Плавную. С фортепиано. И будто сама деревня стала фоном к их истории.
Лиса протянула руку:
- Потанцуешь?
- Прямо здесь?
- Ага. В пижаме. На босу ногу. На сырой траве. Чтобы потом вспоминать и смеяться.
Он встал.
Неловко положил руки ей на талию.
Она уткнулась в его грудь.
- Знаешь, - прошептала Лиса. - У нас с тобой всё как-то... не как у людей. Но при этом - как у нас.
- У нас хорошо?
- У нас - странно. Весело. Местами мокро. Но да, хорошо.
- Даже когда я ревную?
- Особенно тогда.
- А когда я пытаюсь быть романтичным, а в кустах радио?
- Тогда просто идеально.
Он засмеялся и крепче прижал её к себе.
- Я люблю тебя, - сказал он так тихо, будто боялся, что слова спугнут ночь.
- Я знаю, - ответила она и тут же добавила. - Ну а я тебя, наверное, тоже. Почти. Возможно. Практически. На 99,9%.
- Только?
- Оставляю себе один процент - на пироги. Они тоже заслужили.
---
Где-то между летом и осенью деревня затаила дыхание.
Пекарня снова открылась - с новой вывеской, расписанной Лисой от руки:
«Пироги & Поцелуи».
(Чонгук дулся неделю - он предлагал: «Варенье и воздержание», но не прошёл креативный отбор.)
Утром они вместе месили тесто. Она - с мукой в волосах и песнями под нос. Он - с серьёзным лицом, будто собирался защищать докторскую, а не печь слойки с абрикосом.
Иногда он ловил её взгляд - и забывал, что хотел сказать. Она же просто улыбалась.
Словно знала всё, что он так и не успел сформулировать.
---
Днём они принимали гостей.
Смеялись. Пекли. Прятали кота Сосиску, который постоянно пытался уснуть в муке.
И, кажется, впервые не бежали - ни от прошлого, ни от глупых страхов, ни от себя.
---
А по вечерам...
По вечерам всё было просто.
Лиса читала книги на подоконнике, свесив босые ноги. Чонгук сидел на полу, перебирал инструменты, иногда притворяясь, что ищет что-то важное, чтобы просто остаться рядом.
Иногда они танцевали - без музыки. Иногда - говорили ни о чём.
Иногда - просто молчали.
А в какие-то вечера она укладывала голову ему на плечо и шептала:
- Знаешь, мне не нужен весь мир. Мне просто нужен ты. И чтобы хлеб не пригорал.
Он смеялся.
- Справедливо. Ты - моя точка возврата.
---
И если кто-то спросит, что же случилось потом -
Ничего.
Они просто остались.
Вместе.
В доме с голубыми ставнями, с запахом ванили и смехом на кухне.
Где всё было немного странно, очень смешно, чуть-чуть нелепо, но бесконечно по-настоящему.
И если ты когда-нибудь туда приедешь, обязательно загляни в пекарню.
Лиса предложит пирог с вишней.
А Чонгук посмотрит, как ты на неё смотришь.
И скажет:
- Только глазками, ладно? Она уже занята.
---
Конец!