Искры.

   Наверное, спустя часа три крики прекратились и ко мне зашел Дима. Я в тот момент заканчивала переписку с Нугзаром о том, что уже через час позвоню ему. Это должна была быть полночь. Как же время быстро пролетело... Слишком быстро. Но да, три часа орать и слушать это — перебор.

   — Ну давай, Ташка, показывай, чего ты там у меня натворила, — Дима присел на край кровати, а я натянула уголки губ, завязывая волосы в низкий хвост. Потом повернула голову в сторону, что бы показалась татуировка.

   — Солнышко, — Улыбнулся он, рассматривая мою татуировку. А потом он прочитал надпись внутри этого солнышка. Да, я сделала и надпись. Пускай ещё через пленку, но показала ему. — «Луна и Солнце до конца жизни будут преданы друг другу». А что это значит?

   — Ну... Я с другом парные сделала.

   — С другом, да? — Он улыбнулся, мне показалось, что с хитростью.

   — Да-а, — Добавила я смущенно и сложила руки в замок. — Дим, ну он правда хороший...

   — Верю, родная, верю, — И мы обнялись со всех сил — как настоящие отец с дочерью. Мне до сих пор было тепло на душе. — Осторожно там давай, что бы потом слез не было, — Предупредил он меня и я кивнула.

   — Кто хоть, если не секрет? — Мне показалось, что ему это можно знать.

   — Может, знаешь — сосед, у которого здесь рядом балкон, — И указала на балкон Нугзи.

   — А, Нугзар, что ли? — И насторожился, пока я кивнула. — Скрытный он очень, но, вроде, неплохой парень.

   — Да хороший он!

   Мы поболтали еще минут сорок, а потом разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

   Я еще выходила, что бы попрощаться со всеми, но из оставшихся не спала только мама. Мишу я тревожить не стала, пускай спит. А маму поцеловала в щеку и ушла к себе, плотно закрыв дверь.

* * *

   — Ха-ха-ха, это очень смешно, — Захохотала я, как можно тише, что бы никого не разбудить и ради интереса глянула на время. — Стоп... Стоп, подожди. Ты вообще знаешь, сколько времени сейчас?... Только не смотри, угадай!! — Я улыбнулся — как обычно.

   — Не знаю... — Проговорил Гибадуллин задумчиво. — Может, час ночи, два... Не знаю, короче. — Отмахнулся он, и я хихикнула.

   — Ага, пол пятого. О чем мы говорили четыре часа? — Я задержалась и позвонила ему на полчасика попозже. А вообще, говорила шёпотом, а то еще услышат и уложат спать. И все тогда, никаких мне звонков.

   — Я вообще даже не заметил, как пролетело время! — Удивился он, но я точно знала, что радостно.

   — Я тоже... — Ответила я с задумчивостью и замолчала на минуту. Эту минуту мы просто молчали, но потом я добавила. —Ты хочешь спать?

   — Да нет, на самом деле, я хочу послушать еще, как ты смеёшься, — И я так обрадовалась, что улыбнулась с высшей силой. И уткнулась в подушку, лишь бы не завизжать.

   — Я и так улыбаюсь все время, пока мы говорим. — Правда. Все время, все четыре часа я улыбалась.

   — Да, я тоже. — И он тоже. Потом мы опять помолчали уже минуты две. — Может, нас вообще заклинило? Теперь так и останемся на всю жизнь? — Добавил он в шутку. Люблю его шутки. Пускай порой глупые и тупые, но искренние и любимые. Нет, скорее — люблю его, а не его шутки. Да и, шутки тоже люблю...

   — Ха-ха-ха, — Захохотала я — вновь в подушку.

   — Чего ты там смеёшься? — С тем же смехом спросил Гибадуллин. Это  вопрос остался без ответа. — Иди уже спать, Малая, а то вообще не поспишь. — Предупредил он меня, хотя, я вообще не хотела спать.

   — А ты? Тоже пойдешь? — В этом я сомневалась.

   — И я тоже пойду, это, правда, ничего не даст, — И опять засмеялись. Именно ночью мне было по-особенному смешно, это всегда так.

   — Не даст. Но ты спи, и думай обо мне. Понял?

   — Я и так о тебе думаю.

   — А ты особенно обо мне думай! — И снова захохотала. — Все, спокойной ночи, Львёнок.

   — Сладких снов, любимая, — И мы отключились.

   А через пять минут мне пришло голосовое сообщение, от которого я опять визжала.

   — «Спокойной ночи, малышка. Ты мне точно приснишься, и это будет самый лучший сон в моей жизни. Все, спи».

   Меня хватило только на голосовое со словами «я тебя люблю», и попозже я увидела тоже самое от него. Улыбаясь, я убрала телефон на тумбочку и уснула.

   Люди не должны быть настолько счастливыми.

* * *

   Две с половиной недели прошли, как мы в последний раз разговаривали о том вечере. Месяц подходил к концу и он почему-то был суетным. Хотя, так было всегда.

   Много чего произошло за это время. Во-первых, моя татуировка полностью зажила, а Нугзи набил себе Луну с продолжением моей надписи. Полная надпись гласила так: «Луна и Солнце до конца жизни будут преданы друг другу. Они проживут кучу трудностей, но даже тогда останутся связанными».

   Фразу придумывали мы с Нугзаром. Я придумала, что мы — Солнце и Луна, а Нугзар додумал полную фразу. Смысла в ней как такого не было... Ее и набили. И за это время мы ходили полностью с зажившими татуировками.

   Первую неделю я маме не показывала — да и, Дима как-то побаивался — но мама сама спалила. К радости, она даже не кричала. Да, она возмущалась, что все без предупреждения, что мне нет восемнадцати и все в этом роде, но потом успокоилась и даже оценила. Сказала «прикольно». И «миленько».

   Так мы с довольными душами ходили с парными татуировками, и если по началу я как-то боялась ходить с ней в школу, то потом забила и спокойно ходила. Пускай смотрят, им то что.

   Больше всех оценила Аня — она прямо визжала. Даня — ее любимый — тоже смотрел на мою и оценивал. Тогда мы решили погулять в четвером, вот и дошло. За это время мы довольно сблизились — все четверо, и порой даже ходили друг другу в гости. В основном, мы сидели у всех, кроме меня. Как-то я не очень хотела приводить друзей в дом, где есть «бабушка». Да какая она мне вообще бабушка.

   То, как сильно она кричала — надо было только слышать. Но были фразы по типу «ой, такая же девочка хорошая была, ужас!» или «это же ты себе тело испортила! А тебе же еще детишек рожать!». Как будто после татуировки нельзя рожать детей.

   На правду вышло и то, что у Миши с Димой татуировки были поддельными — это случилось на следующий день, когда она подняла весь дом на уши. И всех своих знакомых! Это был кошмар. И тогда Дима не сдержался — рассказал, что это поддельное.

   В общем, Валентина Семёновна только и успевала кричать. Частенько я без ее то ведома! Сбегала погулять с Гибадуллиным, а, когда возвращалась, слушала ее крики. Это меня жутковато подбешивало. И не только меня.

   В школе все было стабильно — хотя у нас уволилась учительница биологии и из-за этого часто отменяли уроки, сокращали, или убирали некоторые. Это не могло не радовать. Я сильно хотела закончить одиннадцатый класс. И Львёнок вместе со мной.

   Каждый, абсолютно каждый день мы с ним гуляли. Хотя, были и пропуски. Через неделю после того звонка я заболела. Это случилось очень неожиданно.

   С Нугзаром мы попали под ливень — которые часто лили — но вместо того, что бы пойти домой, я упросила его погулять. Напрыгалась там, повеселилась, постояла с Нугзи в обнимку — и на следующий день свалилась с температурой.

   Львёнок на это, конечно, проворчал, потому что предупреждал, а я не послушала. Но я его быстро поцеловала — заткнула.

   Тогда он каждый день ходил и приносил мне фрукты. Валентина Семёновна в те дни перевозила все закрутки к себе в деревню — жила она в городе, а все продукты увозила в деревню, в погреб. Поэтому я в те дни спокойно жила и дышала.

   Поэтому Нугзи в те дни мог спокойно приносить мне фрукты — и каждый раз приносил что-то разное и приятное. Один раз даже притащил коробку киндеров и я с довольной улыбкой открывала каждый. К слову, шоколад от них закончился быстрее, чем я думала. Намного. Я была та еще сладкоежка.

   А когда выздоровела — продолжила ходить в школу. И мы снова гуляли каждый день после школы. Еще пару раз я оставалась у Нугзара на ночевки — и это были самые тёплые дни.

    А потом о наших отношениях узнала и мама. В тот день Гибадуллин проводил меня до дома — и вообще, он провожал меня каждый день, но именно в тот проводил до самой квартиры. Мы остановились на лестничной площадке и целовались. Не успели даже отойти друг от друга, как мама вышла из квартиры — в магазин. И застукала нас. Но сказала только «не буду вам мешать» и хихикая убежала вниз.

   Потом она еще весь вечер расспрашивала меня обо всем, а я отвечала с глазами «хватит меня пытать».

   Затем она вроде успокоилась и больше меня не трогала. На следующий день, правда, к нам пришла Елена Михайловна — а с ней и Нугзар. Тогда нас обоих посадили за стол и допытывали уже обоих.

   В тот день, кстати, мы с мамой лепили пельмени и Гибадуллин подошёл ко мне сзади, пока я сидела на стуле и занималась этим «творческим делом».

   Я только предложила ему присоединиться и тогда мама рассказывала самому Гибадуллину то, как лепить пельмени. Я только продолжала их делать и хихикала, глядя на его «старательное лицо».

   И каждый день у нас происходили какие-то события. Время шло — а наша лишь влюблённость перерастала в настоящую любовь — я это чувствовала.

   С каждым днем эта привязанность росла и я точно знала, что умру, если у меня заберут это счастье. Я любила до беспамятства — как и меня. Мне точно снесло голову. Меня снесло. И моего любимого человека тоже. Наверное, первая любовь всегда такая сумасшедшая.

   Близился главный праздник — день рождения Нугзара. Супер грандиозных планов не было, но мы хотели вчетвером с Аней и Даней — посидеть в кафешке, или, может, ресторане. Напомню, мы дружили все четверо и очень даже крепко. А еще мне очень нравилось то, с какой гордостью ко мне относился Ломбарди. Это была какая-то забавная дружба и когда он говорил что-то про нас с Гибадуллиным, я точно чувствовала, что он считает меня круче Нугзара. Меня это смешило и радовало. Пока Нугзи сидел с недовольством.

   Но мы все равно продолжали любить.

   И если у меня заберут это счастье — я умру. И у меня забрали.

* * *

   Утро начиналось каким-то странным и не спокойным. И первая мысль была не о том, что сегодня его день рождения, а том, почему его девочка вчера не отвечала ему? Прямо совсем-совсем. И в VK она не появлялась со вчерашнего утра. Это так беспокоило, что он задумался позвонить Тете Марине. Но не стал, вдруг, Наташа просто спать легла пораньше, устала или еще что-то. Сегодня придет, встретит ее у подъезда и все узнает. Надо ее чем-то порадовать...

   Разобравшись с одеждой и всякими нужными вещами, он вышел из квартиры. Надо надеяться, что она еще не вышла из подъезда. Телефон в кармане джинс завибрировал и он сразу улыбнулся от увиденного контакта «моя девочка ♡».

   — «Лев, не встречай меня сегодня. Увидимся после уроков».

   И все. Лев? Какой Лев? Она же терпеть эту форму не может. Как же так? И почему сообщение было таким холодным?... Обычно же говорит, что-то такое приятное, отчего сердце ёкает, а сейчас...

   — «Малышка, все хорошо?» — Тотчас он написал, а она появилась в сети, но не сразу.

   — «Да. Просто сама до школы дойду». — И опять все. Вышла из сети. Как? Что у нее случилось? Все ли с ней хорошо? Почему так грубо и холодно? И даже радостную скобочку не поставила!

   Но Нугзар даже несмотря на это не собирался ее оставлять. Встретит ее, убедиться, что с ней все хорошо и пускай идёт сама, если нужно. А он будет идти далеко-далеко сзади нее и смотреть, что бы все было хорошо.

   К подъезду он попал быстро, надеясь, что успеет ее застать. И успел. Она с холодным лицом вышла из подъезда, придерживая рюкзак за лямку, что бы не упал с плеча. Глаза были направлены в пол. Да не может быть, что бы она вышла такая! Такая грустная. Не-мо-жет! Что-то точно не так.

   Но он сразу улыбнулся при ее виде. Даже таком. И сразу раскинул руки для объятий, подходя к ней. Так хотелось ее обнять, потрогать, обнять. Это зависимость. Наркота. Только наркота от человека.

   Гибадуллин даже не сдержался и сделал немного не так, как она любила. Поцеловал сразу. Но так хотелось... И опять взрыв. Такой, что сносило голову. И он даже думал, что сумасшедший из-за неё.

   Поцелуй продлился совсем недолго,  буквально секунд десять. Только тут его прервала сама Лазарева. Да, переборщил, утром не стоило ее целовать. Просила же.

   — Нугзар, я... — Она запнулась, посмотрев ему в глаза. А сейчас вот точно что-то не так. У нее не светятся глаза, она сама не светится. Потухла. Как свечка.

   — Что такое? Что случилось? — Спросил он совсем нежно и потихоньку. Так боялся за ее. Вдруг, что-то случилось. Вдруг, ей плохо?

   Парень положил ладони на ее щеки и погладил, вглядываясь в глаза. Было так беспокойно. Тревога. За нее.

   Девчонка отвела взгляд и посмотрела вдаль. Он рассматривал каждый миллиметр эмоции в ее глазах. Она закрыла глаза на секунду, ему даже показалось, что они стеклянные. По-стеклянному грустные и мокрые. Скорее, ему показалось.

   — Нам надо расстаться. — Ответила она ему прямо в глаза и он напрягся. Весь. В ушах зазвенело, глаза забегали по ее лицу, не в силах осознать услышанное. Что она только что сказала?... Нам. Надо. Расстаться. Расстаться, черт возьми! Что у нее случилось, почему расстаться? Что изменилось за одну ночь, что он сделал не так? Куча вопросов, но ни одного ответа. Лазарева смотрела ему прямо в глаза. Её пронзающие голубые глаза. Болезненные, но он подумал, что ему просто показалось от шока.

   — Что?... — Прошептал он, спустив руки с щек на плечи. — Что ты сказала?... — Это шок. Ужасный шок. Мерзкий. Гадкий. Страшный. Отвратительный. Дурные слова, просто дурные. Идиотские слова, безумные! Очень страшные и неприятные.

   — Нам. — Она отвела взгляд и сглотнула. Да нет же! Что-то точно не так! — Надо расстаться. — Вновь сказала она ему в глаза.

   — Наташа, что случилось? — Прошептал он, осматривая ее. Вроде, целая и невредимая, уже хорошо. Но она сказала расстаться! Черт возьми, расстаться!

   — Ничего. — Голос дрогнул. Нет, ему точно не показалось. Сейчас она смотрела ему прямо в глаза. Четко, точно и явно. — Я тебя не люблю. — Она опять отвела взгляд. Но фразы говорила ему в глаза.

   — Наташа, посмотри на меня. — Сказал он отчаянно и перевел руки на щеки. «Что-то не так. Что-то не так» — твердил он себе. Она не может просто так его бросить, она ведь любит его!

   Она так и не смотрела. Глядела вдаль, поэтому он развернул ее лицо к себе. И ей всё же пришлось посмотреть ему в глаза. — Наташа, что случилось? — Повторил Гибадуллин вновь.

   — Я на тебя поспорила. — Она сказала это четко и твердо. Так, что в глазах больше не было печали. Наверное. Наоборот, там была грубость и холод. Только это и все. Никакой нежности и света. Но его это не волновало. Она сказала... Она не могла. Нет. Нет-нет-нет и нет! Она не могла на него спорить! Она же была такая искренняя, такая светлая! Его девочка, родная, любимая девочка. Его. Его лучик света и солнца, его награда и счастье. Она не могла на него поспорить!

   — Это ложь, да? Ты же шутишь, правда? Ты просто шутишь и все, как любишь, так же?... — Мозг тупо отказывался принимать услышанное. Точнее, сердце. Оно не хотело.

   Оно рвалось и кричало. Просто рвалось на кусочки, что превращались в пепел. Ничего больше не осталось. Оно разорвалось. Хрустнуло. Испепелилось.

   — Нет, Нугзар. Всё. — Она поправила лямку рюкзака на плече и ушла. Просто ушла. А он стоял и смотрел на нее. Такую воздушную, безупречную, нежную. Но уже не его. Стоял до того момента, пока она не скрылась из виду. Он стоял и не понимал. Ничего не понимал, не слышал, не осознавал. В ушах звенело, а в глазах темнело, но он продолжал смотреть на ее силуэт и дрожа, рвать сердце. Оно разорвалось окончательно и превратилось в пепел. А искр, тех, манящих, не осталось.

Быстро вспыхнули и быстро сгорели.

Продолжение следует...

Вы в шоке, да? 😂