зависимы

У каждого человека должно быть место, где он может выдохнуть. У Даны это был Рома. Он увез Дану на море в Сочи.

Дни тянулись как лениво текущая река — неспешно, ласково, тепло.
Каждое утро начиналось с запаха кофе и свежих фруктов, с солнца, проникающего сквозь тонкие шторы, и тишины, которая больше не пугала. Дана чувствовала, как будто кто-то впервые в жизни обнял её изнутри и сказал: "Ты в безопасности."

Они с Ромой гуляли часами — по пляжам, рынкам, улицам. Слушали уличных музыкантов, ели мороженое, спорили о кино и политике, смеялись.
Вечерами играли в карты, смотрели фильмы с плохим интернетом и наперебой обсуждали, кто из них на кого больше похож: Рома утверждал, что Дана — вылитая мама в молодости, Дана закатывала глаза.

Однажды вечером, сидя на скале у самого берега, Дана повернулась к брату и спросила с лукавой улыбкой:

— А ты чё такой один, а? Тебе ж двадцать семь. Пора, так сказать, жениться, ипотека, памперсы...

— Вот началось, — усмехнулся Рома, — Только от матери уехал, устроился в хорошую клинику работать, зарабатывать начал. Серьёзно, у нас что, какая-то семейная установка: если мужику больше двадцати пяти — пора страдать?

— Не страдать, а жениться! — рассмеялась Дана. — Ну а что? Ты же симпатичный, умный, с работой, с квартирой. Где твоя Катя?

Он на секунду замолчал.

— Была... Катя. Мы встречались почти два года. Она тоже была врачом, хирург. Красивая, умная, целеустремлённая. Только вот... мы будто всё время разговаривали на разных языках.
Я хотел простоты, уюта, а она — побед, конкуренции и контроль.

— А она тебя любила?

Рома пожал плечами, глядя в темнеющее небо.

— Наверное. Но только ту версию меня, которую она хотела видеть. Без сбоев. Без сомнений. Как программу.

Дана кивнула, молча. Она знала, как это — когда от тебя ждут только определённую реакцию. Только улыбку, только послушание. А всё остальное — "ломается".

— А ты её любил? — спросила она тихо.

— Пытался, — честно ответил он.

Потом они долго сидели в тишине. Только шум волн и цикады.

— А ты? — спросил Рома, глядя на неё. — Что теперь? Что планируешь?

Дана вдохнула глубоко, будто впервые за много месяцев могла говорить о будущем, а не о выживании.

— Поступать хочу. В университет. На режиссуру или операторское. Не знаю, получится ли, но я хочу хотя бы попробовать.
И работать. Сначала где угодно, потом — в сфере. Главное — чтобы не зависеть. Ни от кого. Никогда больше.

— Хм... — задумался он. — Знаешь, ты всегда была упрямой. В хорошем смысле. Если ты решила — ты сделаешь. Только, пожалуйста, не дави на себя.
Ты уже сильнее, чем думаешь.

Она улыбнулась.
— А ты всегда был моим психотерапевтом.

— Ну, по деньгам это не тянет, конечно, — подмигнул он. — Но в остальном — вполне.

Они провели на море девять дней. Девять утренников, девять закатов.
Один вечер — дождливый, с бурей. Один — с уличной музыкой, под которую Дана даже немного танцевала, босиком, на брусчатке.

В последний день, собирая вещи, она задержалась у зеркала, глядя на своё отражение.
Да, всё ещё виднелись синяки. Да, внутри всё ещё болело.
Но взгляд стал другим. Уже не жертва. Уже не тень. Уже человек. Девушка, у которой есть брат, цель, и — впервые — ощущение, что у неё тоже может быть жизнь.

Рома зашёл в комнату, поставил рядом её чемодан.

— Готова?

Она вздохнула.

— Не знаю. Но точно не хочу убегать больше.

Дорога назад в Москву была спокойной. Они сидели рядом, пили кофе из пластиковых стаканчиков, слушали старый плейлист Ромы: от Arctic Monkeys до Басты.
И говорили обо всём: о жизни, о смысле, о будущем. Рома обещал помочь с подготовкой к поступлению, Дана — не сдаваться, даже если сразу не получится.

В Москве воздух был плотным, пыльным, но — своим.
Когда они вернулись в квартиру, Дана обняла Рому и прошептала:

— Спасибо, что я снова живу.

Он прижал её к себе.

— Ты всегда жила, просто в темноте. А теперь — на свет. И я с тобой, слышишь?

Она кивнула.

В тот вечер она впервые достала свой старый фотоаппарат, который ей подарил Рома на день рождение, села у окна и начала снимать.
Себя, город, детали: руки, чашку, отражение в стекле.
Фотографии получались сырые, неточные, но в каждой — был кусочек её новой главы.

Рома прошёл мимо, остановился, глянул через плечо:

— Получается. Очень даже.

— Думаешь, возьмут в универ? — спросила она с тревогой.

— Думаю, мир не готов к тебе. Но ты постучись.

Они оба засмеялись.

И на секунду стало тихо.
Хорошо-тихо.
Так, как бывает, когда знаешь — это только начало.