Глава 4. Боль.
Прошёл год. Ахмад вернулся со службы. В тот день он пришёл к дому сестры. Его шаги я узнала сразу, сердце забилось так, будто хотело выскочить из груди. Он был всё таким же — высокий, уверенный, с той же белоснежной улыбкой, что впервые поразила меня в сельском отделении связи.
Мы встретились вечером, у остановки, как будто время остановилось на той неделе, когда он уезжал.
— Зара, — сказал он серьёзно, — я ждал этого дня целый год. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Я смотрела на него и молчала. Эти слова я мечтала услышать, но вместе с тем они обожгли меня, будто раскалённое железо.
— Нет, Ахмад, — ответила я твёрдо. — Я не выйду замуж.
Его глаза округлились от удивления.
— Почему? Ты... ты не веришь мне?
— Дело не в тебе, — сказала я. — Я дала слово самой себе: сначала окончить техникум, потом поступить в университет и перейти хотя бы на третий курс. Только тогда я смогу подумать о семье.
Ахмад долго молчал. Я видела, как в нём боролось желание спорить и уважение к моим словам.
— Ты упрямая, — наконец сказал он, — но именно это я в тебе и люблю.
Я подняла глаза и добавила:
— У меня есть условие. Если ты действительно хочешь, чтобы я стала твоей женой — ты тоже должен поступить в университет. Я не выйду замуж за мужчину, который остановится на полпути.
Он усмехнулся, но не с обидой, а с какой-то гордостью:
— Ты ставишь передо мной трудные задачи, Зара. Но знай: для меня нет ничего невозможного, если речь идёт о тебе.
В тот вечер я впервые позволила себе чуть-чуть улыбнуться. Но внутри я знала: это только начало. Испытания для нас обоих ещё впереди.
Конечно, всё тайное рано или поздно становится явным. О наших письмах и встречах узнали сначала сестры, а потом и мама. Сколько разговоров и упрёков я услышала в те дни!
— Зара, оставь его, — говорили они. — Он не из нашего села. Его семья не такая, как наша. Что скажут люди?
Я молчала. Я всегда умела молчать, когда слова только всё портят. Но внутри я знала одно: отступать я не собираюсь.
Так прошло пять лет. Всё это время Ахмад не сдавался. Он пять раз присылал сватов, и лишь на пятом согласились. Я тогда уже училась на третьем курсе университета — так, как и обещала. Моё слово я сдержала, и этим была горда.
Я слышала много разговоров о его семье. У них было шестеро братьев и только одна сестра. Для кого-то это казалось проблемой, но не для меня — я сама выросла в большой семье, и это меня не пугало. К тому же, Ахмад был не младший сын, а средний, значит, жить нам всё равно предстояло отдельно.
До меня доходили слухи: мол, в их семье кто-то выпивает, кто-то слишком вспыльчив. Но я никогда не видела Ахмада пьяным. Его взгляд был чистым, его слова — трезвыми, его поступки — честными. И я решила не слушать чужие языки. Пусть люди говорят. Они всегда говорят.
Для меня имело значение только одно: я знала его сердце.
Свадьба у нас была по всем обычаям.
Меня привели в его дом. Большая семья: шестеро братьев, одна сестра, шумные разговоры, хозяйство. Многим девушкам было бы страшно оказаться в таком окружении, но я была не из тех, кого пугает толпа. В нашей семье детей было ещё больше, и я знала цену молчанию, терпению и упрямству.
Я слышала шёпот: «У них в семье есть те, кто выпивает...». Но сама я никогда не видела Ахмада пьяным. Его руки были твёрдыми, его шаг уверенным. И я повторяла себе: пусть говорят, я буду верить только тому, что вижу сама.
В ту ночь, когда все гости разошлись, я осталась в новой комнате. Сердце билось так, будто я стояла на краю обрыва. Я знала: впереди — новая жизнь, новые испытания, и уже не только для меня одной. Теперь мы с Ахмадом были связаны навсегда.
Первые дни после свадьбы были утомительными. После того как гости разошлись, оставались горы посуды, ковры, которые нужно было выбивать, и бесконечная уборка. В маленьком дворе жили мы все вместе: Ахмад и я, его два брата с жёнами и детьми, и его мать. Свекровь была женщиной очень чистоплотной, строгой и требовательной. Для неё всё должно было быть безупречно: полы блестеть, подушки лежать ровно, еда готова вовремя.
Я старалась во всём угодить, хотя усталость была такой, что ноги подкашивались. Утром я уезжала в университет, вечером возвращалась и помогала по дому. Мне казалось, что жизнь превратилась в бесконечный круг обязанностей.
На третий день после свадьбы всё изменилось. Вечером Ахмад зашёл в комнату. Его шаги я узнала сразу, но голос был чужим — тяжёлым, хриплым. Он был пьян. Его глаза горели агрессией.
— Ахмад, что случилось? Чем ты недоволен? — спросила я тихо, не веря своим глазам.
Ответом была пощёчина. Потом ещё одна.
Я не помню, как именно села на пол. Слёзы сами катились по лицу, я задыхалась от обиды и боли. Передо мной стоял не тот человек, которого я знала пять лет, не тот, кто писал мне трогательные письма и клялся в верности. Это был чужой, жестокий мужчина.
В тот момент мне захотелось собрать вещи и уйти. Но я не имела на это силы. Я чувствовала разочарование не столько в нём, сколько в себе. Я знала, что слышали и его мать, и братья. Они были дома. Но все закрылись в своих комнатах и сделали вид, что ничего не произошло. Будто так и должно быть. Будто это — норма.
Мне казалось, что стены давят на меня. Но я осталась. Я боялась не только осуждения людей, которые скажут: «слишком рано ушла», но и своей собственной слабости. Я всегда считала себя гордой и упрямой, а в тот вечер не смогла даже защитить себя.
Но, несмотря ни на что, я продолжала жить. Утром вставала и ехала в университет, днём занималась учёбой, вечером возвращалась и убиралась, готовила, стирала. Я упрямо держалась за свой путь. Я знала: если сдамся — то потеряю себя навсегда.
Пьяное поведение Ахмада стало не разовой ошибкой, а периодической привычкой. Сначала — раз в неделю, потом чаще. Я никак не могла понять: как же я, умная, рассудительная, гордая, не смогла разглядеть этого в нём за пять лет общения? Пять лет писем, встреч, обещаний... а оказалось, что рядом со мной чужой человек.
Ссоры становились обыденностью. Стоило мне задержаться с университетом или не успеть вовремя приготовить ужин — начинались крики. Иногда он поднимал руку, и каждая его пощёчина жгла не столько кожу, сколько моё сердце. Я не могла привыкнуть к мысли, что тот самый Ахмад, который писал мне «это судьба», теперь наказывает меня за компоты, за уборку, за то, что я пытаюсь учиться.
После свадьбы он вовсе оставил технический университет, в который с таким трудом поступил. Я помню, как однажды, когда я осторожно спросила, почему он бросил, он лишь усмехнулся:
— Ну, я же обещал поступить. А не окончить.
Эти слова прозвучали как насмешка над моей верой, над моими надеждами.
Я молчала. Никому не жаловалась. Гордость не позволяла. Я всегда держала себя достойно, и даже перед сёстрами или мамой ни разу не обмолвилась, как на самом деле проходит моя жизнь в доме мужа. Пусть люди думают, что у меня всё хорошо.
И вот однажды утром я узнала, что жду ребёнка. Нашего ребёнка. Моё сердце замерло. Это был момент, когда внутри меня смешались слёзы и радость, страх и надежда. Я смотрела в окно и думала: может, этот ребёнок изменит его? Может, появление новой жизни сделает его другим — таким, каким я когда-то в него поверила?..