Глава 12
Темно-синее кирпичное здание встречало гостей яркими вывесками, красным ковром, что застилал ступеньки, и приятным стариком, что вежливо приглашал гостей пройти вовнутрь.
Дворец творчества в этот воскресный вечер был местом притяжения людей со всех концов города и за его пределами. Двери, словно воронка, всасывали роскошных женщин в норковых шубах, их спутников в черных, длинных пиджаках, юных девушек и парней, что мельтешили около входа.
Влад постоял чуть поодаль некоторое время, дожидаясь, когда толпа немного рассосется. Дорога до двери опустеет от автомобилей и их владельцев.
Он шел медленно, внутри бушевало дикое желание сорваться и броситься в другую сторону, поймать попутное такси, забежать в квартиру и сидеть тихо, да так, чтобы никто не нашел. Отключить телефон и напиться. Зачем? Сам не знал! Но так явно будет лучше.
Около входа остановился. Старичок в бардовой униформе улыбнулся, расправив складки около губ. Внимательно посмотрел на Влада, оценивал, присматривался.
– Ваше пригласительное, пожалуйста, – старичок протянул жилистую руку.
Влад достал из кармана пальто кусочек темно-зеленого картона и вложил в ладонь престарелого секьюрити. Тот поднес клочок бумажки к лицу, повертел его внимательно.
– Проходите, пожалуйста, Владислав Мурашов. Ваша семья уже ожидает вас в зрительном зале. Ваше место седьмой ряд, четырнадцатый стул.
Влад кивков поблагодарил старичка, улыбнулся и вошел внутрь здания.
Просторный холл встретил его миллионами ламп. Влад даже прикрыл глаза руками на некоторое время, чтобы не ослепнуть. Было слишком ярко, слишком жизнерадостно, слишком не по-настоящему. Фиолетовый диван стоял в самом центре комнаты, около него разместили несколько журнальных столиков. Чуть поодаль, около стены, возвышались два книжных, деревянных шкафа. Книг там не было. За то было много цветов в разноцветных горшках. Там же стояли автоматы с всякими сладостями, газировкой.
Влад пытался отыскать глазами гардероб, чтобы сдать свое пальто. Хотя думал, что идея плохая. Будет трудно сбежать. Могут догнать его. Хотя, если будет совсем невмоготу, можно и без пальто уйти. Не простынет, не помрет.
Гардероб нашелся за углом. Небольшое окошко, наверное, размером с микроволновку, разделяло вестибюль от места хранения одежды.
Женщина в перчатках забрала пальто Влада, которое тот еле протолкнул в прорезь. Взамен он получил круглый, деревянный номерок с цифрой четырнадцать. Какой-то замкнутый круг с этим числом.
Чтобы попасть в зрительный зал, нужно было подняться по лестнице на второй этаж, пройти длинный коридор, повернуть налево и уткнуться лицом в огромные двери. Так Владу объяснила гардеробщица.
Идти туда совсем не хотелось. Парень боялся, страшился столкнуться лицом к лицу с родителями. Что он им скажет? Как на них посмотрит? Что будет чувствовать? Злость, боль, грусть? А вдруг начнет рыдать, или, наоборот, кричать?
В то утро, когда его разбудил звонок в дверь, и он поплелся босиком в одних пижамных штанах, открывать незваному гостю, он очень пожалел, что просто не проигнорировал тот визит. За дверью был курьер. Он протянул Владу белый конверт, попросил расписаться на бланке и ушел прочь, оставив Мурашова одного, заспанного, с головной болью и конвертом в руках.
Там было пригласительное на отчетный концерт танцевального балета, в который попала его любимая сестра. Он понял это сразу. А также понял, что там будут и его родители, если, конечно, эта злосчастная ссора хоть как-то повлияла на них.
И Мурашов надеялся до последнего, что они не придут, что они все так же остались каменными изваяниями, не дрогнули, ни прогнулись, не рассыпались. Но когда старик на входе сказал, что семье уже ожидает его, сам Влад дрогнул. Не мог он поверить, что вечно занятые родители, появились здесь, на «бессмысленном» увлечении их дочери. А как же финансы, мать вашу. Опять двойные стандарты!
Длинный коридор слишком быстро закончился, это привело в ужас. От встречи с родными отделяло лишь пару метров. Нет, конечно, Влад мог не пойти на этот концерт, проигнорировать, забить, сделать вид, что ему ничего не передавали. Забыть, сослаться на срочные дела. Но он твердо решил, что хватит бежать от кусачих собак, пора остановиться и дать им отпор.
Он толкнул тяжелые двери и оказался внутри огромного зала. И снова через чур ярко. Под таким светом и ожог можно получить. Люди гудели, галдели, что-то нашептывали друг другу. Концерт еще не начался. Но многие уже заняли свои места.
Владу было немного неуютно среди этих дам и мужчин. Он редко испытывал боязнь общества, но сейчас ему было не по себе.
Прошел к седьмому ряду. Он был почти пуст. Четырнадцатое место располагалось между пятнадцатым и шестнадцатым, которые занимали его родители.
«Как черт, игру затеял что ли», – усмехнулся Мурашов.
Протолкнулся мимо двух дам, извинился за причиненные неудобства, а сам хотел послать их куда подальше. С каждым новым шагом внутри становилось все холоднее и холоднее, руки немели, а ноги, казалось, стали весить целую тонну, ибо передвигать их было болезненно, тяжело.
Отец поднял глаза на Влада, когда тот молча протиснулся через его стул и присел на свое место.
Они хорошо выглядели, видать, несильно страдали по нему. Отец в костюме, бардовый цвет был ему к лицу. А мать сидела в темно-алом брючном костюме.
«Они даже наряды в один тон выбрали», – усмехнулся про себя Влад. Он явно выбивался из их семейной картинки. Темно-синий деловой костюм, что ему прикупили прошлым летом, сидел на нем, как влитой, подчёркивая его фигуру.
– Как дела сынок? – повернулся боком к нему отец.
Это «сынок» больно ударило по голове. Влад уже и отвык от таких слов. Давно его так никто не называл. Хотелось сказать какую-нибудь гадость, выплеснуть желчь, да побольнее, посильнее, чтобы настроение превратить в кучу навоза, а потом смеяться внутри, прыгая от восторга. От таких мыслей Мурашову стало противно от самого себя.
– Да, хорошо, – натянуто улыбнувшись, ответил Влад. – Сессию закрыл на отлично, недавно сдал заказ небольшой. Всего по немного, как и обычно.
– Молодец! – весело отозвался отец. Мужчина улыбался, морщинки на щеках собрались в огромные ямочки. Владу досталась улыбка отца. Было в ней что-то настоящее, неподдельное. – А мы вот с твоей матерью впервые выбрались куда-то за столько лет.
Мурашов замер от сказанного. Такое признание шокировало его.
– Признайся, шокирован, – донеслось по левую сторону от него. – Мы тоже, если честно, удивлены.
Мама Влада смотрела прямо перед собой, но Владу казалось, что ее пронзительные глаза наблюдают за ним.
– Что же изменилось? – Влад выпрямил спину, сел ровно. Его голос немного дрожал, но не от страха, а от волнения. Какое-то новое, пока еще неизведанное чувство, вдруг взяло над ним вверх. – Как вы, люди с железными нравами, стальными нервами, и холодными, трезвыми мыслями опустились до уровня бессмысленного времяпровождения?
– Весь в отца, – усмехнулась мать, – он в молодости тоже был таким бунтарем. Язвил по каждому поводу, как шут. Словно так ему было легче жить.
– Таня, ты что-то путаешь. По-моему, бунтовала у нас больше всего ты. Шла против системы, показывала и доказывала свое я, – весело хохотнул Мурашов старший.
– Не важно! Мы оба были еще теми крылатыми авантюристами, – мать Влада все также смотрела прямо перед собой, на плотный занавес сцены. – Но рано или поздно любое представление подходит к концу. Как там сказал один знакомый парень – спектакль окончен, ниточки оборвались.
Влад почувствовал, как густо покраснел. Это были его слова, брошенные в тот воскресный день за последним семейным ужином.
– Мы поняли сынок, – Татьяна Мурашова сделала ласковый акцент на слове сынок, отчего Владу стало еще хуже, – поняли, что все это время, все эти года вы с Аней пытались четко следовать нашим указаниям, доказать, что достойны быть нашими детьми. Не посрамить фамилию. А в итоге вышло, что посрамили ее мы!
Владиславу стало жарко, воздух резко закончился. Сорочка прилипла к спине, от чего стало неудобно сидеть. Стул стал жать со всех сторон, ноги болеть. В голове заметались обрывки фраз, кусочки предложений. Нужно было что-то ответить, сказать, но Влад забыл каково это разговаривать.
Родители молчали, парень тоже. Все замерли. Как-будто превратились в восковые фигуры.
– Правильно, тут нечего сказать, – мама Влада прервала молчание. – Мы во многом виноваты, много не понимали. Нам казалось, что мы делаем правильно, но на самом деле были просто слепы, – она перевела дыхание, поправила воротник на блузке. – И если уж тебя мы потеряли, но хотя бы Аню попробуем поддержать, дать ей крылья и чувства полета.
Владу захотелось закричать, что никого они потеряли, что он здесь рядом, близко, только дотроньтесь до него, и он снова будет вашим сынок. Но слова застыли где-то в глубине горла.
Зазвучала тихая музыка, затем раздался негромкий звонок, сообщая о начале представления. Влад достал из кармана брюк телефон, напоследок проверил сообщения и отключил новомодный гаджет.
Родители не сводили глаз со сцены. Только сейчас Влад заметил, что на коленях у отца лежит букет алых роз. А он и забыл, что хорошо было бы купить цветы.
В зале потушили свет. Плотный занавес начал разъезжаться в разные стороны, оголяя огромную сцену, которая мигала, переливалась, сверкала тысячами огней. Много юношей и девушек вырвались на помост, словно их кто-то держал в сетях. Басы ударили по ушам, сначала было противно, но через несколько секунд это чувство растворилось в звуке, а на смену ему пришло наслаждение, гордость и трепетные отзвуки любви.
Причудливые танцы полураздетых ребят в темно-коричневых нарядах явно завели толпу. В зале слышались одобряющие окрики, свист и, даже местами, визги. Аплодисменты не смолкали, они постепенно набирали силу, разрывая зал на множество кусочков, стихали, чтобы снова взорваться фейерверками.
Аня вышла на сцену шестым концертным номером по счету. Заиграла тихая, страстная музыка, наполненная нотками болезненной любви. Сцена окрасилась красными, кровавыми красками, под цвет нарядов выступающих. Только сейчас Влад понял, что костюмы родителей были подобранны не просто по однотонному принципу, здесь было что-то большое, что-то сильное. Вот что значит подарить крылья, даровать полет.
Аня была хороша. Влад и раньше видел, как она танцует, как изящно выводит руками причудливые движения, как легко передвигается по сцене, быстро меняя ноги. Его всегда поражала эта способность сестры – отдаваться танцу полностью, до последней капли, растворяться в нем, становиться самим танцем.
Сейчас Аня и была этими движениями. Чувственным, горячим, обжигающим плоть танго. Это было настолько страстно, словно вулкан медленно закипал на сцене, готовясь извергнуть в финале из себя поток раскаленной лавы, затопить весь зал, вместе со зрителями, похоронить их под слоем пела.
Мурашки пошли по рукам Влада. Его охватила гордость за сестру, за нее талант, силу воли. Но одновременно острая ревность не давала ему расслабиться. Синдром старшего брата включился сам по себе. Ему казалось, что все вокруг похотливо наблюдают за его сестрой, пожирают взглядом. Хотелось встать, закричать, закрыть всем глаза, или запрыгнуть за сцену и увести Аню оттуда. Но это был всего лишь танец, который подошел к своему концу.
Танцоры поклонились несколько раз. Зал взорвался бурными аплодисментами, криками и призывами на бис. Но Аня и ее партнер уже поспешили покинуть сцену, освобождая ее для других своих коллег по танцевальной группе.
– Это моя дочь, – шепотом произнес Мурашов старший, а затем добавил более уверенно, – моя дочь!
– Наша дочь, – все также держа прямую спину, произнесла Татьяна Мурашова.
– И моя сестра, – тихо добавил Влад.
***
Прошло, наверное, еще полчаса, прежде чем концерт подошел к своему завершению. В зале снова загорелись лампы, сцена погасла, отдавая последние лучи своей славы танцорам. Плотный тюль занавеса скрыл помост. Зрители поднялись со своих стульев. Плотный поток из человеческих тел двинулся к выходу, толкая друг друга.
Влад моментально вскочил со стула, перепрыгнул через соседние ноги и в два прыжка оказался около выхода. Родители были сильно удивлены. Они и представить не могли, что их сыну настолько противно находится рядом с ними.
Влад летел вниз по ступенькам, словно ошпаренный кипятком. В одном костюме выбежал из здания, перепрыгнул через несколько ступенек и помчался по улице к подземному переходу.
Холод сковывал тело. Уши замерзли, пальцы покраснели и стали ломить. Влад еле сдерживал равновесие, стараясь не поскользнуться на замерших лужах.
Около перехода было несколько киосков. Цветочный был всего один, но самое главное он был. Весь концерт парень не мог отделаться от мысли, что со всеми своими тараканами он совсем забыл про цветы для его талантливой сестры.
В киоске ужасно пахло. Словно кто-то замешал в котле гремучую смесь из разных сортов аллергических веществ и разлил на пол. Молодая девушка восседала за невысокой стойкой, равнодушно смотря в экран телефона. Влад обошел кривой ряд ведер, где томились букеты. Они были разные: огромные и совершенно миниатюрные, пушные и в стиле минималистов. Розы, хризантемы, ромашки, васильки и многие другие разноцветные бутоны заполняли все пространство небольшого киоска.
Продавщица даже не подняла глаз на молодого человека, что в такой холод бродил по ее магазину без пальто. Влад растерялся. Не знал, что купить. Родители выбрали красные, багровые розы. Ему не оставалось больше вариантов, выбора. Казалось, что кроме красных роз на свете больше нет других цветов.
Мурашов остановился около огромного, пышного букета сотканного сплошь из неизведанных ему цветов. Плетеная корзинка была усыпана ярко-синими цветами, которые имели форму трилистника. Все цветочки были разной окраски. Некоторые имели в центре белые пятнышки, словно кто-то нечаянно разлил молоко, а по краям мелкими осколками рассыпал звезды. Другие цветы были полностью белыми с редкими каплями фиолетовых крапинок, словно слезы стекали по белому снегу. А другие горели, как искры в камине, полыхали, манили к себе.
Влад не мог оторвать от них глаз. Композиция была настолько гармонична, идеальна и прекрасно, что Мурашов сразу же понял – это то, что он искал.
– Девушка, а как называются, эти цветы? – Мурашов подошел вплотную к стойке.
Продавщица оторвалась от телефона. Внимательно посмотрела на парня, затем перевела взгляд на букет.
– Анютины глазки, – все также равнодушно кинула в ответ продавщица. – Очень красивые цветы. Их дарят в знак преданности и любви. А еще после долгой разлуки, если я ничего не путаю.
«То, что надо!», – пронеслось в голове у Влада.
– Я его беру, упакуйте, пожалуйста, и можно побыстрее, – Влад достал из бумажника яркую купюру и протянул девушке. – Сдачи не нужно.
Та улыбнулась во все свои зубы, спрыгнула со стула и завертелась юлой, пытаясь угодить своему клиенту, который так щедро платит за работу. И пусть он без пальто в такую погоду, кому оно вообще сейчас нужно, это пальто!
***
– Неужели он вот так взял и ушел, – горестно вздохнула Аня и оперлась спиной на каменную колонну посреди холла. – Не могу в это поверить.
Девушка очень огорчилась, когда не обнаружила своего брата среди тех, кто встречал ее на выходе из-за кулис. Даже родители пришли, которые до этого ни разу не были на ее выступлениях, для которых танцы были табу. Они тут, восхищаются, смеются, цветы принесли. Улыбаются, говорят, что она богиня, умница. А Влада нет!
Вот засранец! Даже в такой день характер свой показал! Эгоист чертов! Сукин сын! По-другому, никак не скажешь. Гаденыш такой. А ведь Аня верила, что он придет, они все вместе сядут в ресторанчике, отметят ее дебют, поговорят. Обиды отпустят все, посмеются над своими поступками, скажут, что дураками были. А он сбежал.
– Вы точно ему ничего не сказали? – гневаясь, спросила Аня у родителей. За последние месяца она научилась не боятся их, отстаивать свое мнение, четко формулировать свои запросы. – А то знаю я вас, снова сцепились, как собаки на псарни!
– Нет, доченька, честное слово, мы не ругались, – заверил ее отец.
– Как только свет включили, Влад сорвался с места и рванул к выходу, да так быстро, что мы даже опомниться не успели, – добавила мать.
Аня сжала в руках букет роз. Она кипела от злости. Она ему устроит, этому беглецу. Все выскажет, мало ему не покажется.
– Что же поедем, а то столик уже зарезервирован, – угрюмо сказал отец. Он тоже расстроился, что его единственный сын сбежал от них, как от заразы какой-то. Они, конечно, не ангелы, не святые, но все равно – его родители. – Видно, ему нужно дать еще время. Еще слишком рано.
– Раны на сердце не заживают никогда. Для прощения времени не существует, – Влад стоял позади и улыбался. Щеки покраснели, нос замерз, а на волосах лежал легкий снежок. – Ну и погодка, я вам скажу там. Чистый северный полюс. А без пальто так вообще Антарктида.
Лицо Ани посветлело. Глаза снова ожили, словно в нее вдохнули ту самую жизнь.
– Ты думала, сестренка, что я не поздравлю тебя с твоим ярким, завораживающим дебютом в таком коллективе. Ты за кого меня приняла!
И Влад снова засмеялся, затем подошел к сестре, протянул корзинку с радугой из цветов и крепко обнял.
– Прости меня, чертова эгоиста! – прошептал Влад ей на ухо. – Ничего не поделаешь со мной. Горбатого только могила исправит, а упрямого и смерть не в силах подкорректировать.
– Знаешь, как я тебя ненавижу, – пропищала Аня. – Если бы и правда слинял, я бы тебе голову открутила.
Влад улыбнулся. Затем посмотрел на родителей. Те молча наблюдали за своими детьми.
– Я тут за цветочками выходил, – оправдался Мурашов перед всеми. – Поэтому так поспешно и ускакал. Но теперь я вернулся и готов понести наказания. И вообще, – он перевел дыхание, – блудный сын готов вернуться в семью, если конечно, для него там есть место. А то мало ли, ведь святое место пусто долго не бывает.
Вот Влад всегда так. Даже прощение попросить нормально не умеет. Закрутит все, завертит, а потом переживает, гадает, что услышит в ответ.
– Сынок, – ласково произнесла мама, – твое место всегда для нас святое. Ты и не покидал семью, назовем это небольшим отпуском, переоценкой ценностей. Мы поняли многое, ты вынес урок. Надеюсь, мы сможем снова быть, как раньше, семьей.
– Проблема и была в том, что раньше мы и не были семьей, – ляпнул Влад и тут же проклял себя за свой длинный язык.
– Владислав, – повысив голос, зло оскалилась Аня. – Ты невыносим.
– Нет, дочка, твой брат прав, – успокоила ее мать. – Раньше нас, и правда, было трудно назвать семьей. Мы были, как красивая, яркая картинка, без основы внутри. Семьей на бумаге. Поверхностная такая карикатура. Но сейчас все изменилось. По крайней мере, мы на это надеемся.
Владу нечего было сказать. Что-то теплое укутало его со всех сторон. И было так хорошо. Легко и просто. Казалось, что сейчас он счастлив по-настоящему.
Теплота становилась все сильнее. Влад как-будто провалился в мягкую пелену, а когда вынырнул из нее, то понял, что теплота-то была родная. Его обнимали. Его любили.
– Ну, хватит нежностей, – отмахнулся Влад. – Какие планы у нас дальше? Не поверю, что Мурашову не закатят праздник по такому поводу!
– Пить не будем! – звонко рассмеялась Аня. – А то я знаю, твои любимые забавы и веселья.
– Ну, вот так всегда, – скорчился грустную рожицу Влад. – А я думал, что хорошего коньяка попробую.
– Владислав, – властный голос матери вызвал мурашки на руках, – надеюсь, это все шутки?
– Конечно, мама, чистой слезы шутки, как сорокоградусная водка.
Женщина лишь смешно закатила глаза.
– Давайте, такси уже ждет нас около входа, – громко произнес Мурашов старший.
Затем выхватил у дочки букеты из рук и вышел из здания. Татьяна Мурашова последовала его примеру.
– Так, а мне нужно забрать пальто из гардероба, – пробормотал Влад.
Гардеробщица явно заскучала, так что когда Мурашов протянул ей свой номерок, она долго крутила его в руках, а потом и вовсе начала лезть с вопросами.
– Как вам представление? Хорошо детки танцуют!
Владу не хотелось отвечать, ведь одна реплика потянет за собой следующую и так можно болтать до бесконечности, а около входа такси ожидает, нужно ехать.
– Да, отличный концерт, – выхватив свое пальто из цепких рук, бросил напоследок Влад.
Холл опустел. Огни уже не горели так ярко, или это просто Влад не замечал их свет. Аня стояла спиной к Владу и разговаривала с высоким брюнетом. Они смеялись, он держал ее за локоть. Владу на минуту показалось, что он брюнет тянется к лицу его сестры, чтобы поцеловать ее. А потом оказалось, что это происходило на самом деле. Не успел Влад прийти в себя, как брюнет растворился.
– Ну, что ты замер? – прокричала Владу сестра. – Долго тебя ждать еще тут.
– Это что сейчас было? – возмущенно подлетел Мурашов.
– Поцелуй. И кстати, очень хороший, – засмеялась Аня.
– Это я понял. С кем? Кто этот гаденыш, я ему руки переломаю, ноги оторву, и будет он на ушах ходить!
– Фу! Сколько необузданной, необъяснимой злости. Владик, ты же добрый, порядочный молодой человек, к чему все эти оторву и переломаю!
– Ты мне тут зубы не заговаривай, – огрызнулся Влад. – Родители вот узнают, они тебе одно место сразу начистят.
– Родители в курсе. И кстати, Рома им очень нравится.
Влад был шокирован. Он ничего не понимал. Вокруг все закружилось, завертелось, словно он был на карусели.
– Но как? – единственное что смог пролепетать Мурашов.
– А ты бы еще годик поиграл в обиженного и оскорблённого, я бы и замуж выйти бы успела, – засмеялась Аня. – Пошли давай, мой защитник.
Влад позволил взять себя за руку и потащить через огромные двери.
– А вообще Ромка он хороший. Умный, начитанный. Стихи мне читает. Знаешь, как Блока любит, а Есенина.
– А он случайно на голову не того, не повёрнутый? – улыбаясь, спросил Мурашов.
– Случайно, не того! – Показала язык в ответ ему сестра. – Он со мной в паре танцует. Так что теперь у меня есть Рома, а ты, братик, можешь успокоиться, пойти на покой. Или завести свою личную жизнь.
– Дожили, яйца курицу учат! – громко и звонко рассмеялся Влад. – И с личной жизнью у меня все очень даже хорошо!
– Бог ты мой! А она случаем не того, не повернутая? – сдерживая смех, спросила Аня.
– Нет, не того! – огрызнулся Влад.
– Странно, по-моему, с таким как ты, могут только сумасшедшие встречаться.
– А что со мной не так? – растерянно спросил Влад.
Аня закатила глаза, остановилась около такси, которое ждало уже добрых пятнадцать минут их семью, улыбнулась и открыла дверь.
– Все с тобой так, гребанный ты эгоист!