Глава 6
Около подъезда снова перегорел фонарь. Пришлось пробираться по памяти. Дождь оставил после себя множество луж, мокрых тротуаров и чувство полнейший безнадеги.
Влад не любил дожди. Они всегда приводили его в состояние полного оцепенения. После них просто не хотелось жить.
Около подъезда закурил. Давно хотел, но все терпел. Путь из дома Даши к себе занял не так уж и много времени. Пробок не было. Такси летело на полную скорость, а Влад на заднем сидении записывал заметки, обрывки фраз. Он любил писать стихи. Такие личные, горькие, как его жизнь. Да и писал он про жизнь. Больше было не про что.
Стихотворения, как и дневник, были для Мурашова средствам выплеска эмоций, решением проблем. Но их он никому не показывал. Было стыдно, неловко и как-то некомфортно открывать свою душу нараспашку. Ведь там и нагадить могут.
Сигаретный дым бил в нос. Мерзкий запах. Но голова перестала болеть.
Он покинул квартиру Даши, когда за окном пошел сильный дождь. Таисия Петровна напоила Влада чаем с печеньями, предлагала поесть, но он отказался. Было как-то неудобно. Женщина благодарила его за все, приглашала еще в гости. Но Влад надеялся, что таких приключений в его жизни больше не будет.
Окурок полетел на асфальт. Влад притоптал его подошвой. Сыро.
Внутри все болело, гудело от усталости. На ощупь пробрался к двери подъезда, достал ключ из кармана, как услышал звонкий писк.
Обернулся. В темноте невозможно было что-то разглядеть, но писк продолжался. Влад достал телефон и включил фонарик.
Под лавочкой, сложив лапки, сидел котенок. Он промок насквозь. Белая шерстка стала грязной, а на одном ухе повисла паутина. Он жалобно смотрел на Влада, от чего у парня сжалось сердце. Котенок пропищал еще раз, и парень не выдержал. Схватил его и взял собой.
Родители никогда не разрешали Владу с сестрой заводить домашних животных. Это было табу. Как бы дети не умоляли родителей, как бы не уговаривали, те были не преклонными. Влад всегда мечтал иметь огромную собаку, чтобы выгуливать ее, играть с ней в саду, но постепенно это желание сменилось мечтой завести хотя бы маленького котенка. Слушать, как он мурлычет на подушке, играть с ним, кормить. И вот сейчас мечты начинают потихоньку сбываться.
Мурашов наполнил ванну и стал мыть кота. Тот, на удивление, не царапался, сидел спокойно, словно понимал, что это его единственный шанс оказаться кому-то нужным.
Владу было горько и тоскливо. Он понимал, что ощущает котенок, брошенный на улице. Парень прочувствовал, какого это остаться одному.
Хоть родители и были всегда рядом, но как мишура, словно делали ему одолжение. А любви, заботы и ласки Влад не получал.
Он в семнадцать лет стал жить один. Снял квартиру, на заработанные тогда им деньги, а затем стал заниматься иллюстрациями, фрилансерством, только бы больше не возвращаться в те стены, которые пропитались серой безнадегой.
Парень с болью в сердце вспоминал те вечера, когда бежал к маме, чтобы похвастаться отметкой или показать свой рисунок, а она, ссылаясь на усталость, отталкивала его, как котенка, который попал под дождь.
Мурашов понимал, что родители трудились, чтобы обеспечить их жизнь, чтобы ни в чем не отказывать себе. Но от этого легче не становилось. Ему было больно, а порой просто невыносимо.
Когда наступали такие моменты, Влад просто отключал телефон, закрывался у себя в квартире и пил. Начиналось всегда все с виски или рома, а заканчивалось водкой и утренним похмельем.
Он пил и плакал. Безмолвно. Один.
Научился переносить все тягости, что так охотно подкидывала судьба, самостоятельно. Открывал дневник и печатал. Становилось легче. Но проходило время, и все возвращалось по новой.
Алкоголь спасал. Правда недолго, пока градус был в крови, а потом жутко тошнило, болела голова, и тряслось все тело. Зато становилось проще, что ли жить.
Но Влад не считал себя алкоголиком. Он уходил в такой запой крайне редко, три, а может и четыре раза в год. И обычно продолжалось это не больше двух-трех дней.
А потом все заново, по кругу. Университет, друзья, работа и никчемная жизнь. Пустая квартира, холодная постель и море разбитых желаний.
Наверное, испытания даются для того, чтобы мы становились сильнее, а кто не справляется с ними – просто не достоин счастья.
Мурашов вытер насухо котенка полотенцем. Шерсть цвета молока торчала в разные стороны, а голубые глаза, словно стеклышки, удивленно таращились на спасителя. Котенок не издал ни звука, пока Влад доставал из холодильника коробку с молоком, грел его в микроволновке и наливал в блюдце. Котенок не закричал, когда Мурашов спустил его с дивана и протянул блюдце. Котенок только звонко урчал, когда лакал молоко.
Мурашов принял душ, сил на ванну не осталось. Выпил горячий чай. Внутри было холодно, хотелось обжечься по-настоящему. Но все острые и раскаленные предметы были спрятаны где-то в другой жизни.
Влад лег на диван, открыл свой электронный дневник и записал пару предложений, когда котенок, спасенный чудом, мурча и сопя, запрыгнул на диван и разлегся на груди Мурашова.
Парень невольно улыбнулся. Стало так тепло.
Так они и уснули в обнимку друг с другом.
***
Прошла неделю с того визита в травмпункт. Мурашов снова сидел в душной аудитории, наполненной студентами под завязку. Влад ощущал себя, как килька в консервной банке. Дышать было сложно.
Миша о чем-то болтал с Ксюшей. Ребята обсуждали планы на выходные. Они хотели сходить в кинотеатр, или прогуляться по набережной. Спор был серьезный.
Лектор зашел в аудиторию вместе с девушкой, которую неделю назад Мурашов носил на руках. Мужчина почтительно открыл ей дверь и пропустил вперед, за что был удостоен благодарности.
Даша оглянулась вокруг, поняв, что свободных мест нет, она двинулась в сторону Мурашова и его друзей.
На окнах снова опустились занавесы. Стала темно.
– Ты уже передвигаешься без помощи костылей, – улыбнулся Мурашов, когда девушка присела рядом с ним на скамью.
Она достала из сумки тетрадь, хотя прекрасно понимала, что ничего не будет записывать.
– Они жутко надоели. Мне кажется, что за эти дни я так сильно накачала руки, что теперь могу смело записываться на соревнования по армреслингу.
Влад засмеялся. Негромко.
– Кстати, я так и не вернула тебя те пятьсот рублей, – вздохнула Даша, – хотя сейчас, наверное, намного больше должна. Считай, такси ты оплачивал в обе стороны. Сколько я тебе теперь должна?
Влад закатил глаза. Дурацкая привычка, которая его самого бесила. Но избавиться от нее он никак не мог.
– Считай, мы в расчете с тобой, – Мурашов поправил край джемпера. – Не хочу больше возить тебя в травмпункт, да и на девятый этаж носить – тоже перспектива не самая радужная.
Теперь смеялась Даша.
– Вы что там болтаете, Ричи, – обратился Миша к другу, – спать не даете. – Заметив Дашу, Иляшин улыбнулся в полный рот. – Привет, девушка, которая платит парням, непонятно за что. Ричи, она снова предлагает деньги? Если он отказывается, не беда, могу взять я, – заговорщически прошептал Миша.
– Прости, – запнулась Даша, – но ты не в моем вкусе. И боюсь, твоя девушка не будет в восторге от того, что я заплачу тебе. Так что тебе, как говорится, направо, а мне налево.
Мурашов усмехнулся.
– Подумаешь, – фыркнул Миша и отвернулся.
– Забей, он так прикалывается, – прошептал Влад. – А твоя нога точно в норме, может быть, лучше сходить еще раз к врачу?
– О, поверь, моя бабушка, поставила на уши всех знакомых докторов, и те каждый день по несколько раз приходили и осматривали мою ногу. Бабуля устроила из нашей квартиры настоящий лазарет. Еще бы немного и она бы влезла в белый халат и принялась играть в больницу.
Влад всего лишь измучено вздохнул.
Лекция текла плавно. Профессор читал с бумажки слова, которые затем превращались во фразы, а те в свою очередь складывались в текст. Владу сегодня было неинтересно слушать, спорить, рассуждать о философии.
Он с нетерпением ждал, когда отведенное время выйдет, и он, словно птичка, что долго томилась в клетке, выпорхнет на свободу, обретя полет.
Наверное, профессор тоже ждал этого момента, потому что отпустил группы со своего занятия раньше на целых двадцать минут. Он также быстро попрощался и выскользнул за дверь, словно в аудитории сидели голодные львы, готовые в любой момент броситься на него и разорвать.
Аудитория зашумела. Студенты стали двигаться плотным потоком, не замечая никаких преград на своем пути.
Все они спешили поскорее выбраться из тесных стен, которые за столько времени учебы поднадоели, приелись и сидели по самые гланды. Владу всегда было скучно, неинтересно и плохо в стенах университета. И не то, что обращались с ним здесь нехорошо, наоборот, группа была дружная, преподаватели, за исключением некоторых, адекватные, просто финансы – это было не его.
Ксюша достала из сумки кипу разноцветных листовок. Влад горько вздохнул.
Девушка Миши состояла во всем возможных студенческих организациях. Была ярой активисткой, которая хваталась за любые идеи, проекты и предложения. Побыть волонтером на выставке – без проблем! Помочь с транспортировкой животных – какие вопросы! Оказать помощь старушкам – вы только позовите! Иногда Мурашову казалось, что рано или поздно Ксюша перегорит, запал энергии кончится, и она отключится посреди какого-нибудь мероприятия. Но пока жизненная сила била в девушке фонтаном и задевала остальных.
– Ребята! – Крикнула Ксюша громко, студенты остановились. – Возьмите себе по листовке, ознакомьтесь с информацией, и я вас все жду в эту пятницу на митинге в защиту бездомных животных. Отказы не принимаются! Я ясно выражаюсь?
Ксюша скорчила опасную гримасу, и буквально вся аудитория печально вздохнула. Никто не мог отказать девушке, ведь скоро сессия, а Ксюша прекрасно ладит с преподавателя и готова помочь однокурсникам закрыть предметы, конечно, если те, в свою очередь, помогут ей.
– Влад тебя это тоже касается, – хохоча, обнимая одной рукой Мишу, а другой протягивая буклет Мурашову, пропела Ксюша.
– Ричи, меня заставили! – пошутил Иляшин.
– Хорошо, я буду там, – Мурашов знал, что с Ксюшей лучше не спорить, она все равно заставит тебя сделать то, что ей нужно, и плевать каким способом. – Что от меня требуется.
Ксюша хищно улыбнулась.
– Ты еще общаешься с той девчонкой, которая работает в телевизоре? – спросила девушка.
– Хмм, с какой именно? – задал встречный вопрос Мурашов.
– Ну брюнетка такая с третьим размером груди, – захохотала Ксюша.
– Ну да, – прокашлялся Влад, – хочешь привлечь внимание СМИ. Я позвоню ей тогда, вечером и попрошу.
– Качественно попроси! – Изгибая брови, подмигнула Ксюша.
Мурашов закатил глаза.
– А можно мне тоже прийти на митинг? – пискнула Даша, все это время сидевшая рядом с Владом.
Ксюша сначала округлила глаза, затем подавила в себе порыв наброситься на Дашу и задушить в объятиях. Ведь впервые кто-то сам захотел прийти на мероприятие, ни под дулом пистолета, ни под натиском угроз, а сам, своими ногами.
– Конечно, можно! – практически вывалив язык, Ксюша перевалилась через Влада и протянула листовку Даше. – И друзей приводи!
– У меня их нет тут, в этой стране, – пожала плечами девушка. Ей было немного неловко.
– Ты не из России? – удивленно спросила Ксюша.
– Нет, из Англии. Я студентка по обмену на этот год. А там может быть, и переведусь к вам насовсем. Время покажет.
– Так это просто великолепно! – пританцовывая на месте, воскликнула Ксюша. – Иностранный студент пришел поддержать бездомных животных. Какие можно заголовки написать, это сразу поднимет статус нашего митинга.
Ксюша схватила Мишу за руку, попрощавшись, вылетела из аудитории. Наверное, пошла искать новых жертв.
– А ты отчаянная, – улыбнулся Мурашов, сгребая тетрадки со стола в рюкзак.
– Мне просто скучно. Я хочу найти новое общение. И да, я отчаянная!
Звонкий, девичий смех разлетелся по помещению. Он отскочил эхом от стен.
– Тогда увидимся на митинге, – Влад закинул сумку за спину и направился к двери.
Даша осталась сидеть одна в пустоте аудитории, где стены кричали о тоске, одиночестве и глухой, ноющей, как при аппендиците, боли.
***
Влад курил. Сигарета промокла. Да и сам Влад промок. Крупные капли падали с небес и разбивались об асфальт. Кожаная куртка не спасала. Налетел холодный ветер и кусал за бока, словно пес, что жаждет кости. Ботинки окончательно промокли. Влад чувствовал, как внутри хлюпает. Никогда не будет больше надевать кеды на митинги.
Сигарета не согревала. Хотелось выть.
Ребята плотным потоком стояли под дождем, укрываясь под зонтиками. Но их было так мало, что они студенты топтались друг у друга на ногах.
Стихия обрушилась на город, когда митинг продолжался больше часа. Студенты, которые пришли под гнетом Ксюши, плотной шеренгой жались друг к другу, держали над головами плакаты и различные листовки, и когда к ним приближались прохожие или журналисты, громко кричали слоган, который придумал все та же Ксюша.
Влад бросил окурок на мокрый тротуар. Дрожь пробирала все тело, как волна пробегала от макушки и спадала в пятки.
– Влад, мы поедем, – брюнетка с зонтом подошла к Мурашову. Она улыбалась.
– Конечно, Маша! Спасибо, что сделали репортаж и простите за погоду, – Мурашов подарил улыбку в ответ.
– Ты же знаешь, на тебя невозможно обижаться. А репортаж хороший получился, да и погода не в твоей силе!
Маша приобняла Мурашова и дотронулась сухими губами до подбородка.
– Еще свидимся, – крикнула она, уходя, – если, что звони!
Влад лишь махнул рукой.
Дождь усилился. Толпа растворилась, словно ее смыло потоком дождя. Прохожие устремили шаг, бежали, спускались в переходы, пытаясь укрыться от капель.
– Что же ты стоишь под дождем, промок весь, – Даша подошла к Мурашову и раскрыла зонтик, – заболеешь ведь.
Влад улыбнулся. Но вышло как-то коряво. Его трясло. И, похоже, знобило.
– А где остальные? – задал вопрос парень, доставая очередную сигарету из пачки. Курить хотелось дико. – Растаяли, как сахар?
– Нет, разошлись. Ксюша отпустила всех, правда сначала немного поворчала. Холодно, – девушка стояла в длинном пальто. В одной руке держал зонтик, а другую прижимала к телу. Она дрожала. Щеки стали розовыми, а уши покраснели. Пряди волос выбились из тугого хвоста и били по глазам. – Но мне все равно понравилось. Столько новых людей узнала, некоторые ребята даже потусить с ними приглашали, и девчонки тут хорошие. Не такие, как в моей группе.
– А какие в твоей группе? – засмеялся Мурашов. Сигарета тлела. Медленно.
– Расчётливые, злые и какие-то кукольные. Никогда не поймешь, о чем они думают на самом деле, – пожала плечами Даша и пнула камушек прямо в лужу.
Влад засмеялся сильнее прежнего. Вот, что значит, человек из другой страны, словно из другого мира.
– Боюсь тебя расстроить, но все девушки, как ты выразилась, расчётливые и ненастоящие. А те, что приглянулись сегодня тебе, просто учатся на финансах. План покорения нужной им вершины они держат в голове. Там-то уже все расчеты созданы, просчитаны и сохранены на долгие годы, – Влад бросил окурок в лужу. Руки машинально запустил в карманы брюк. – Сейчас все делается ради выгоды. Таков мир, и нам его не перевоспитать, как бы мы сильно этого не желали.
– Ты не прав! – возразила девушка.
В глазах Мурашова вспыхнул неподдельный интерес.
– И в чем это я не прав? – он хищно оскалился. Дашу пробрала дрожь то ли от погоды, то ли от жадного взгляда Влада. – Поведай мне правду!
– Не все делают что-то ради выгоды. Известные люди занимаются благотворительностью, помогают детским домам, брошенным животным. Открывают приюты, финансируют операции для людей с опухолями.
Мурашов засмеялся. Поднял руки в воздух.
– Все это делается ради пиара. Ведь любая знаменитость хочет быть на виду, плавать у всех на глаза, а не чертыхаться в болоте. Ну, перечислили ее юристы кругленькую сумму на счет какой-нибудь организации. И тут же всем она растрезвонила, какая она молодец. И тут начинается. Пригласили на одну передачу, потом на другую, затем на третью, попутно с этим пришла на радио, дает интервью направо и налево. И где тут не расчет?
– Хорошо, не самый лучший пример, – пробурчала девушка. – Тогда волонтеры в приютах. Вот кто работает без всякой наживы.
Лицо Даши засияла. Вот отбила мяч, что так сильно закрутил Влад.
– Ой, рассмешила. Да они работают там без умысла. Но все эти волонтеры либо живут в этих приютах, либо являются студентами, которых кто-то заставил. Не убедила!
Злость внутри девушки закипала. Ей хотелось со всей силы треснуть парня по голове зонтом.
– Даже ты пришла на митинг по расчету. Ты хотела найти новое общение. Так что тут мы пришли к тому с чего и начали. Мир закручен на выгоде, от этого факта никуда не убежать.
Девушка словно получила хлесткую пощёчину. Удар пришелся на самое больное место – чувство своей правоты. А ее взяли и вот так беспардонно и безжалостно уронили на мокрый асфальт и втоптали в грязь.
– Да пошел бы ты, – эти слова сами слетели с языка девушки. Она испугалась.
Секунду никто не двигался. У Мурашова в глазах застыло удивление, злость и разочарование. Сердце Даши стучало, как сумасшедшее.
Девушка резко рванула с места, оставив Влада дальше мокнуть под дождем.
– Не нравиться, когда говорят правду! – донеслось до Даши. Она обернулась. Мурашов смотрел на нее. – Обидно да? Ну что ж поделать, все как-то с этим живут, рождаются, любят и умирают. Лучше быть куском дерьма, как я, чем слепой дурой, как некоторые.
Парень развернулся и пошел прочь. Кеды хлюпали. Вода затекла по самые щиколотки. Влада разрывала лютая обида. Почему никому никогда не нравится правда? Неужели всем приятно жить во лжи, которая плотным одеялом, окутывает жизнь?
Мурашов не смотрел под ноги. Брел наугад. Дождь усилился.
Захотелось еще закурить. Но вспомнил, что сигарет больше не осталось.
Влад ввалился в просторный холл кафетерия, который пропах корицей и свежей выпечкой. Здесь ничего не изменилось, как и обычно. Нежно-лиловые стены, кожаные диваны и огромные стеклянные столы. За барной стойкой трудился все тот же бородатый парень с татуированными руками. Он вызывал чувство страха, но на самом деле был добрым и очень общительным. Имел дома три кошки.
Он кивнул, увидев Влада, в знак приветствия. Влад махнул рукой.
С куртки капала вода. Влад слегка отряхнулся на пороге, стянул с себя кожанку и повесил на вешалку, что стояла около самого входа.
Темноволосая официантка улыбнулась Мурашову. Она была симпатичной. Немного кукольной, но всему виной макияж. Раньше Мурашов ее здесь не видел, наверное, устроилась на работу совсем недавно.
В этом кафе Влад и его друзья были частыми гостями. Заведение располагалась совершенно недалеко от университета, буквально пару минут ходьбы, цены были лояльными, а сама атмосфера спокойной и уютной.
Влад двинулся вглубь зала. Прошмыгнул мимо маленьких столиков, обогнул двух девушек, снимающих свой заказ на телефон.
Ксюша и Миша сидели около окна. На столе уже лежало три картонки, которые в этом месте все называли меню.
– Что-то ты долго? – волосы Миши, подсыхая, закручивались волнушками.
– Если бы вы мне сказали, что пошли сюда, я бы пришел намного раньше, – бросил в ответ Влад. Он был сильно раздражен.
– Ой, это я забыла сказать, – растерялась Ксюша. – Забегалась с репортерами, из головы совсем вылетело. Не злись на меня, пожалуйста, прости!
Девушка состроила грустные глаза, еще немного и она пустила бы слезу. Влад привык к таким театральным выходкам подруги.
– Прощаю, а то ты сейчас нам тут покажешь драму, – улыбнулся Мурашов.
Ксюша надумала щеки и показала Мурашову язык.
Официантка подошла к столику, достала из кармана блокнот и ручку.
– Готовы сделать заказ? – милая улыбка озарила ее лицо.
– Да, – не открывая меню, ответила Ксюша, – нам три капучино.
– С корицей, – добавил Влад.
– И с шоколадной крошкой, – с деловитым видом подытожил Миша.
Официантка ушла, а ребята весело засмеялись.
Следующие несколько минут они сидели в тишине, прислушиваясь к шуму кофейной машинки, звяканью столовых приборов и басу бармена. Влад листал новостную ленту, отвечая на сообщения и выставляя новые фотографии с митинга в группу. Ксюша с Мишей сидели молча, крепко обнявши друг друга.
Немного интимную атмосферу нарушила официантка. Она осторожно поставила на столик три огромные керамические чашки с напитком и небольшое блюдце с печеньем.
– Комплимент от заведения, – заметив удивленный взгляд Влада, она захохотала.
– Спасибо! – поблагодарила Ксюша.
Влад обхватил горячие, керамические бока ладонями. Жар сразу наполнил тело. Парень вдохнул запах свежезаваренного кофе с легкими нотками корицы. Волна наслаждения сразу пронеслась по телу. Стало так хорошо и уютно, словно не было этого ливня, этой часовой экзекуции и того ненужного разговора.
Влад отпил капучино. Все-таки здесь его делали на отлично.
Скрип двери донесся на ушей Мурашова. Прохладный ветер легонько коснулся боков. Кеды были предательски мокрыми.
Ребята снова погрузились в тишину. Каждый думал о своем, личном. И все были благодарны друг другу за понимание.
– Можно мне присесть с вами? – Влад поднял глаза. Даша, заправив мокрые пряди волос за ухо, стояла около их столика.
Мурашов отвел взгляд. Нырнул в телефон. Плевать!
– Конечно, – радостно засмеялась Ксюша, – что за вопросы.
И Даша присела. Влад почувствовал, как прогнулось кожаное кресло рядом с ним, как зашуршала одежда, соприкасаясь с тканью, как кто-то смотрел на него, но он не поднимал глаз.
–Мне тоже капучино, – прохрипела Даша, когда подошла официантка.
И снова тишина. Она нагнетала, придавливала к полу, окунало головой в те лужи на мокром асфальте.
Ксюша первая допила свой напиток. Поднялась из-за столика, бросив колкий взгляд на Мурашова. Тот не видел этого, но чувствовал. Внутри все сжималось, и он не понимал почему.
Ксюша вернулась через пару минут, что-то прошептала на ухо Мише, а тот без слов понимая свою даму сердца, поднялся вслед за ней.
– Нам пора, – говорил Миша, стараясь не смотреть в глаза Владу, – увидимся завтра на выставке.
И они ушли. Просто покинули стены заведения. Вышла на улицу, и их скрыл дождь.
Предатели!
Влад отодвинулся от Даши. Посчитал до десяти, а затем встал из-за стола. Хотел уйти молча, по-английски.
– Извини, – эти слова ударили Влада, как кувалдой.
Он наконец-то поднял глаза. Даша лениво помешивала ложечкой в чашке.
– Извини, – повторила девушка.
Мурашов не верил своим ушам. Он много раз сам просил прощения у других людей, дарил подарки, замаливал свои грешки. И ему приносили свои извинения. Но девушки никогда так не делала.
Влад снова присел на кожаный диван. Даша, не поднимая глаз, водила пластмассовой ложечкой по кругу в стакане.
– Ты был прав! Все замешано на выгоде, будь то политические переговоры, или простая покупка хлеба. Мы ищем там, где булочка с маком стоит дешевле, анализируя, просчитывая все ходы наперед, ищем расчет. Так что, ты прав!
Молчание. Оно длилось не долго, но за это время внутри Влада все сгорело, расплавилось и обнулилось.
– Прекрати! – сухо бросил он. – Теперь я чувствую себя настоящим куском дерьма.
Уголки губ девушки приподнялись в легкой улыбке. Она сделала глоток капучино.
– Приятный вкус, напомнил мне о доме. Я часто покупала кофе в бумажных стаканчиках. Пожилой мужчина, неподалеку от университета, продавал на своей машине, сам варил, делал сиропы. Его напиток был наполнен любовью, солнцем и душой. Я всегда брала кофе и клюквенный сироп. Каждый день проходила мимо, мы общались. Сначала говорили о погоде, затем о моей учебе, а спустя месяц мы стали добрыми друзьями. Мистер Холлинкс, так звали того мужчину, рассказал, что остался вдовцом, дети выросли и разъехались по миру. А ему одиноко дома, скучно. Поэтому он варит кофе и продает его на улице. Он всегда делал своей жене капучино. А после ее смерти эту пустоту в душе нужно было срочно заполнить. У него были смешные цены. Но он был важен для меня.
Даша замолчала. Слезы аккуратным ручейком стекали по ее щекам. Она все также сидела, опустив голову, помешивая жидкость в стакане.
– А однажды утром я шла на занятия, а его не было. Думала, может быть, он приболел. Мистер Холлинкс часто жаловался мне на сердце. Но говорил, что пьет таблетки, ходит по врачам. Но на следующей день его тоже не было. Мне не хватало его улыбки, его смеха. И дело было даже не в кофе, а в человеке. Я так сильно прикипела к нему душой, словно срослась, прожила с ним всю его жизнь от рождения. А потом я узнала, что мистер Холлинкс умер от инфаркта. Пришел домой, приготовил себе чашечку своего любимого напитка, сел в кресло, закрыл глаза и больше никогда их не открыл. Он умер, уснул, покинул меня.
Послышались тихие всхлипы. Владу было не по себе. Ему хотелось подойти, прижать к себе Дашу и шептать, что наши любимые часто покидают нас, но они все равно продолжать любить и верить в дорогих для них людей. Но он боялся.
– Полгода... Полгода я подходила к тому фонтану, где торговал кофе мистер Холлинкс. Садилась на краешек, открывала пластиковый стаканчик, пила капучино и рассказывала пустоте, как мне плохо. Я верила, что мистер Холлинкс сидит рядом, обнимает меня и говорит, что я большая молодец, что нужно жить, не смотря ни на что, нужно двигаться дальше. А потом я больше никогда не была у этого фонтана. Я никогда не пила кофе до этого момента.
И снова тишина. Гнетущая, разбивающая тело на куски. Когда Влад услышал судорожные рыдания, то не поверил своим ушам. Даша скорчилась на столе, обнимая руками голову. Ее трясло от сухих, сдавленных всхлипов. Она жадно хватала ртом воздух, словно задыхалась от жгучей боли.
Внутри Влада зашевелилось, проснулось что-то новое: чувство нежности и заботы, которые были зарыты глубоко внутри. Влад в одно мгновение оказался рядом с Дашей, развел в сторону руки, что крепко обнимали голову, и прижал девушку к себе.
– Ну, хватит, все хорошо, зачем плакать! Не нужно этого, – он шептал ей на ухо, просил, говорил, что рядом, что все хорошо.
Даша прижалась лбом к сильному плечу, обжигая его шею своим горячим дыхание. Она рыдала тихо, безмолвна. В глубине себя и сама с собой. Оплакивала того, кто был частью ее жизни. Придавленная грузом памяти девушка не могла остановиться. Слезы сами текли из глаз, падая на свитер Влада. Парень продолжал гладить ее по волосам, нежно и любя, как делал это много раз в зимние вечера, когда Аня, рыдая в подушку, закрывалась в своей комнате. А он садился рядом, вот так же, прижимал к себе крепко-крепко и шептал, что все будет хорошо, что он рядом, а остальное неважно.
Все, кто тогда находился в кафе и мог наблюдать эту горькую сцену, не подошли, не спросили, не помогли. Никому не было дела, о чем рыдает девушка с глазами побитого щенка, и что шепчет ей парнишка, обнимая за плечи.
Никто и никогда не придет вам на помощь, не вызовет врача, не залечит ваши раны. Никто и никогда не полюбит вас так же, как любите вы сами себя. Никто и никогда не скажет вам те слова, что вы так сильно жаждите услышать. Никто и никогда...