Монстры

Он выводит последнюю линию и делает шаг назад.

Перед ним практически произведение искусства – освежеванное идеально, как по учебнику Визалия. Он изрядно постарался, сливая кровь и выделяя мышцы. Сухие и яркие, полностью лишенные всех кусочков жировой ткани и пленок. Он не знал, что сделало тело, над которым он работал.

Его задачей было сделать наглядный пример, и он сделал.

В помещение заходит телохранитель. Обозначает прохождение еще одного часа. Итого девять часов.

Когда он работает, не может оторваться от своего дела, не может оставить на столе полуработу. Тыкает в кнопку диктофона.

– Экземпляр четыреста пятьдесят шесть. По гравюре номер сто девяносто четыре. Для Кинна.

Заканчивает запись и, наконец, кладет скальпель на поднос. Накрывает инструменты марлей. Кидает сверху стянутые перчатки, и накрывает тело специальной пленкой, запуская механизм очистки. Теперь с тела будут удалены остаточные частицы всего не нужного вроде пыли или волокон, оставляя идеальное творение его ножа.

В потолок смотрят оставленные в глазницах яблоки.

Он выходит за дверь, стаскивая с себя хирургический халат, и направляется в душ. На телефон приходит сообщение от Вегаса.

«13.671773, 100.514202»

Сигнальный маячок сработал.

Он плюет на душ, проглатывает за раз бутылку воды, запивает какие-то колеса и натягивает тактичку из сумки. Проверяет магазин и просто улыбается, разминает шею. Когда он выходит из дальних подвалов к воротам на дорожке уже стоит его команда. Просто зачистка.

С ним внутрь заходит только его тень.

Он садится на байк, спокойно лавируя по улицам с дополнительными тридцатью пятью килограммами веса на себе.

У указанных координат он немного раньше своих парней, все равно их дожидается. Забирает у помощника планшет.

– Координаты? – парень молча увеличивает план здания и показывает пальцем на комнату, – выход? – снова молчаливо тыкает в экран.

Он отдает планшет обратно и смотрит на команду.

– Протокол общий. На линии не пиздеть. За мной не соваться. Тело отдать Кимхану.

Парни кивают, только один из них как-то странно себя ведет. Дергается и вдруг резко говорит:

– А хули ты...

Договорить боец не успевает, захлебываясь кровью из собственного горла. Он ничего не говорит. Его помощник низко кланяется.

– Я перепроверю состав, Господин.

– Будь мне так любезен, Марк. Или следующий – твой.

Порче отходит от группы и приближается к зданию.

Он еще раз проверяет винтовку, удобнее перехватывая ее в руках. заходит в приглашено распахнутые двери. Внутри тихо, как в склепе, только редкие звуки чужих шагов разрезают тишину. Следом он слышит голоса людей, явно обеспокоенных происходящим.

– Ты, вообще, чем думал?!

– Ничего страшного, оклемается.

Порче делает несколько шагов вперед, почти не создавая шума сверх обычного скрипа пыли и арматуры в таких строениях. он прикрывает глаза, вслушиваясь в голоса, определяя расположение мужчин даже до того, как увидит их. После слегка сдвигает винтовку на груди и выглядывает за колонну.

Двое придурков его не видят, да и в целом не смотрят за обстановкой. Из оружия пара пистолетов. Рядом стоит охрана из пятнадцати таких же китайских болванчиков, как и те, что воспитывает его брат.

Вегас, изгвозданный в песке и пыли прислонен спиной к колонне в дальнем углу. Руки связаны, признаков сознания не наблюдается. Что ж, будем играть по имеющимся правилам. Он крепче прижимает наушники к ушам и достает из бронника «зарю».

– Он-то оклемается, а вот нам – точно пиздец.

– В лучшем случае – за ним придет его мужик, и нам просто пизда. В худшем...

Он ухмыляется, чувствуя, как догорает в руке фитиль и кричит:

– Я ваш худший сценарий, – и кидает гранату за колонну.

Шум и вспышка оглушают противника достаточно, чтобы тот потерялся в пыли и дыме, поднятом взрывом. Ему же, чтобы ориентироваться, не нужно было видеть обстановку. Он устраняет свои цели и подходит к Наставнику. Проверяет показатели, убеждается, что тот жив, и поднимает на руки. Бедро начинает ныть, и он опускает руку, чтобы нащупать рану от задевшей его пули.

– Зачистка.

Он выходит через противоположный выход, отдает Вегаса в руки телохранителей и обходит здание. К зданию начинают подъезжать машины семьи. Он уверенно обходит всех и проходит два квартала к оставленному байку. Приезжает обратно в свои подвалы, чтобы, наконец, принять душ и вернуться в кондо.

Успевает только выбраться из душа, и наскоро замотать подранное бедро, как новое сообщение его дергает.

«Мой офис, через тридцать минут»

Порш

Он сдавлено матерится и отбивает Кимхану короткое «я до ночи», прежде чем переодеться уже в пятый раз за день и поехать в комплекс. Чтобы через тридцать минут швырнуться в брата его же бумагами.

– Нахуя мне оно надо?

– Это дела клана, Че.

Он смотрит на брата с сомнением. До этого момента на дурака Порш похож не был. И не творил хуйни.

– Кто надоумил?

– Кинн сказал...

– Кинн сказал, – он подходит к брату, – передай своему муженьку, что я ему нихуя не должен. Его ебучий клан мне ничего не давал, а я ничего не брал. Он пока только требует.

Порш закрывает глаза ладонью, надавливая. Оба знают, что это правда. Но брат в последнее время становится все сильнее зависим от Кинна и чужого мнения. И это бесило. С каждым днем заставляя его все старательнее благодарить богов, что его отдали Вегасу на перевоспитание.

Он кивает брату и бросает, почти у выхода:

– До завтра меня нет.

– Опять запрешься в спальне?

Он ухмыляется и поднимает бровь на брата.

– Завали, Порш, пока не огреб.

Он выходит за дверь, разминая шею и на мгновение зажмуривая глаза. От усталости и ранения он становился раздраженным и злым. Его бесило буквально все.

Порче добирается до кондо в рекордные тридцать минут, успевая до полуночи. Кимхан не спит, что-то смотрит в телефоне. Замечает его фигуру в проеме и подходит, обнимает руками за шею, легко раскрывает губы впуская его язык в рот. Он отстраняется, и музыкант смотрит ему в глаза, ухмыляясь.

– Трахаться?

– Ужинать. Голоден, как сука.

Ким кивает, уходя в столовую и в груди раздирающее ощущение перманентной злости стихает. Эти ощущения странные и словно из прошлой жизни. Оставшиеся после того, как перемолотое в древорубочной машине мясо снова запихали в его старую шкуру.

Он идет следом за мужчиной, усаживаясь на барный стул, пока Ким достает и греет еду.

– Тебя задело.

Он знает, что Марк сдал. Слишком сильно его помощник начал лезть, куда не просят. Пора менять.

– Даже шить не надо. Забей.

Музыкант подходит ближе, переваливаясь через стол и смотрит ему в глаза.

– Я не хочу получить твое тело. Ясно?

Он тянется также через поверхность острова, вылизывая рот Кима, который уже даже не вырывается.

– Получишь ты только по заднице.

Ким ухмыляется, дразняще обводит пальцами нижнюю губу, заставляя его залипнуть на картинку. К чужому привлекательному телу он был слаб и признавал это.

– Лучше бы в задницу.

Порче смеется, отмечая, что Ким единственный, кому он с первого дня спускает такое, за что остальных пристрелил бы и проклял на ужасное посмертие. Тьма внутри затихала только рядом с мужчиной, не позволяя больше того трогать.

Ким поворачивается к нему спиной, призывно двигая этой самой задницей, и он решает наплевать на ужин. Обходит кухонный остров, едва не роняя стулья. Поднимает того на руки и сметает со стола пару салфеток и разложенные приборы, сдирает с чужого тела штаны и поднимает ноги себе на плечи.

В подтверждение того, что Ким слишком хорошо его знает две вещи. Первая – чужой стояк с красной сочащейся головкой, какой при всем желании не появился бы у Кима за те тридцать секунд, что он обходил остров. Второй – резкий сладкий запах вишневой смазки.

Так помыкать собой он позволял только одному человеку

Своему Киму