13
Нежная мелодия разлилась по всему дому и мурашки пробежали по моему телу — я отхлебнула мартини. Сволочь... Какая же он сволочь. Держит меня, как экзотическое животное, взаперти. Одиночество поедает меня. А ему все равно. Он живет дальше, и ему нет дела, что я здесь превращаюсь в живой труп. И все равно, как дура, хочу его видеть. Но злость, пробудившаяся при воспоминании о нем, заглушила все предыдущие чувства. Он причинил мне столько боли, что невероятное желание видеть его, касаться его тела и целовать его губы, тонуло во мраке ненависти.
— Ненавижу тебя, Милохин — прошептала я, делая очередной глоток. — Ненавижу...
Сумасшедшая мысль гремучей змеей заползала в мое сознание. Он мучает меня. А я помучаю его. Если не сделаю больно, то хоть неприятно. Пусть почувствует, как это, когда тебя ни во что не ставят. Ему нравится его игрушка? Тогда я сломаю ее. И плевать, что эта игрушка — я. Я потянулась к полочке с кремами и вытащила из бритвы лезвие. По телу пробежал легкий холодок. Я коснулась лезвием запястья. Секундная пауза. И я, надавливая, веду лезвием по вене. Немного жжет, струйка горячей жидкости бежит по руке и окрашивает воду в грязно-красный цвет. Я чувствую, как пульсирует вена и стараюсь дышать ровно, глубоко. Я, взглянув на руку, испачканную кровью, отпила мартини и откинула голову назад. Не было страха, боли, боязни умереть. Я даже не осознавала, что сейчас делаю. Кажись, я немного спятила за эти недели.
Я опустошила бутылку и просто бросила ее на пол, пожалев, что не прихватила с собой еще одну. Послышался звон разбитого стекла. Упс. Моя рука безвольно опустилась на ванну. Я не хотела смотреть, насколько окрасилась вода. Просто лежала с закрытыми глазами, думая, каким будет выражение его лица, какими будут первые мысли, когда он найдет в ванной мое бездыханное тело. Будет ли он винить себя? Будет ли сожалеть? Я на миг оживила в памяти черты его лица: голубые матовые глаза, пухлые губы, острый профиль, играющие скулы. Представила, как сожмутся его кулаки, как он будет вне себя от гнева и бессилия. Я представила, что ему будет больно. И мое сердце забилось сильнее. Черт возьми! Ну не могу я так, не могу. В одну секунду в моей голове проснулся голос разума. Что же я делаю? Разве я хочу умирать? Нет! Я жить хочу, господи, жить хочу! Я попыталась было встать, но не смогла даже подняться — не было сил. В глазах плясали разноцветные пятна, и кружилась голова.
Я потянулась рукой к тумбочке и достала телефон. Набрала единственный доступный номер и, закрыв глаза, прислонила мобильный к уху. Послышались длинные гудки. «Ну же! Возьми трубку! Я звоню тебе впервые за четыре недели. Ты должен поднять трубку. Должен, чёрт подери! Пожалуйста...» — я молилась.
— Милохин слушает, — послышался сонный голос на том конце провода. От его голоса сердце замерло, полились горячие слезы:
— Умоляю, приезжай. Я не хочу умирать.
Телефон упал в воду. Я открыла глаза и так и не смогла вдохнуть, перед глазами стояла темнота. Поздно. Слишком поздно, Юля, ты ухватилась за жизнь. Ни вдоха. Ни биения сердца...
POV Danya
Зазвонил проклятый телефон. «Который вообще час?.. Пиздец, почти два ночи! Кому что нужно?» — злился я. Лениво поднял трубку:
— Милохин — произнес сонно. От услышанного в ответ, я открыл рот:
— Умоляю, приезжай. Я не хочу умирать, — тихий шепот. Потом только всплеск воды и через секунду «Этот абонент недоступен». Юля. Такой родной голос... Но сколько в нем боли. Бездонная тревога сжала меня в тиски. Мороз пробежал по телу. Я подорвался с кровати и уже через минуту заводил машину. Я злился и беспокоился одновременно. Руки судорожно сжимали руль, и я нажимал на педаль газа до упора. Сжимая зубы, я прогонял дурные мысли из головы.
«Я не хочу умирать... Что за черт? Что она уже творит? Если это шутка, Гаврилина, тебе несдобровать.» — я был взбешен от непонимания происходящего и глупой беспомощности в данной ситуации. Впервые меня гнала вперед не решимость, а страх. Страх потерять того, кого... приручил. «Я не могу произнести это слово. Не могу! Приручил, покорил — что угодно, но только не то, что чувствую.»
Визг шин. И я, бросив открытой машину, мчал в дом. Сердце колотилось, дыхание сбивалось. Я открывал входную дверь, а руки мои тряслись. С момента звонка прошло около двадцати минут, но, казалось, я прожил вечность. Быстрыми шагами я побежал наверх.
— Юля! — крикнул, поднимаясь по лестнице. — Юля!..
В ответ тишина. Забежал в ее комнату: пусто. Рванул в свою спальню — тоже никого.
— Блять, Я не буду играть с тобой в прятки! — терпение подходило к концу. Место тревоги заступал гнев. Я вошел в ванную.
— Какого?.. — под ногами захрустело битое стекло. Но тут взгляд мой остановился и внутри все оборвалось. Сердце обожгло, будто каленым железом, и я замер на месте. А через мгновение метнулся к телу, лежащему в ванне с грязно-кровавой водой.
— Твою мать! Шпуля! Девочка моя, что же ты наделала? — я вытащил ее из ледяной воды. У самого ноги подкашивались, но я вынес ее из ванной, оставляя дорожку из капель, стекающих с ее холодного тела. «Господи, только бы жива была! Прошу тебя...» Я положил ее на кровать и коснулся холодной побледневшей кожи на шее, пытаясь нащупать пульс. Слабый, но есть. Есть! Я выхватил мобильный и быстро набрал номер:
— Мистер Джонсон! Это Милохин. Прошу вас, приезжайте! — голос дрогнул. — Скорее!
Я отбросил телефон в сторону и сел на кровать рядом со своей маленькой девочкой. Казалось, каждую секунду из нее уходит жизнь. Она лежала такая бледная, беззащитная: виднелись синие круги под глазами, тонкие худые руки лежали неподвижно и практически сливались с белой простыней, на губах ее замерла тень улыбки, а длинные черные волосы волнами спадали на подушку. Коснувшись ее щеки, я вздрогнул. Мышцы напряглись и в груди сильно заныло...
— Сука! — я подорвался с кровати и со всей силы врезал кулаком в стену. Послышался хруст кости и руку пронзила острая боль. Но сейчас мне было все равно. «Сука! Сука! Она умирает, твоя девочка умирает, а ты ничего не можешь сделать!.. Какой же ты ублюдок, Милохин ...» — я ненавидел сам себя за те страдания, которые она сейчас терпит. Я присел возле нее и слушал тихий свист, доносившийся из ее груди при каждом вдохе.
Сердце рвалось на части! Кажется, в тот миг я готов был поменяться с ней местами.
— Не умирай, Шпуль..— шептал, гладя ее волосы. — Ты не можешь меня бросить. Слышишь? Не смей умирать!.. — я был в отчаянии.