Глава 8
Николетта
Новый порез — уже более глубокий, — оставляю на изуродованном плече.
В первый раз, когда я взяла в руки лезвие, я плакала навзрыд, чувствуя себя жалкой и никому ненужной. Позже это стало уже моим привычным ритуалом. Новая проблема — лезвие и запах собственной крови, боль и чувство удовлетворения.
У всех нас есть свои разрушающие привычки — например, те же самые сигареты. Большая часть человечества курит это дерьмо, прекрасно зная, что оно их убивает. Но я их не осуждаю, это исключительно их дело и их здоровье.
Медленно, немного щурясь от боли, натягиваю кофту на плечо, а лезвие прячу в комод. Присаживаюсь на мягкий черный коврик, и в голове мгновенно возникает образ Мартина.
Разве возраст — это проблема в наше время? Я считаю, что нет. Но мне определенно понравилось с ним целоваться, чувствовать его, касаться горячего тела. Жаль, что все так по-дурацки сложилось.
Мои глупые мысли прерывает стук в дверь — наверняка отец хочет выпустить свой пар.
— Навеселилась вчера, Ника? — ехидно спрашивает меня Итан.
Увы, я не могла телепортироваться, поэтому мне приходится взять себя в руки и сказать спокойным голосом:
— Я вчера в библиотеку ходила, пап!
Он не мог знать, где я вчера была. И я уверена, что ему просто скучно, и он хочет с кем-то поругаться, ведь мама сейчас спит в спальне.
— Открой дверь, — требует он.
Я немного поколебалась, затем подошла к двери и послушно отперла ее.
Отец как-то гадко мне улыбнулся, сжимая кулаки.
— Ты же знаешь, я не люблю, когда мне врут. Нагло врут. Врут, смотря в лицо, и даже не краснеют. А я тебя не этому учил, Ника. — Мое имя он произнес с отвращением, его сухие губы кривятся.
— Пап, я тебе не вру.
Его глаза вспыхнули, а кулаки сжались так, что побелели костяшки.
— Дура, я все знаю!
— Что ты знаешь? — растерянно спросила я, сделав шаг назад.
— То, что ты вчера отрывалась на долбанном концерте! Вместе с каким-то незнакомцем! Как это понимать, Ника?! Я тебя предупреждал... а ты меня, конечно же, не послушалась...
Я снова сделала шаг назад. Отца явно раздражает то, что я его боюсь. Или нет?
Но... как он узнал?
Итан вдруг ударяет меня по щеке, пристально на меня смотря. Сильный удар пробирает до костей, и я не могу поверить в случившиеся.
Нет...
Касаюсь покрасневший щеки, на которой остался след от ладони Итана.
— Пап, перестань, прошу тебя, — молю я жалобно.
Снова удар, прилетевший уже в другую щеку. Но я не испытываю боли, скорее ужасный стыд за его поведение и его нечеловеческие поступки.
— Можешь быть уверена, еще одна подобная выходка и тебе конец, — предупреждает меня отец и выходит из моей комнаты. Явно довольный собой, и это бесит.
В душе стало так скверно, словно там поселились злые кошки, которые драли меня изнутри, царапали сердце.
~~~
По крыше яростно стучал дождь, а за окном царила мрачная летняя ночь. Голова шла кругом, и я решила, что не могу оставаться тут, с отцом, со своими пожирающими мыслями.
В тот день, когда я познакомилась с Бадди, мы обменялись номерами телефонов, и теперь я хотела ему позвонить. Попросить помощи...
Я такая жалкая.
— Ты... Ты сейчас серьезно? Или шутишь? Скажи, что шутишь.
— Нет, — серьезно отрицаю я. — Я не шучу. Можешь меня забрать отсюда... пожалуйста?
Бадди тяжело вздыхает. Мне кажется, что он откажет мне, поэтому заранее начинаю думать о том, куда можно будет пойти и где переночевать.
Не могу тут оставаться...
Тут мне невыносимо тяжело и холодно.
— Скидывай адрес. Я скоро буду.
~~~
Бадди открывает дверь своего дома, галантно пропуская меня внутрь. Пока я разуваюсь, краем глаза замечаю лакированные туфли коричневого цвета и пару поношенных кед — они стояли рядом с открытой тумбой для обуви. А когда поднимаюсь, встречаюсь с изумрудными глазами.
Откашлявшись, Бадди берет меня за руку и вполголоса спрашивает:
— Ника, что случилось?
Всю дорогу до дома парня мы молчали, а точнее, молчала я, а не Бадди — он интересовался моим состоянием, но больную тему затрагивать не стал, и я была ему благодарна.
— Отец... — начинаю с комом в горле, понимая, что нет смысла тянуть. — Отец плохой человек. Он бьет мою мать, а сегодня ударил меня.
Его лицо темнеет.
— Хочешь, мы вернемся, и я набью ему рыло?
Бадди берет в руку ключи от своей машины и, похоже, действительно хочет вернуться, чтобы навредить моему отцу.
— Господи, нет. Я лучше на улице переночую, чем вернусь туда снова, — признаюсь я и забираю у него эти самые ключи.
Он растерянно чешет затылок.
— Ладно, идем. Не будем стоять в прихожей.
И мы, держась за руки, направляемся в гостиную. А когда присаживаемся на удобный диван, я замечаю на стенах совершенно разные картины. Одна лучше другой. Меня искренне заинтересовала единственное творение, которое висело рядом со шкафом. На картине было написано окутанное тьмой озеро, посередине которого плыл одинокий, черный как уголь, лебедь.
— Нравится? — спрашивает меня Бадди — он смущен.
— Да, конечно, — признаюсь я, поворачиваясь к нему лицом. — Это ты написал?
— Да...
Я ошарашено выпучиваю глаза, затем возвращаю взгляд к картине.
Это невероятно красиво...
— Это невероятно красиво... — уже вслух озвучиваю я свои мысли.
— Ох, спасибо, — благодарно шепчет парень вместе со мной всматриваясь в картину.
~~~
Как бы я не хотела открывать глаза и подниматься, но новый день начался и его нужно встречать.
Вчера мы немного поболтали, а потом Бадди предоставил мне комнату для гостей. Безусловно, было неловко спать не на своем месте, плюс ко всему находиться в доме у мало знакомого мне парня. Ощущала и ощущаю дикий дискомфорт потому, что, возможно, приношу парню неудобства. Удивительно, что он вообще согласился впустить меня в свое жилище.
Бадди Морган казался мне очень порядочным и милым парнем, а его остроумные шутки вынуждали отбросить все мрачные мысли.
Пока он сладко дремал в своей спальне, я решила прибраться в его доме — такое занятие помогает мне прийти в себя. А когда я закрываю посудомоечную машину, парень в один боксерах внезапно появляется рядом. Сонный, но чрезвычайно милый. Светлые пряди упали на загорелое лицо, и Бадди поспешно убрал их одной рукой.
— Доброе утро.
— Доброе, Ника, — отвечает он с широкой улыбкой на лице. — Как спалось на новом месте?
Как бы мне не было некомфортно, но все же гораздо спокойнее без круглосуточных криков и постоянного чувства страха.
— Вполне хорошо, а тебе? — спрашиваю я, облокотившись двумя руками о столешницу, повернувшись к нему всем телом. Глаза нагло бегают по его рельефному телу — Бадди прекрасен и хорош собой.
— Тоже самое. — Он вдруг подходит ко мне, слишком близко, я бы даже сказала, запретно близко, почти вплотную. Бадди навис надо мной, его изумрудные глаза изучали мое лицо. А я... стою столбом не в силах пошевелиться, словно у меня сонный паралич.
— Будешь моим другом? — вдруг спрашивает Морган, улыбаясь.
Кусаю щеки, нервно.
— Эм, наверное, да, — неуверенно отвечаю я.
— Наверное? — Его брови в изумлении поднимаются вверх.
— А ты самовлюблен, — утверждаю я.
— А ты красива, — замечает Бадди и отступает на шаг. Мои плечи расслабляются и одновременно опускаются.
Я без стеснения заглядываю в его холодильник и обнаруживаю там... абсолютно ничего. Пусто. Как мышь повесилась. Поворачиваю голову и спрашиваю:
— Я схожу с магазин, ты не против?
Бадди сидит на диване — подчеркиваю, в одних боксерах.
— Деньги в бумажнике, а бумажник в моей спальне.
Я твердо мотаю головой — еще чего, и сама могу позволить купить нам продукты. Тем более деньги у меня есть — те, которые я заработала в парке. А Бадди итак меня, можно сказать, приютил к себе.
— Позволь мне самой оплатить продукты, Бадди, — настаиваю я.
— О'кей. Но, Ника, в следующий раз ты можешь просто мне сказать об этом, и я сам куплю эти чертовы продукты. Увы, не привык, когда за меня платит противоположный пол.
— Увы, тебе придется смириться с тем, что продукты в твой дом купит девушка, — парируя я.
~~~
Набрала в корзинку фрукты, овощи, морепродукты, напитки в железных банках и хлебобулочные изделия.
А когда подхожу в кассе, чтобы расплатиться, замечаю свой кошмар.
Кажется, земля ушла из под ног, а свежего воздуха стало практически не хватать. Я все еще помнила эти неловкие прикосновения, в памяти запечатлелись его влюбленные глаза.
Пока что он, слава богу, не замечал меня. Стоял в нескольких футах от меня, с заинтересованностью разглядывая пожелтевшие манго.
— Девушка, вы меня слышите? — раздражается кассирша.
— Спасибо вам и до свидания, — бормочу я, взяв тяжелые пакеты в руки.
Пытаюсь сфокусировать взгляд на двери, но не выходит. Вильям, одетый в строгий синий костюм, поворачивается, и наши глаза встречаются. Я от неожиданности прирастаю к земле, не могу пошевелиться, ни один мускул на моем лице не дрогнул. А Вильям, осматриваясь по сторонам, делает первый шаг ко мне.
Господи, нет.
Оставайся на своем месте и не смей ко мне приближаться.
Вероятно, со стороны я выглядела очень глупо, но думать об этом попросту не могла — голова была забита тем, как поскорее сбежать отсюда, чтобы он не смог со мной поговорить.
Я не хочу этого.
Омерзительная улыбка озаряет его лицо, а мои ноги подкашиваются. Пакеты с грохотом падают на пол, и все продукты разлетаются по всему супермаркету. Я выбегаю из помещения под ошарашенный взгляд людей.
Дико боялась предполагать, что он меня догонит, но мои предположения, увы, оправдались.
— Неужели даже не удосужишься поздороваться со мной?
Вильям загораживает мне путь своим крупным телом, с ехидством и нескрываемым интересом меня разглядывая. Взгляд скользнул по лицу, затем ниже — я готова была разреветься от бессилия, как ребенок.
— Иди к черту, — зло советую ему я.
— Ника, я скучаю по тебе... — Делает шаг вперед, а я опасливо — назад.
— Это ты сдал меня отцу? — решаю спросить я, вспомнив за концерт.
Он качает головой.
Тогда кто?
— Что ты натворила, Ника?
Я пытаюсь увернуться, чтобы уйти, но Вильям успевает схватить меня за локоть.
— Тебя это не касается, — цежу сквозь зубы. — Отпусти.
Но он только усиливает хватку.
— Отвечай.
— Отпусти, Вильям, — упрямо повторяю я. Тошнота подступает к горлу, и я испытываю жгучее отвращение к нему.
— Сердце не позволяет мне этого сделать, — вздыхает он. С огромным трудом сдерживаю рвотный порыв.
— Вильям, прошу тебя, пойми уже, ты мне неприятен. Я не хочу тебя видеть, не хочу тебя слышать! Я тебя ненавижу! Не переношу твое лицо, запах, любое твое движение! Оставь меня в покое!
— Значит, я вызываю у тебя отвращение? — грубо уточняет Вильям.
Боже, да.
И он меня, наконец, отпускает.
Ничего ему не отвечаю и ухожу молча. Глотаю злые слезы и не вижу ничего: ни дороги, ни людей, ни шума машин.
Н.И.Ч.Е.Г.О.
Слышу лишь внутренний голос, который молил меня взять в руки лезвие и расслабиться.