Вкус Крови
Пуччи придержал дверь для Лили, по ней заметно волнение от предстоящей встречи. Она робко прошла внутрь. Помещение было светлое, сразу слева находились пустая стойка информации, прямо напротив нее пару стульев, чуть глубже комнаты стояли четыре кресла вокруг стеклянного столика с журналами. На стенах висели умиротворяющие картины пейзажа, заката, гор, рассвета. Пахло шалфеем, это тоже успокаивало.
К ним на встречу вышел молодой парень с легкой щетиной, тонкими, прозрачными очками, короткой стрижкой, белой, безрукавной рубашке, темных брюках и тщательны протертых туфлях. Улыбка на его лице выглядела доброжелательной и даже милой.
— Синьор Пуччи, рад вас видеть, — они пожали руки, — а она, полагаю наша новая секретарша? — Лили подняла свои большие глаза, как у котенка. Она думала, что идет на собеседование, а этот парень общается так, будто ее уже приняли.
— Да, ее зовут Лили, — Пуччи смотрел на нее говорящими глазами, она поняла, что дальше нужно самой что-то сказать.
— Лили Лорен.
Парень подошел ближе, протянул ей руку. Ладонь довольно мягкая для мужчины, кожа нежная, от него исходит резкий, насыщенный запах духов.
— Меня зовут Антонио Лачетти, у нас тут довольно тесно, часто много мороки с несколько странными посетителями, график плавающий, зависящий от клиентов, но все же, надеюсь, что тебя хватит надолго, — улыбнулся Антонио.
— Рада познакомиться. Честно говоря, я ожидала собеседования, но вы так сразу приняли меня на место секретарши, и это немного обескуражило меня.
— Еще не приняли, — послышался голос позади Антонио. Лили выглянула, там, скрестив руки, стояла женщина, между 40 и 50 лет. Черные, волнистые и длинные волосы, тоже в очках, глаза густо накрашены, видны глубокие морщинки у век. Брюки узкие, каблуки кажутся высоковаты для нее, но, видимо, ей очень нужно подчеркивать фигуру. Сверху рубашка и жилетик, а на груди несколько сцепок бус. Они с Антонио чем-то похожи, наверное, это его мама.
— Прошу прощения, синьора, кажется, я неправильно поняла вашего сына.
— Сына? — Пуччи странно закашлял, она вдруг рассмеялась, размеренным шагом и вольной походкой подошла сзади к Антонио, закинула руку через его плечо и, с другой стороны, поцеловала в щеку.
— Антонио мой муж, — Лили тут же покраснела, опустила взгляд.
— Простите пожалуйста, просто у вас похожи глаза.
— Мам, ну ты чего смущаешь нового сотрудника? — усмехнулся Антонио. Теперь Лили в смятении, где же правда? Ответа долго ждать не пришлось, женщина отвесила ему твердый подзатыльник и добавила разок по спине.
— Расшутился тут.
— Так вы...
— Я сказала правду, а что, я, по-твоему, не могу обворожить молодого, горячего паренька? — она дважды коснулась своей щеки указательным и средними пальцами, Антонио понял намек, приблизился обнял ее и поцеловал в указанное место. У нее был вид настоящей искусительницы, наверняка за свою жизнь разбила немало сердец.
— Мою мамочку-жену зовут Сесилия, ты будешь работать на нее, — Сесилия скрестила руки, обвела сверху вниз и обратно взглядом Лили.
— А ты не решай за меня будет она работать тут или нет.
— Кисик, ну ты ведь сама говорила, что раз Пуччи посоветовал, то возьмем, — она пронзила его мимолетным, сердитым взглядом и вскоре вернула оценивающие глаза на Лили.
— Если ты работала в хорошей компании менеджером, то зачем тебе переезжать сюда и устраиваться секретаршей? Упускаешь возможность подняться по карьерной лестнице, — Лили опустила взгляд, снова вспомнила про Бенито, про их короткую совместную жизнь, и про свою прошлое, раздавливающее существование в городе.
— Я решила переехать сюда. Местные виды и спокойная, размеренная жизнь мне больше по душе.
— Понимаю тебя, — она сделала полшага ближе, — когда-то и я работала в мегаполисе. Вечные стресс, переработки, беспорядочный секс и наркотики. Это утомляет, — Лили неловко кивнула. «Особенно беспорядочный секс и наркотики, которых у меня никогда не было», подумала она.
— Что-ж, работа у тебя будет неординарная. Так как я профессор психологии, то и клиенты порой могут быть соответствующие.
— И так как я адвокат, то сохрани это на случай инцидентов с соответствующими клиентами, — добавил Антонио протягивая ей свою визитку.
— Завтра мы открываемся. Но ты не думай, что сможешь прохлаждаться из-за того, что мы только открылись. До открытия Антонио записывал людей на прием, у нас два месяца вперед уже расписано, — в этот момент Антонио подошел к стойке, забросил руку во внутреннюю сторону и достал оттуда толстенный журнал.
— Вот, ознакомься с этим, теперь это твоя работа, — улыбнулся он. Следом они вкратце обсудили формальности и объяснили ей основные обязанности. Работа, как показалось Лили, вовсе не трудная, какой Антонио и Сесилия пытаются ее подать. Так делают все работодатели практически во всех офисных сферах; усложняют простое, нагружают мелкими аспектами чтобы выработать некоторый стресс и адаптацию к трудностям. Такой метод часто практикуют серьёзные корпорации; усложняют работу, чтобы сложные задачи давались легче. Благодаря такому подходу, возникновение настоящих трудностей проходит куда безболезненнее, чем могло быть. Но метод работает не всегда, поскольку не каждый выдержит такое давление.
По пути обратно Лили не умолкала от радости, что теперь сможет оплатить квартиру Бенито и полноценно жить в ней. Рассказывала Пуччи, какой ремонт устроит, когда вернется Бенито. А может даже приготовить ему сюрприз и сделать ремонт до возвращения. Пуччи слушал ее и доброе сердце старика грелось в лучах ее улыбки. Теперь он спокоен за Бенито, ибо, в руках любящей тебя женщины – можно ничего не бояться.
***
«А потом чаю попьем», — кривлялся Бенито изображая Чиэру, — «Больная сука! Это ее нужно сюда сажать, хренова нимфоманка!»
Он уже начинает сходить с ума в этой камере-одиночке, что в корпусе для буйных пациентов. Прежняя комната, в сравнении с этой, теперь показалась дворцом.
Не просто так его пугал вид этого здания, когда он смотрел на него из двора своего корпуса. Темный, облезлый, огорожен проволоками. Сколько ему еще здесь сидеть? Сколько он уже здесь сидит? За что он вообще тут сидит? За что над ним так издеваются? Раз, а то и два раза в неделю, сюда приходит доктор Мартино, якобы побеседовать, однако, стоит ему выйти, входят санитары и избивают его.
Послышались приближающиеся шаги. Бенито отошел от окошка расположенное сверху, чуть выше головы. Окно – единственное пространство, откуда идет свежий воздух и где он проводит почти все время. Раздался звук дверного затвора, Бенито сел на пол посреди комнаты и сложил руки, связанные мягкими наручниками, на колени.
Дверь открылась, сначала вошли двое санитаров, одного он уже знал, тот встал справа от Бенито у кровати, второй, похоже, новенький, встал у входа. Наконец показался синьор Панц; худощавый старик с зачесанными назад, седыми волосами. Лицо сухое, полное трещинами морщин, глаза вялые, покрасневшие и всегда влажные. Взгляд у старика по-настоящему грозный, если встретить его на улице, то можно подумать, что это хладнокровный убийца. По тому, как санитары к нему относятся, можно предположить, что они его до чертиков боятся. Полного имени Бенито не знал, но по тому, как Панц к нему обращается, Бенито вовсе его не боялся.
— Привет, старик, — сказал Бенито и заметил, как санитар у стены удивленно выпучил глаза на него и переглянулся с вторым санитаром. Он явно был в шоке от того, что кто-то так дерзко обращается к столь уважаемому доктору.
— Здравствуй Бенито, — голос сухой, на выходе слегка хриплый. Старик подошел, медленно нагнулся и тоже сел на пол.
— Не сядешь на кровать, как раньше?
— Ничего, пол мягкий, холодный.
— Как знаешь.
— Как ты поживаешь, как чувствуешь себя?
— Замечательно, просто прекрасно, особенно в этих цепях. Чувствую себя заточенным титаном. Эта мысль придает мне силы, — доктор усмехнулся, поднял взгляд на санитара у кровати.
— Оставьте нас на минутку вдвоем, — санитар удивленно посмотрел почему-то не на доктора, а на Бенито.
— Вы уверены? — ответил он.
— Вполне.
Санитары переглянулись, и не торопясь, покинули помещение, прикрыв за собой дверь. Что в этом пациенте такого особенного, что доктор просто не бросит ему в глотку лекарства и не пойдет по своим делам? Именно это они, наверное, пытались понять стоя в коридоре за дверью.
Старик глубоко вздохнул, закинул руку в карман и достал оттуда пробирку с тремя таблетками разного цвета.
— Скоро ты вернешься в прежний корпус, — заговорил он, крутя пробирку в пальцах, — официально ты здесь по причине попытки изнасилования сотрудницы и деструктивного поведения, однако под моим присмотром ты уже восемь месяцев, и я имею некоторые сомнения в правдивости обвинений, — Бенито стал серьезнее после этих слов, сжал пальцы на руках.
— На Чиэру уже поступали доносы об издевательствах над пациентами, однако никто не смеет предполагать, что женщина способна на такое. Никто в это не поверит, кроме меня, — он посмотрел на Бенито и ему показалось, что взгляд старика говорил о том, что это его единственный друг в этом месте. Появилась надежда на спасение.
— Однако я ничем не смогу тебе помочь, — надежда тут же улетучилась.
— Тогда какой смысл в том, что вы мне верите.
— Смысл есть. Когда тебе никто вокруг не верит, то начинаешь и сам сомневаться в собственных убеждениях. И так как ты мой пациент, я бы не хотел, чтобы твой рассудок расшатался.
— Понятно, — Бенито опустил взгляд, — но почему вы мне верите?
— Когда я был молод и только закончил университет, то практиковался в небольшом отделе полиции психологом-консультантом. Я четко помню случай, когда к нам завалился молодой парень, студент, на вид безобидный и симпатичный. Он ворвался и восклицал о случае изнасилования, все полицейские отдела навострили уши, ведь в этом маленьком отделении редко слышат про настоящие преступления. И вот все уже сбились в кучу чтобы услышать подробности и пойти искать преступника. Спрашивают, кого изнасиловали? Где-же жертва? В госпитале? «Я жертва», крикнул парень, «Меня изнасиловали!», жаловался он. «Тебя изнасиловал мужчина?» спрашивает капитан полиции, «нет, это были две двушки», сказал он. В ответ парень услышал лишь громкий хохот сотрудников полиции. Его подняли на смех. Оказалось, что парня пригласили к себе двое студенток медицинского вуза. После распития алкоголя, они подмешали ему снотворное и виагру. Они скакали на нем целых два дня истязая бедолагу, в том числе проникали разными предметами в анус. Он жаловался, что у него все болит, однако девушки продолжали. Но полицейские обсмеяли со словами «радоваться должен» и послали домой.
Поэтому я верю тебе. Женщины тоже способны на такое. Проблема в том, что женским слезам верят безоговорочно, тогда как над мужскими страданиями смеются. Настала минутная пауза. Бенито хотел все ему рассказать, но не был уверен. Как же довериться доктору, если один из них уже испортил ему жить?
Старик встал, открыл баночку, Бенито протянул руку, Панц высыпал таблетки на ладонь и проследил, как Бенито закидывает их в рот и глотает. Потом Бенито открыл рот, Панц все тщательно осмотрел.
— Я знаю, что ты их не пьешь, — вдруг произнес доктор. Бенито заволновался, что его разоблачили и теперь будут пичкать лекарствами с трубочки прямиком в глотку. Доктор наклонился рукой до пола, протер, выпрямился растирая пальцы, с которых сыпалась пыль. Значит Бенито измельчал таблетки в порошок.
— Проще было бы выкидывать таблетки с окна, но видимо ты побоялся, что их обнаружат.
— А в ведро с отходами я не выбрасываю потому, что вы можете их обшарить?
— Именно, — Бенито ухмыльнулся, был уверен в том, что Панц на это не ответит.
— Еще я прознал, что в мое отсутствие к тебе наведывается доктор Мартино? — Настало мгновенье тишины, Бенито отвернул взгляд, — не хочешь рассказать, что он тут с тобой делает? — Он хотел. Очень хотел рассказать кому-нибудь, как его тут избивают, плюют, испражняются на него, врываются по ночам и не дают спать. Они ломают его психику, они ломают человека. Он хотел рассказать все в подробностях, но промолчал. Бенито заметил взгляд доктора, будто он хочет сказать что-то еще, но почему-то не решается. Панц отвернулся, подошел к двери, дважды стукнул.
— Хорошего дня, Бенито.
— Хорошего дня, Панц.
***
Из маленького окошечка сквозило ночным холодом. Бенито лежал на грязной, сырой кровати и дрожал. Почему он ничего не рассказал? Может, боялся, что сделает хуже? Неужели перетерпеть все мучения будет лучше? Сможет ли он вытерпеть все?
Мысли сменялись скоротечно; он спорил с собой но так и не приходил к согласию. Вот чего у него раньше никогда не было; - разногласий с самим собой. Теперь он не верит собственным мыслям. Они доломали до этого состояния. Доломают и дальше.
Теперь он скучал не только по дому, но и по обыкновенной, чистой кровати в комнате первого корпуса.
— Не забывай ее лица, — дрожащими губами бормотал, — не забывай ее глаз, не забывай ее улыбки.
Но как бы не пытался сдержать в памяти лицо Лили, с каждым разом это удавалось все меньше. Когда он ловил себя на мысли, что не может вспомнить какую-то деталь на ее лице, то приходил в ярость. Сначала он злился на себя за то, что посмел забыть, потом злился на Мартино за то, что не стал выслушивать его и закрыл лечиться, потом на Чиэру за то, что сделала с ним и в завершении снова злился на себя за то, что прожил жизнь так, что она привела его сюда.
За спиной послышался звон засова, дверь скрипом отворилась, Бенито открыл глаза, но не стал оборачиваться. Кто-то медленно прошел внутрь. Снова санитары пришли издеваться? Бенито дрожал, но уже не только от холода.
— Вставай, — раздался знакомый голос. От этого голоса слюна во рту обдала железным вкусом крови.
— Чего опять? — ответил он не оборачиваясь.
— Сначала встань и смотри мне в лицо, чтобы мы смогли побеседовать должным образом, как взрослые люди.
— Я общаюсь с тобой должным для тебя образом. Что тебе нужно, Мартино?
— Для тебя я доктор Луис Мартино, или сеньор Мартино. Я сказал вставай, — от такого высокомерного разговора в груди Бенито разогревалась ярость, прибавляясь к тому, на что он злился минуту назад и превращалась в гнев.
— Иди к черту, — выплюнул он, Мартино недовольно цокнул языком и подошел к окну. Лунный свет поблескивал на его маленьких, круглых очках. Его руки были сложены за спиной и он как-то раздраженно подергивал пальцами.
— Я твой единственный шанс выйти отсюда поскорее. Разве ты не соскучился по Лили? — Бенито будто обдало кипятком при упоминании ее имени. Откуда он знает, как ее зовут? Он поднялся на локтях и обернулся. Доктор смотрел на него, и его темные глаза будто блестели из очков.
— Я здесь из-за вас. Думаете, что помогаете мне? Думаете, если отнять у человека все, что у него есть, а потом дать кусочек из того, что было, и он будет благодарен, как пес? — Мартино улыбнулся, — откуда вам известно ее имя?
— Опустим эту тему, — доктор снял очки, и без них его глубоко посаженные глаза показались еще меньше, словно пуговки, еще опаснее, как у ворона, — я тут узнал, что доктор Панц зачастил к посещениями к тебе. Мне это показалось странным, ведь у Панца очень много тяжело больных пациентов и ни к кому еще не испытывал сожаления. Милосердие точно не про не, - «Кто бы говорил», думал Бенито, - У него не бывает друзей или врагов. Он одинокий лев, что гуляет у вольеров своих пациентов. Чего же он хотел от тебя?
— Чтобы я трахнул Чиэру, — бросил Бенито, гладя доктору в глаза. Лицо Мартино на миг скривилось, но он быстро вернул самообладание и слегка улыбнулся. Но того, что заметил Бенито в его лице, было достаточно, чтобы подтвердить мысль. Это и правда был Мартино в том шкафу.
— Что с тобой не так, Бенито? Почему ты все усложняешь?
— Я не делаю ничего с вами и единственное, что я хотел, чтобы вы ничего не делали со мной. Но вы сделали. Вы продолжаете мучать меня, зачем? За что? Для чего? Вам просто нравится мучать людей? Упиваетесь их страданиями?
— Мы могли бы подружиться, — снисходительно цокал Мартино.
— Последнее, что я хотел бы, это дружбы с больным извращенцем, влюблённый в больную суку Чиэру, — глаза доктора полезли на лоб, он вдруг замахнулся и дал тяжелую пощечину Бенито, и замер шокированный, с открытым ртом, не мог ничего ответить. Он как будто не ожидал, что кто-то может знать про них с Чиэрой, не ожидал, что кто-то скажет ему это в лицо. Бенито смотрел на него исподлобья и ехидно улыбался, облизывая кровь с губы и упиваясь моментом. Это была сильная пощечина, это была приятная месть. Доктор выскочил из камеры, провожаемый улыбкой своего пациента.
Хоть Бенито и выиграл в этот раз, что-то все равно съедало его изнутри, не давая спать. Беспокойство одолевало его. Когда злость прошла, настало время смятений и страха, и это озадачивало. Он уже привык к постоянным побоям, так чего же он боится? Может это страх сойти с ума? Он лёг на спину и посмотрел в окно, и эта мысль словно озарило его, будто эти звёзды на темно-синем небе. Он действительно каждый день, каждую минуту боялся именно этого. Страх не вернутся к Лили давно перестал его пугать, теперь было страшнее однажды вернуться к ней совсем другим.
Резкий шум распахнутой двери, оторвал Бенито от раздумий. В камеру ворвались трое крупных санитаров, почему-то с закрытыми лицами. Они схватили Бенито, повалили на пол и стали пинать, топтать по открытым местам. Бенито сжался в клубок, стараясь спрятаться, но санитары были опытные и знали куда бить.
Один из них взял Бенито за подмышки, приподнял и посадил на колени, придерживая за локти. В камере медленно появился Мартино, в руках у него была длинная трубка и ковшик. Обессиленный от истощения и побоев Бенито из последних сил оскалил зубы в кровавую улыбку.
— Хочешь заставить меня снова трахнуть Чиэру? А? — Прошипел он, — Не надрочился сидя в шкафу? — Мартино кивнул огромному санитару, тот подошёл и с размаху ударил Бенито в живот, перемешав все внутренности. К горлу подступила тошнота и его вырвало, но он продолжал между вдохами;
— Ах, я понял. Хочешь, чтобы я забыл, что видел? — Санитар снова возник перед лицом, замахнулся и вдруг в глазах все побелело, голова затрещала и наступила тьма.
***
Всплеск ледяной воды разбудил его. Между санитарами все еще поблескивал Мартино и грозно смотрел на жалкого пациента на коленях. И это было в новизну, думал Бенито, ведь обычно доктор уходит и не смотрит на то, что делают санитары по его указу. Похоже, сейчас ситуация несколько иная.
— Бенито Кавальканти, — протяжно выдавил доктор, — Знаешь, в начале своей карьеры, я пытался лечить людей. Правда пытался, — продолжал он подойдя к Бенито вплотную. С такой близи его темные, маленькие глаза казались угрожающе злобными, — и знаешь к чему я пришел?
— Слишком близко ко мне? — пошутил он, доктор на секунду улыбнулся, но не так с самой шутки, как с того, что он представил, сделает с Бенито за эту шутку.
— Люди не хотят лечиться, они хотят продолжить ломаться. Это то, к чему люди стремятся всю жизнь. Поэтому я начал отсеивать своих пациентов. Делить на тех, кто хотел выздороветь и тех, кто этого не хотел. Первым я и вправду помогал, а над вторыми экспериментировал. Мне было интересно, насколько легко и на сколько частей можно разбить человеческий разум?
Это оказалось намного проще, чем я думал, — санитар засунул кувшин в унитаз и набрал в нее воды, Луис доставал из кармана пластинки с таблетками и выдавливал их прямо на пол, — животного, например, уничтожить намного проще, чем человека. Их разум слабее, у них нет морали, нет самосознания, они не отличают хорошего от плохого, не умеют планировать и все прочее, что отличает животного от человека. Поэтому я решил, что чтобы сломать человека, нужно сделать из него животного, — санитар смертельной хваткой потянул Бенито назад за волосы, другой надавил на скулы, чтобы он открыл рот и вставил туда шланг, пропихивая поглубже. Бенито извивался, рычал, но санитары были опытные. Доктор Мартино соскреб с пола таблетки и насыпал в трубку, вместе с грязью, после чего санитар вылил в трубку грязную воду из кувшина. Они ещё несколько минут держали его, пока таблетки не растворятся в желудке.
— Если правильно подобрать лекарства, должным образом относиться к человеку; то есть, как к животному, то он и сам станет животным. Вывод таков, что если ты хочешь сломать человека, то ты должен разбить его разум.
— Я убью тебя, — еле слышно прошипел Бенито сквозь сжатые зубы, доктор пригнулся.
— Что-что?
— Я убью тебя! — зарычал он, со всех сил попытался вырваться и ему это едва удалось, но санитары, свернувшие руки повалили на пол и придавили его своим весом, так, что даже дышалось тяжело. Доктор захохотал.
— Ты здесь уже почти год, и я обещаю, что через пару месяцев ты настолько превратишься в овоща, что я сделаю из тебя своего питомца!