3. Необходимая жертва
Белая полупрозрачная фата каскадом ниспадала до самого пола, а белоснежное словно воздушное свадебное платье придавало ей торжественности. Задумавшись, Кора покрутилась у зеркала, осматривая себе со всех сторон, когда сильные руки подхватили ее, заключая в крепкие объятья.
— Прекрасна, как и всегда, — подытожил Темный, оставляя на ее устах чувственный поцелуй.
— И не стыдно-то? С замужней женщиной! — игриво возмутилась будущая Миллс, тем не менее отвечая на поцелуй.
— Да? — Штильцхен бездумно накрутил выпавшую из прически прядку на палец. — А я думал, что свадьба — завтра...
Реклама:
Скрыть
Не отрывая друг от друга взглядов потемневших глаз, они со смехом упали на кровать Коры.
— И зачем мне вообще эта свадьба? — бросила Кора, искренне раздосадованная этим фактом.
— Деньги? Власть? Желание утереть носы своим недругам? — с насмешкой поинтересовался у неё колдун.
— О, Румпель! — кисть девушки мягко коснулась его щеки. — Никто не понимает и не будет меня понимать так же хорошо, как и ты... А все, тобой перечисленное... Разве не получу я то же самое, став, предположим... твоей женой?
Ложь Темный маг узнавал сразу, не ведясь ни на какие уловки своих должников, но Кора... Она не могла ему лгать. Не сейчас. Не в тот момент, когда небесно-голубые глаза с расширившимися от волнения зрачками смотрели на него с нескрываемыми желанием и тоской. И как же ему хотелось верить в ее искренность. Забыть про все стародавние предательства и позволить себе, наконец, обрести хотя бы какое-то подобие счастья и покоя.
— Но свадьба уже назначена... — уголки губ мага победно дрогнули, ещё совсем чуть-чуть.
— Назначена, — Кора беспардонно опустилась на его колени, все так же не отрывая от него глаз. — Но если, скажем... произойдёт какой-нибудь несчастный случай?
— Какой же например? — чуть ли не с благоговейным восторгом упиваясь тьмой помыслов этой невероятной девушки, поинтересовался он.
— Ну, хотя бы и смерть короля...
***
Уроки Румпельштильцхена всегда отличались своей оригинальностью и творческим подходом, поэтому Кора почти не удивилась, когда он предложил ей вырвать его сердце, однако, если бы она только знала, как непросто это ей дастся...
— Румпель, я просто не могу! — воскликнула она, отдергивая дрожащую руку от его груди. — Давай... давай просто уйдём! К черту короля! К черту королевство! У тебя ведь есть свой замок! Мы могли бы просто перенестись туда, а с проблемами разберёмся позже!
Румпельштильцхен странно покачал головой, заставляя сердце в груди Коры замереть на миг.
— Знаешь, пожалуй ты права, — Кора была готова уже облегченно вздохнуть, когда он продолжил, — Быть темной колдуньей тяжелый и упорный труд... Немудрено, что дочери мельника это оказалось не по силам.
У Темного были свои рычаги давления на каждого человека, наверно, именно поэтому все всегда происходило именно так, как нужно было ему. И если ему нужна была темная Кора, то Кора будет темной, хочет она того или нет. Совсем не составило труда вызвать у девушки злость, напомнив о ее так называемых корнях, а уж дальше оставалось лишь дело за ее вспыльчивостью и слабым контролем эмоций...
Затуманенный взгляд отца без намёка на узнавание. Снова пропил весь их небольшой заработок, а следовательно — вся ее работа насмарку. Ей хочется схватить его за грудки, хорошенько встряхнуть, выбить из этой твердолобой головы все, что сможет его заставить вновь выпить. Она хочет возмездия. Она хочет...
Кора тяжело дышит, приближаясь к Темному магу и не узнавая его. Образ отца, словно вырезанный у неё на сетчатке, лишь усиливает ее желание сделать что-то очень плохое. Рука больше не дрожит, когда она целенаправленно врывается в грудь Румпельштильцхена. Нет ни крови, ни плоти, что должна была бы обнажиться, только лицо колдуна, ворвавшееся, словно вихрь старых пожелтевших книжных страниц, в ее сознание. Лицо, исполненное боли и какого-то извращённого блаженства. «Ему, что, ещё и нравится это?» — проносится в голове мысль с тем, чтобы потонуть в ее холодной ненависти ко всем, кто когда-либо причинял ей боль, страдания. Она не сразу понимает, что ладонь уже сжимает трепещущий орган. Лишь в тот момент, когда с уст колдуна срывается несдержанный стон, Кора будто приходит в себя, неожиданно понимая, что именно она чуть не натворила.
— Прости, господи, Румпель, ты ведь ещё жив, да? — шепчет она, бережно возвращая сердце на место, когда руки ее бьет нещадный тремор. — Я... я правда не хотела...
Девушка поднимает взгляд на колдуна. Она ожидает увидеть ненависть, обиду, гнев, но никак не гордость, которая заставляет мага чуть ли не светиться. Его губы наконец растягиваются в привычной и ставшей ей такой родной усмешке. Кора не понимает. Она ведь его почти убила, а он...
— Не переживай, дорогуша... — он притягивает ее к себе за подбородок так, что ей уже не спрятаться от этого проницательного взгляда золотых глаз, наполненных пониманием и недоступным для неё странным весельем. — Я — бессмертен, — поясняет маг. — Или ты действительно поверила, что я позволю кому-либо убить себя?
Кора уже и не слушает, что он там ей говорит. «Живой, он живой!» — мысленно, словно мантру, повторяет она, покрывая его лицо легкими целомудренными поцелуями, прижимаясь к нему так сильно, что кажется, ещё чуть-чуть, и они станут единым организмом. Облегчение вперемешку с удовлетворением дарит ей такое невероятное блаженство, что ноги и руки просто перестают слушаться ее, когда она откидывается на подушки, не выпуская колдуна из плотного кольца своих отнюдь не слабых рук.
Лишь в последний момент, прежде чем окончательно отправиться в царство Морфея, где-то на подкорке ее сознания мелькает мысль, что надо бы что-то решить в конце-концов с ее треклятой свадьбой с принцем Генри.
***
Переговорив с Румпелем ещё около часа после пробуждения ото сна, Кора взглянула на часы: три часа ночи. Почему-то именно после того как они в третий раз ударили, возвещая о том, сколько сейчас времени, девушка поняла, что решение уже принято, причём окончательно. Даже контракт был немного подкорректирован с поправкой на то, что ребёнок, которого получит колдун, будет от него же. Теперь же, когда она бесшумно поднималась по винтовой лестнице в покои короля, Кора находила все больше изъянов в их, как ей казалось несколько минут назад, идеальном плане.
Точно ли Румпель будет ждать ее? Вдруг она окажется очередной игрушкой в руках Темного, которая при ненадобности будет выброшена? Или вдруг король окажется не один в своих покоях. Ей что, и у его гостя сердце вырывать тогда что ли?
Подойдя к двери, девушка остановилась, переводя дыхание. Сейчас или никогда. Костяшки пальцев осторожно опустились на неровную вертикаль деревянной двери: она постучала.
— Войдите, — очевидно, так и не заснувший этой ночью монарх, мигом услышал ее попытки постучаться.
В комнате царил полумрак. Лишь слабый дрожащий огонёк свечи, стоявшей на простом дубовом столе, давал хоть какое-то представление об убранстве покоев, которым комната, к слову не блистала. Единственным, что бросалось в глаза, были стопки из золотых слитков, захламившие почти всю комнату.
— А, Кора? — король оторвал взгляд от расчетов, разглядывая вошедшую. — Никак не спится перед грядущей свадьбой?
Девушка вновь ощутила ту самую дрожь в руках. А если она просто не сможет? Вот какого варианта они не предусмотрели. Кора смотрела на короля, того самого, что унижал ее, сыпал оскорблениями и насмешками и даже при этом она сомневалась, что сможет... вырвать его сердце.
— Я... я ведь не люблю принца Генри, — неожиданно выпалила она.
— Да? Как интересно, — король почесал подбородок. — А кого ты любишь? Уж не того ли черта из табакерки, шашни с которым ты уже около месяца крутишь в моем же замке?
Желудок Коры свело от страха и липкого отчаяния. Так значит, все все знали? Ее тайна была и не тайной вовсе? Король лишь хмыкнул, наблюдая ее страдания:
— Только знаешь что, Кора? — он наклонился к ней, пожалуй, слишком близко. — Ты ведь с ним так и будешь, кем была — никем. Думаешь, он даст тебе власть? Станешь его «королевой»? Этот старый черт уже много крови у рода людского попил. Ты просто станешь очередной его жертвой... Любовь... Темный, может, и использует ее в своих корыстных целях, но для нас, обычных смертных, она была и останется слабостью, Кора. Но ты ведь все и так решила, верно? — тут он развёл руки в стороны, — вырывай!
Ей было страшно. Очень страшно. Наверно, ей никогда так страшно и не было. Привыкшая к предательствам, Кора почему-то и не задумывалась о том, что Румпель может ее и бросить в какой-то момент. Так не будет ли лучшим вариантом бросить его первой? Сердце в унисон с ее мыслями ускорило свой бег, заставляя несчастную страдать ещё больше. Сердце. Вот в чем секрет. Вот что ей мешает.
— Значит, до завтра? — поинтересовался у неё будущий свекр, застёгивая камзол.
— До завтра, — охрипшим голосом прошептала девушка, шатаясь, покидая королевские покои.
***
Ее комната была пуста. Они договорились встретиться незадолго до рассвета, у неё был час. Кора смотрела на свои руки в то время, как слезы так и текли из ее глаз. Ей никогда не было так плохо. «Люблю, люблю!» — кричало подсознание, но где-то глубже начинали уже свой бег старые отцовские часы.
Безысходность накрывала ее огромной волной, и тремор в руках постепенно утихал. На этот раз Коре нужна была вся злость, вся ярость, на какие она была только способна...
Мерное тиканье огромных напольных часов словно по волшебству заставляет ее постепенно проваливаться в сон. Где-то на кухне мать с сестрой заканчивают готовить ужин. Отец в отъезде в соседнем селе. Цепляясь за последние крупицы сознания, Кора вспоминает, что оставила на улице куклу. «Вот, растяпа!» — с улыбкой на губах думает девочка, силком поднимая себя с тюфяка и бегом направляясь во двор.
Куклы почему-то нигде нет. Но ведь девочка точно помнит, что оставляла ее тут, на крыльце. Может, в сарае? Да, определенно стоит посмотреть там. Окончательно отойдя от дремы, девочка чуть ли не вприпрыжку мчится в сарай, однако, стоит ей только войти в помещение, как чья-то широкая жилистая ладонь закрывает ей рот. Кора кусается, рычит и вырывается. Она не понимает, что происходит, она... она ведь просто искала куклу.
— Робин, стой! — раздаётся со стороны улицы чей-то глухой бас. — Зачем тебе девчонка-то? Я нашёл кое-что поинтересней. Там и продать будет что.
Продать? Кора не понимает, о чем говорит тот незнакомец, однако тиски, в которых она находилась все это время, слабеют, а затем исчезают вовсе. Девочка одергивает платьице, с горечью и болью ощущая несколько синяков на лодыжках и плечах. Ей даже страшно представить, куда и зачем ее могли бы «продать». Прижимая к себе колени, она утыкается носом в солому, чтобы заснуть там на несколько часов.
Солнце ещё не встало, когда Кора вдруг вспоминает, что родные возможно беспокоятся о ней, пока она сама безмятежно почивает на мягкой соломенной перине. Протерев глаза со сна, девочка вновь ковыляет на улицу, подбадривая себя мыслями о том, что сама обязательно ее покормит, когда она придёт домой, а может даже расскажет сказку...
— Мама? — детский тоненький голосок эхом отлетает от неожиданно пустых стен. «Разве здесь не должна висеть шуба?» — Мама, это ведь я! Кора...
Гробовая тишина, наступившая после окончания песни эха, служит ей ответом. Девочка, не сдерживаясь, плачет, кулачком размазывая слезы по лицу. Отец должен вернуться к полудню, а она совсем одна. Зачем они играют с ней в прятки? Они ведь уже... большие...
— Мама? — в отчаянии снова спрашивает она у дома, когда ноги, уставшие от ходьбы, сгибаются постепенно в коленях.
Кора медленно, словно в воде, оседает на пол. Она оглохла, или это действительно так тихо? Голова несильно ударяется обо что-то, смутно напоминающее маятник.
Тик-так... тик-так... часы, оставшись ее единственным собеседником на ближайшие несколько часов, вновь начинают свой бег...
Глаза девушки абсолютно сухие. Она не абстрагируется от своей боли, скорее сливается с ней воедино. «Любви нет, любовь — это слабость!» — набатом звучат в ее голове напутственные слова короля под аккомпанемент гулкого стука ненавистных ей часов. Рука уверенно ложится на грудь, будто там ей самое и место. А затем глубже, между рёбер...
С Румпелем было не так. Не так пусто, не так трудно. Не так больно. Но Румпель — ее любовь, ее слабость. А от слабостей нужно... избавляться.
С силой сдавив орган, пылающий жаром любви и страдания, она вытягивает руку перед собой. Вот оно, искрящееся ярко-красным, ее сердце. Последняя помеха на ее пути к трону и власти. Помеха, от которой она избавилась и которую она подарит тому, кому это сердце принадлежит по праву...
***
Кора опаздывала. Конечно, колдун понимал, что задача, стоящая перед девушкой, была не из легких. Но вырывать сердце целый час? Даже для новичка (которым его ученица, определенно, не была) это было слишком. Вдали брезжил рассвет, и Темный собрался было уже сам идти во дворец, когда до боли знакомый голос окликнул его:
— Румпель?
Он слышал ее голос, и в нем не было никаких эмоций. Будто все чувства, на какие была способна эта девушка, из неё выкачали за ненадобностью. Будто у неё отняли что-то самое дорогое... будто у неё вырвали сердце.
— Кора, все в порядке? — осторожно спросил он, нутром чувствуя, что нет, не в порядке.
— Конечно, в порядке. Ведь завтра я стану принцессой.
Румпельштильцхена словно огрели чем-то очень тяжелым по голове. Это было предательство, или что Кора только что сделала? Руки девушки сжимали красивый резной ларец, из маленького окошка которого доносилось слабое красное мерцание.
— Что у тебя там? — продолжая держать маску, поинтересовался у неё колдун.
— Сердце, — на ее лице не дрогнул ни единый мускул, и все инстинкты Румпеля вопили, что это неправильно.
— Чьё?
— Разве это так важно? — равнодушно спросила его девушка.
— Да, черт возьми, Кора! Конечно, это важно! — впервые за долгое время сорвался он на крик. — Чьё сердце?
Девушка смотрела на него все тем же холодным взглядом, заставляя его все больше и больше уверяться в правоте своих опасений.
— Мое, — уголок ее губ странно дергнулся, но тон был все тем же. — Возьми.
«Возьми. Забери мое кровоточащее израненное сердце. Исцели. Не возвращай. Дай забыть. Позволь не чувствовать этому боль. Не чувствовать ничего. Почему мне все ещё больно? Сердца ведь больше нет. Так как оно может продолжать болеть?»
— Зачем? — сорвалось с потрескавшихся губ колдуна.
— Любовь — это слабость, — сухо бросила она, разворачиваясь в сторону замка.
«Нет. Больно. Не оставляй. Ты мне нужен. К черту власть. Останови меня, бес треклятый!»
Уже стихли ее шаги, и силуэт был почти не отличим от серых камней, а Румпель все так же продолжал стоять как идиот с этим чертовым ларцом с ее сердцем. Он должен был остановить ее. Закричать. Сказать, что любит. Вставить этот идиотский орган в ее грудь, чтобы все было правильно. Забрать ее отсюда, в конце-концов. Но все, на что его хватило — печальный взгляд, брошенный на прощание. И все.
— Трус, — горько прошептал Румпельштильцхен, исчезая в багровом дыме собственной магии.
***
— Принц Генри, согласны ли вы взять в супруги мисс Кору. Жить с ней в болезни и здравии, горе и счастье, бедности и богатстве, пока смерть не разлучит вас?
— Согласен.
— Мисс Кора, согласны ли вы...
Все словно во сне, в полусонном бреде, винном тумане... Кора стоит перед алтарем на все той же площади... Кора целует Темного, клянясь ему в вечной любви. Ведьма... Королева... И боль, боль, боль...
— Согласна, — как на автомате отвечает она.
Кто-то аплодирует. Кто-то искренне рад этой свадьбе, ведь такая, как Кора дарует королевству истинной процветание и богатство одной лишь своей «пряжей». Все счастливы, кроме невесты, но разве кто-то обратит внимание на столь несущественную мелочь.
— Дурочка, — шепчет Темный и скрывается в толпе, так и оставшись никем незамеченным.