Глава IV
Прибыв домой, все разошлись по своим квартиркам, Союз затащил туда Адлера, а его семье наговорил чепухи, мол, с лестницы упал.
Как только он проснулся, испытал сильное недомогание, лицо чуть ли не позеленело, губы побледнели, сил не было, от еды становилось только хуже, организм воспринимал только воду. Это продолжалось несколько дней, вскоре он пошëл на поправку.
Следующее собрание было не лучше:
- Союз, сколько там он у тебя восстанавливался, может уже накопил достаточно сил? - довольно неприятным тоном начал разговор США.
Даже не услышав ответа, он нетерпеливо схватил немца за шкирку, несмотря на то, что он пытался уклониться от этого и вырывался. Только он хотел закинуть его обратно в центр зала, как его остановила тяжëлая рука.
- США, хватит, ещë рано. - сквозь зубы он процедил. - Сейчас реакция будет ещë хуже, чем в прошлый раз.
Не понимая этот язык, Адлер разобрал лишь то, что его хотели закинуть в место силы, но Совет остановил этот манëвр. Вот только он не знал, почему. С момента прибытия сюда он почувствовал ненависть к этому месту.
Он был насторожен и внимателен, стараясь сделать так, чтобы не повторилось ничего, что произошло в прошлый раз. Постоянно оглядываясь, он никого не подпускал близко, сразу отходил подальше. Только кто-то приближался, он сразу увеличивал расстояние, и всë равно, что он вообще никому не сдался, после прошлого у него началась паранойя, которая иногда даже могла пересилить его зависимость от воровства и вранья, вечно в голове вертелось: "А что если...? ", "А вдруг...?".
Всë собрание он снова сидел, ничего не понимая, в отличии от ГДР и ФРГ, которые уже успели узнать язык получше и получали помощь в переводе неизвестных слов от ВР. На перерыве он уже невозможно сильно хотел есть, но не знал где утолить голод. Поэтому просто сидел и старался не шевелиться, чтобы не тратить энергию в лишний раз. К концу он был уже совсем как овощ и еле ковылял за Советом к машине, стараясь не отставать, а тот и не собирался его жалеть и ждать, если потеряется - сам виноват, если случайно останется тут и уедут без него - сам виноват, если с ним случится что-то ещë - сам виноват, в любом случае, он точно не умрëт, это в принципе невозможно, так и выбраться из здания и сбежать тоже, семью он не оставит, просто будет знать насколько он ничтожен, что без помощи остальных и прожить не сможет.
Но шëл он не просто за Союзом, он шëл позади кучки воплощений его республик, следовавших за ним, причëм держался подальше от них, только ГДР обращал на него внимание время от времени.
Да вот только Адлер и стал виноватым, виноватым перед собой, виноватым в том, что обернулся назад, дабы посмотреть нет ли там никого, ведь, в это время коридор разделился на несколько проходов, разделëнных дверьми. ГДР отвлëкся на разговор с ГССР, не заметив пропажи.
Немец остался один на распутье, заглянув сначала за одну дверь, он увидел поворот и пошëл туда, они могли быть за углом, но там никого не оказалось, да и слышно ничего не было, например, шагов, топота или разговоров, тишина. Вернувшись обратно и проверив вторую дверь, он тоже ничего не засëк, видимо, они успели уйти достаточно далеко. Не зная куда направляться, он просто отправился обратно и сел у стены, он понимал, что даже если коммунист заметит его пропажу, то он не станет за ним возвращаться, если даже он найдëт выход, его не выпустит охрана, ему остаëтся лишь ждать его возвращения, возвращаться он будет по тому же пути и конечно его заметит, значит, надо будет просто идти за ним. Но почему же его не выпустят? Зависимых воплощений, вроде республик СССР или того же НГ, ответственность над которым взял тот же социалист. Впускать и выпускать в здание можно только если ответственное за них воплощение будет с ними. Так и остался он там сидеть, мимо прошло несколько стран, но им было всë равно.
Только когда на выходе у них проверяли документы, ГДР наконец заметил его пропажу, собственно, как и остальные, их должно было быть 18, но было 17. Тогда немец начал просить СССР вернуться за ним, хоть немного жалости он испытывал к нему.
- Завтра я сюда приеду по делам и заберу его, а сейчас мы поедем домой. - безразлично сказал он.
Даже его уже клонило в сон, он планировал посадить за руль кого-то из своих подопечных, а самому подрыхнуть по дороге. Документы он оставил в своëм кабинете, планируя забрать их завтра вместе с нацистом, также у него там была встреча, сегодня он уже точно ничего делать не будет.
Приехав домой, он направился в свою квартиру и лёг спать, устроив себе недовыходной, он будет спать больше обычного, около 8 часов, в последнее время он сильно вымотался от постоянной работы по поднятию страны и уровня жизни после войны, особенно в Ленинграде.
НГ же ничего не оставалось, кроме ка сидеть, ждать Союза и мучатся от голода, жажды и усталости. Первые два часа он просто сидел, долго думая, потом же потихоньку заснул. Но это был не обычный сон, просто чëрный экран, ничего нет, пустота, тишина. Такие сны не расслабляют, не пугают, они только выматывают сильнее. А очнуться от них ему никак. Только если его кто-нибудь или что-нибудь разбудит.
Проснулся он от того, что его растолкали, причем очень грубо, тяжëлая рука с силой дергала его за плечо. Открыв глаза и увидев перед собой недовольное лицо Союза, нависшего над ним он выпал в осадок, испугался, замешкался, но когда его за шкирку потянули наверх он опомнился и последовал за ним, постоянно держась прямо у него за спиной, стараясь не отставать.
- Пойдëм, плакса. - он и правда успел поплакать, пожалеть себя важное дело, да к тому же он один остался в непонятном здании, он там ничего не знает, ужасно голоден и хочет пить, устал после собрания, а перед тем, как он заснул пошли галлюцинации.
Сколько времени не понятно, в коридоре нет окон, только искусственное освещение.
Тело двигалось только от страха, что он опять останется один здесь. Его желудок был абсолютно пуст и требовал еды, а сил было мало, в горле пересохло, издавать хоть какие-то звуки не получалось. Когда они дошли до кабинета Совета, в котором он никогда не был, ему наказали сесть на диван и ждать, что он и сделал, там было окно, он наконец смог увидеть примерное время, сейчас было где-то 3 часа дня.
Он сидел и ждал, даже подремал чуть-чуть. Союз в это время сидел за столом и работал, подписывал какие-то документы, печатал их, долго думал, смотря в одну точку и не двигаясь. Через некоторое время пришëл ООН, ему надо было поговорить о чëм-то важном с ним, естественно без лишних ушей и глаз, но вот когда он об этом сказал, намекая на то, что немцу надо выйти, тот продолжал сидеть.
- Он не понимает эсперанто, ни одного слова, можешь говорить. - со вздохом произнëс он.
- Точно? Мне казалось, он понимает, что я говорю на собраниях.
- Нет, он просто умеет делать умный вид и понимающее лицо. Говори уже, у меня время не резиновое.
- Думаю, стоит перестраховаться, мало ли что, он в конце концов патологический врун.
- Ладно. - повернувшись к немцу он прикрикнул - Адлер, выйди в коридор ненадолго. - это прозвучало уже на русском.
Услышав своë имя он повернулся, но продолжал сидеть.
- Адлер, я сказал выйди за дверь. - недовольно повторил он. - Бляять.
После он сам встал, схватил его за плечо и выволок за дверь.
- Жди здесь. - это было единственное, что он ему сказал.
- Он не захотел тебя слушаться? - заинтерисованно спросил он.
- Нет, просто он знает на русском только некоторые имена и две фразы: "Жди здесь" и "Иди за мной", что я совсем забыл, а теперь ближе к делу.
- В общем, как вы знаете, я недавно стал воплощением ООН и...
Через пару минут тот вышел с улыбкой, видимо, дела пошли хорошо. Вместе с ним вышел и Совет, который был не очень доволен, он поднял на ноги сидевшего у стенки немца и затащил обратно в кабинет.
Разобравшись со всеми делами, он схватил Адлера за предплечье и потащил на выход, а после и к машине, где посадил рядом с собой.
Только они выехали из столицы Нейтральных земель, как двигатель машины заглох.
- Сука, блять, почему именно сегодня!? - громко ругнувшись, он вышел из машины.
Он открыл капот, чтобы посмотреть, что не так. Достал из багажника инструменты, и начал рыться там. По прошествии тридцати минут, он, весь чумазый, закрыл капот, закинул инструменты в багажник и сел за руль, вытерев руки какой-то тряпкой, лежавшей в салоне.
Союз завëл машину и продолжил дорогу. Немец уже клевал носом, как резко дëрнулся и проснулся, это из-за Совета, тишина уже начала резать ему уши и он решил сам еë прекратить. Громко рассказывая как его бесит долбоëбская проблема, которую ему впихнул ООН, блядская работа, из-за которой приходится жертвовать своими сном, спокойствием и нервами, ещë и ехать до неë миллион лет, ходить на эти ебанные собрания, на которых сидишь и слушаешь какую-то херь в течение 18 часов, растягивающиеся на вечность, ещë и вникать в чей-то тихий, невнятный бубнëж.
К концу поездки Адлер почувствовал облегчение, они наконец доехали, и ему больше не придётся слушать его. Уши уже вянут. Ему несколько часов говорили что-то на непонятном языке. Выйдя из машины, коммунист уже ждал НГ. Вот он открыл дверцу машины, поставил на землю одну ногу, а второй уже наступил, но, поторопившись, сделал это неправильно.
Как итог, он грохнулся на землю и подвернул ногу. Чуть вскрикнув, он пытался встать, но не мог наступить на ногу, она и так неимоверно болит.
- Бляяять, ты серьëзно?!
Пришлось Союзу помочь ему. Но так они будут долго идти, а впереди ещë и лестница. Виктор решил просто взять его подмышку и донести. Он посадил его на диван в прихожей и достал аптечку, хотел крепко забинтовать ногу, которая чуть посинела и распухла, но бинтов то не было.
В итоге он вышел из квартиры и зашëл в соседнюю, вернувшись оттуда с другой аптечкой в руках.
Ногу он туго забинтовал, ушëл по своим делам, а НГ пошëл искать что поесть и попить, опираясь на мебель, потом и лëг в кровать спать, конечно, с братьями, отцом и матерью он увиделся.