Глава 27
Сэбия
Первая — фотография более молодой версии Сильвестра, улыбающегося белокурой девочке на руках. На вид ему около тридцати или сорока лет. Рядом с ним — светловолосая женщина, которая с ухмылкой смотрит на них. Однако, присмотревшись получше, я вижу, что мужчина другой рукой хватает женщину за запястье, его пальцы ощутимо впиваются в ее кожу. Изучая ее лицо ближе, я замечаю, что ее улыбка натянута, а плечи сгорблены.
Переворачиваю письмо, на обратной стороне нацарапан неаккуратный женский почерк.
Сильвестр, Рейвен и Тринити, 1994 год.
Рейвен? Сильвестр упоминал, что сам назвал остров. Должно быть, он назвал его в честь своей жены.
Так что же с ней случилось?
На следующей фотографии та же белокурая малышка, хотя и на несколько лет старше, сидит рядом с Рейвен, которая раздулась от еще одного ребенка. Девочка — Тринити, как я предполагаю — сидит на полу с миниатюрной деревянной лошадкой между ног. Ее волосы взъерошены, а штаны испачканы. Все это не является чем-то необычным для малыша. Я и взрослая-то с трудом держу себя в руках. Я переворачиваю фотографию.
Рейвен, Тринити, малышка Кейси, 1996 год.
На обеих фотографиях они в маяке, с одинаковыми книжными полками. Думаю, это объясняет наличие детских книг на полках. В какой-то момент у Сильвестра появилась семья.
Я перехожу к последней фотографии. Это закат на пляже. Он темный, зернистый и трудноразличимый, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что кто-то стоит в воде.
Я прищуриваюсь, пытаясь понять, на кого именно я смотрю.
Молодая женщина. Она стоит лицом к камере, и похоже, что она обнажена, рука скрещена на груди, чтобы прикрыться. На мгновение я все еще в замешательстве, пока не понимаю, что ее ладонь поднята, скрывая лицо.
Мой желудок опускается, а сердце ускоряется по причине, которую я не могу определить.
Не успокоившись, я кладу фотографии обратно в ящик и тихо закрываю его.
— Нашла что-нибудь?
— У Сильвестра были жена и дети... — Я запнулась, не зная, как объяснить, насколько зловещими казались эти фотографии. Часть меня не хочет подтверждать опасения Киру, но я была в достаточно опасных ситуациях, чтобы знать, что лучше не скрывать этого.
Прежде чем я успеваю продолжить, в коридоре раздается стук.
Мои глаза расширяются, и я в панике поворачиваюсь к Кире.
Её взгляд устремлен на дверь, она медленно закрывает ящик комода и одновременно тянется к дверце шкафа.
Ритмичный стук продолжается по коридору, направляясь прямо к нам. Это звук деревянной ноги Сильвестра.
Стиснув челюсти, она открывает металлическую дверцу шкафа настолько, чтобы проскользнуть внутрь.
Кира наконец встречает мой взгляд, и что-то мелькает в её глазах. Я точно знаю, о чем она думает — оставить меня здесь одну.
Но если меня поймают, она знает, что я не пойду вниз одна. Поэтому она отходит в сторону и приглашает меня войти.
Сильвестр открывает дверь спальни как раз в тот момент, когда мы закрываем шкаф. У меня сбивается дыхание и сдавливает грудь, когда мы заглядываем через ставни. Меня начинает трясти от адреналина.
Хуже того, мы заперты в замкнутом пространстве. Хотя мы достаточно широки, чтобы поместиться бок о бок, нам тесно в фланелевых рубашках и затхлых пальто. Мое зрение затуманивается, и кажется, что стены смыкаются вокруг меня.
Я не люблю маленькие пространства. Мне не нравится чувствовать себя в ловушке, из которой нет выхода.
В отчаянии я оглядываюсь по сторонам, но идти некуда, и паника только усиливается.
Кира стоит рядом со мной, не обращая внимания на нашу ситуацию, а Сильвестр сидит на кровати, пружины прогибаются под его весом. Он с ворчанием снимает деревянный штырь, позволяя ему тяжело упасть на пол.
О, Боже.
Он не уходит.
Расширив глаза, я смотрю, как он закидывает ноги на кровать и устраивается поудобнее.
Черт меня побери. Старый задрот дремлет, черт возьми.
Я не могу оставаться здесь вечно. Я уже держусь на волоске и подумываю о том, чтобы выскочить за дверь, к черту последствия. Он разозлится, если узнает, что мы здесь?
Он убьет тебя, мелкая.
От голоса Кевина мое сердце замирает в груди. Мое дыхание становится еще короче, а легкие превращаются в лапшу.
Если нас поймают, он либо наставит на нас пистолет, либо выгонит. Мы будем вынуждены противостоять стихии, не имея практически ничего, что могло бы нас защитить. Выжить можно, но вдруг эта кровать и ведро кажутся такими заманчивыми.
Но это только в том случае, если он решит действовать рационально.
Медленно я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Киру, чувствуя себя не в своей тарелке, в судорогах и так злюсь на неё. Я знаю, что сама пошла за ней сюда, но, черт возьми, это все её гребаная вина.
Несмотря на темноту, воздух потрескивает, когда она встречает мой взгляд. Я не знаю, что она видит, но что бы это ни было, это побуждает её поднять руку и приложить палец к губам. Её ореховые глаза смотрят на меня с предупреждением, но я не могу сделать достаточно глубокий вдох, чтобы дать ей понять, что я ничего не скажу.
Я не могу расшифровать эмоции, затеняющие её радужку, но прежде чем я успеваю понять это, громкий храп пугает меня, и я тихо вскрикиваю. Я закрываю рот рукой, сердце вырывается из груди.
Вздрогнув, я с облегчением вижу, что Сильвестр не шелохнулся. Он лежит на боку, борода разметалась по рваному красному одеялу, и он дремлет.
Когда я оглядываюсь на Киру, она выглядит расстроенной. Челюсть сжата, а одна из её рук перебирает короткие пряди.
Мое горло сжимается, и я не могу удержаться, чтобы снова не оглядеться вокруг, оценивая, как мало здесь места.
Я качаю головой, пытаясь что-то выразить, но я даже не уверена, что именно.
Бросив взгляд на Сильвестра, Кира хватает меня за руку и притягивает к себе. Я напрягаюсь, сопротивляясь ей.
Во-первых, я не хочу, чтобы она прикасался ко мне.
Во-вторых, она дает мне меньше места. Как, черт возьми, она думает, что это должно помочь?
Но она только сильнее прижимает меня к себе, пока моя спина не оказывается прижатой к её груди. Горячее дыхание обдувает раковину моего уха за мгновение до того, как её шепот проникает сквозь визг в моем мозгу.
— Тихо, bella ladra — прекрасная воровка.
Я веду себя тихо. Или, по крайней мере, мне так кажется. Я уже не так боюсь, но я совершенно уверена, что эта засранка просто объясняет мне, как правильно прятаться.
Я открываю рот, готовая сказать ей очень тихим, но твердым шепотом, чтобы она пососала мой любимый палец, но единственное, что мне удается, это писк.