Глава 22
Сэбия
Я её ненавижу.
Я ненавижу её.
Если бы я могла физически вырвать из словаря каждое слово, определяющее её как засранку, и засунуть ей в глотку, я бы так и сделала.
Но мне также страшно.
Я заперта в жутком маяке со странным смотрителем и человеком, которая смотрит на меня так, будто предпочла бы видеть меня между зубами акулы.
От этого места не убежать, как и не убежать от неё. Я всегда умела убегать. Это то, что я делала всю свою жизнь. А теперь, когда я не могу, мне кажется, что в мое тело вторглись крошечные паразиты, похожие на иглы. У меня возникает искушение вцепиться ногтями в собственную плоть и начать когтями пробивать себе путь наружу, но это не поможет мне оказаться дальше от этого места.
Уже глубокая ночь, и искусственного света так же мало, как и естественного.
На лицах Киры и Сильвестра пляшут тени, их черты видны только под оранжевым свечением, исходящим от камина. На торцевом столике стоит лампа, но Сильвестр, Сойер
похоже, не хочет ее включать.
Я вскрикиваю, когда Кира внезапно хватает меня за другую ногу. Она бросает на меня взгляд, вероятно, потому что я задела её драгоценные уши, а затем продолжает чистить мои раны, вновь разжигая вспышки боли.
Я бы предпочла засунуть ногу в океан и на этом закончить, но выход на улицу в темноте звучит еще страшнее, чем перспектива того, что Кира будет заботиться обо мне. Хотя и с трудом.
— Когда ты закончишь с ней, я провожу вас двоих в вашу комнату, — объявляет Сильвестр. У меня замирает сердце, от его слов муравьи ползут по позвоночнику.
— У нас будут раздельные комнаты, верно? — спрашиваю я. Кира прекращает чистку и смотрит на старика, тоже ожидая ответа.
— Боюсь, что нет. Здесь только одна комната.
О, нет. Этот день не мог стать еще хуже, но почему-то стал.
— Я могу спать на диване, — предлагает Кира.
— Это мне не подходит, деточка. Это мой дом, и я не люблю, когда кто-то спит в моем пространстве. Иногда я люблю засиживаться допоздна и смотреть телевизор. — Его тон суров и не оставляет места для споров.
— Здесь только одна кровать? — угрюмо спрашиваю я, уже зная ответ и ненавидя его.
— Верно, — подтверждает он. Должно быть, я цеплялась за какой-то клочок надежды, потому что мое сердце рассыпается в прах прямо здесь и сейчас.
Либо мне придется делить постель с человеком, который меня ненавидит, либо один из нас будет спать на полу с жуками.
Я стараюсь сглотнуть. Зная её, Кира заставит меня спать на полу, а сама займет кровать. Она не джентльменка, это уж точно.
Кира сердито сталкивает мои ноги со своих коленей и встает. Напряжение в воздухе нарастает, и неудивительно, что Сильвестр не уклоняется от её взгляда. Неловко шаркая, я поднимаюсь на ноги, боль снова вспыхивает в них, пока я прочищаю горло.
— У нас все получится, Сил. Спасибо.
Кира переводит взгляд на меня, но я не так храбра. Не то чтобы я когда-либо планировала дать этой засранке это понять. Поэтому, несмотря на то, что мой позвоночник должен согнуться, я заставляю его выпрямиться. Это укоренилось в самом мозгу моих костей — сжиматься под тяжестью взгляда. Если я позволю им смотреть слишком долго, они могут увидеть под хрупким миражом, который я создала вокруг себя. Они увидят трещины и недостатки, и одним движением руки поймут, что это была не более чем искусная иллюзия.
Человек передо мной уже увидел уродливое под сверкающей радугой. Оказывается, она смотрела только на свое собственное отражение.
Может, я и ношу в себе уродство, но и она не чертова королева красоты.
Сильвестр машет нам в сторону винтовой лестницы.
— Я бы хотел, чтобы вы двое были в своей комнате к девяти часам вечера, если вы не возражаете, — говорит Сильвестр, ведя нас к металлическим ступеням. — Сейчас около десяти часов, так что я быстро вас устрою.
Мои брови вскидываются. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мне назначали время отхода ко сну. И уж точно не тогда, когда я была взрослой. Но, несмотря на то, что Сильвестр из вежливости попросил об этом, само собой разумеется, что ему было бы все равно, даже если бы я была против. Что я и делаю.
Прочистив горло, я говорю:
— Хорошо.
Полагаю, что время спать — не самое худшее, что было даровано мне за последние двадцать четыре часа. Я просто благодарна, что больше не погружена в океан, девяносто пять процентов которого остаются неизведанными — то, что я узнала после ночи с Кирой. Это все, о чем я могла думать, когда волна стерла нас с лица земли. Это все, что пронеслось в моем мозгу, когда волна засосала меня под воду, а затем выплюнула, как испорченную еду.
Что скрывается под поверхностью? Проглотит ли оно меня целиком или будет есть медленно?
Не знаю, почему неведомые существа преследовали мои мысли больше, чем тот факт, что я наверняка утону раньше, чем это существо сможет вонзить в меня свои зубы. Но потом, каким-то образом, мои ноги стали выталкивать меня на поверхность, и все, что я могла сделать, это ухватиться за кусок дерева с лодки. На нем было написано «Ана», остальное имя потерялось в море.
Деревянная нога Сильвестра громко стучит, когда мы поднимаемся по лестнице. Металл стонет под нашим общим весом, и внезапно мой страх превращается из страха перед странными морскими существами в страх быть проткнутым витым металлом, когда он наконец поддастся.
Мы подходим к узкому, короткому коридору. В конце него находится небольшая лестница, состоящая всего из нескольких ступенек, которая ведет к двери. Есть еще две двери, по одной с каждой стороны коридора.
— Комната вверх по ступенькам — моя. Ваша — слева.
— А что насчет той, что справа? — спрашиваю я.
— Там туалет, но я не люблю, когда кто-то ползает ночью по моим коридорам, поэтому в комнате есть ведро, если природа позовет.
Я останавливаюсь, из-за чего Кира врезается в меня.
Она рычит, но я слишком ошеломлена, чтобы беспокоиться.
— Простите, мы не можем пользоваться туалетом?
— Ну, конечно, можете! — Сильвестр вскакивает, его громкий голос гремит, когда он хихикает надо мной. — Только не после девяти часов, — заканчивает он, как будто его слова хоть сколько-нибудь разумны.
Мой рот то открывается, то закрывается, но разочарование Киры пересиливает мой шок. Она толкает меня вперед и выплевывает:
— Cammina — Иди.
Я оглядываюсь на неё через плечо, удивленная тем, что ей нечего сказать о наших ограничениях. Но затем я снова осекаюсь, заметив её грозное выражение лица. Может, Кира и не произносит слов, но её кипящий взгляд говорит обо всем. Она ничуть не больше меня рада тому, что её так строго ограничивают.
Сглотнув, я скреплю зубами, пока Сильвестр открывает дверь, входит, включает маленький бра, висящее над изголовьем кровати, и представляет нам комнату. Она пуста, за исключением шаткого круглого стола и двух стульев справа от нас, дерево обветшало и рассыпалось. Стены из серого камня, в левом углу стоит одна кровать, сдвинутая набок. Над ней, напротив бра, небольшое квадратное окно, из которого прекрасно видно ночное небо.
Сильвестр указывает на правый угол комнаты.
— Вон там ваше ведро. Можете опорожнить его утром, — инструктирует он, указывая на белое ведро, которое выглядит так, будто его использовали раньше, не вымыв как следует.
Мне требуется усилие, чтобы не надуть щеки. Я ни за что, блять, не воспользуюсь этим. Я скорее открою это окно, высуну свою задницу из него и позволю природе взять верх.
Мы с Кирой молчим, и застой в разговоре становится все более неловким. Ожидает ли он, что мы поблагодарим его за прекрасные условия проживания?
— Завтрак в семь утра. Вы можете спуститься тогда. После этого, я уверен, мы найдем, чем вас занять.
— Хорошо, — говорю я мягко.
— Вам двоим спокойной ночи.
С этими словами он поворачивается и ковыляет из комнаты, аккуратно закрывая за собой дверь.
В тот момент, когда я собираюсь открыть рот, любопытствуя, как он вообще узнает, что мы ходим в туалет, я слышу тихий щелчок.
Мои зубы щелкают, и мой и Киры взгляды сталкиваются, оба полные удивления.
— Он...?
Кира уже бежит к двери и поворачивает дверную ручку. Но она заедает.
— Он, блять, запер нас здесь, — плюется она, снова безуспешно дергая ручку. — Stronzo — Мудак.
Липкое чувство ползет по моему позвоночнику и обволакивает каждую косточку, пока меня не охватывает глубокое, коварное чувство.
— Почему это ощущение похоже на заточение? — спрашиваю я вслух, бормоча слова, крепко обхватывая себя руками.
— Потому что это, блять, так и есть, — рычит она, её акцент усиливается вместе с гневом. Она ударяет рукой по двери, прежде чем сесть на кровать.
Она сидит на краю кровати, поставив локти на колени и сцепив пальцы. Кира смотрит на деревянную дверь, вероятно, решая, когда наступит лучший момент, чтобы выломать ее.
— Не делай ничего безумного, — говорю я ей. — Нам буквально больше некуда идти.
Она смотрит на меня своими пылающими глазами, но я снова отказываюсь рассыпаться под её огнем.
— Ты права, нам больше некуда идти. Но я не самая слабая из нас двоих.
Мои глаза выпучиваются.
— У тебя хватает наглости наказывать меня за мои преступления, и вот ты здесь, планируешь ограбить старика в его доме.
Мышцы на её челюсти пульсируют, и в ответ она только сверкает глазами.
— Очевидно, что ситуация действительно хреновая, но это твоя вина, что мы попали в этот шторм. Не наказывай всех остальных за свою гребаную ошибку, Кира.
Она резко встает и направляется ко мне. Я ослеплена, отступаю назад, пока не оказываюсь прижатой к двери. Её ладони ударяются о дерево по обе стороны от моей головы, поглощая меня в бушующую бурю, такую же неистовую, как та, что привела нас сюда.
— Ты можешь украсть целую личность, но вырваться из комнаты — это слишком далеко для тебя, детка? Есть ли еще какие-нибудь непростительные моральные принципы, которыми ты хочешь поделиться, или это нормально только тогда, когда ты сама разрушаешь жизни?
Ай.
— Будь лучше меня, Кира, — вырывается у меня.
Она усмехается без юмора.
— Это не очень сложно сделать.
Я хмурюсь, её слова как острый крючок вонзаются в мою грудь.
— Ты можешь ненавидеть меня, но не ставь нас в еще худшую ситуацию, чем та, в которую мы уже попали, — наконец отвечаю я, мой голос тихий, но твердый. — Он открыл для нас свой дом, так что будет справедливо, если мы будем уважать его.
Между нами лишь мизерное пространство, и оно заполнено трещащим напряжением. Она сжимает челюсти, но отворачивается, и кажется, что она вырвалась из силового поля, накрывшего нас.
Я глубоко вдыхаю, наконец-то имея возможность дышать, как будто мое тело выключилось, а выключатель снова щелкнул.