Глава 11
Сэбияя
Утренние лучи проглядывают сквозь шторы Киры, и это кажется мне наказанием. Может быть, потому что мое настроение прямо противоположно солнечному свету и радуге.
Сердце колотится, я осторожно сажусь и перекидываю ноги через край кровати. Кира тихонько похрапывает рядом со мной, её рука закинута за голову, а простыни спустились до пояса. Это трудно проглотить. Рельефное тело с мышцами, бороздками и впадинами, от которых у меня вчера вечером несколько раз пересыхало во рту, выставлено на всеобщее обозрение. И эта идеальная буква V, указывающая прямо на оружие между её бедер.
Мы заснули всего пару часов назад, и каждый раз, когда я двигаюсь, мое тело болит. Моя киска болит.
Девушка была неумолимой и ненасытна. Её пальцы и язык были в местах, которых она никогда не касалась раньше, и даже мысли об этом сейчас заставляют мое лицо пылать. Я буду скучать по тебе. Но мне нужно выжить. Сжав позвоночник, я осторожно сползаю с кровати, быстро собираю свою одежду и натягиваю ее.
Бросив еще один взгляд на Киру, я подбираю её выброшенные шорты и роюсь в них, пока мои пальцы не нащупывают бумажник. Гладкая черная кожа скрывает её личность. Кира Медведева. Тридцать четыре года. Родилась 12 ноября — Скорпион; Господи, помоги мне. 6’4 — значит, он на фут выше. Глаза цвета кофе. Она так же восхитительна на бумаге, как и во плоти.
Я никогда ничего не краду физически. Это слишком заметно. Поэтому я быстро фотографирую её, а затем кладу бумажник в её шорты. Прежде чем выскользнуть из комнаты, я бросаю на неё последний взгляд, и каждый удар моего сердца отдается в моей душе. Я ненавижу, что поступаю так с ней, но потом я ненавижу, что поступаю так вообще с кем бы то ни было.
Мягко закрыв за собой дверь, я выхожу в её гостиную и кухню.
Она живет в красивом доме — много белого цвета с коричневыми деревянными балками по стенам и потолку. Я была удивлена, обнаружив, что у Киры хороший вкус и навыки дизайна интерьера.
Пробираясь на цыпочках по помещению, я открывала случайные двери, пока не нашла свою золотую жилу. Её кабинет. Простой деревянный стол, черное кожаное кресло и несколько диаграмм акул, висящих на стенах. Книжные полки выстроились вдоль стены за её столом, заполненные учебниками, которые, скорее всего, предназначены для умных людей.
Адреналин бурлит в моем организме, когда я подхожу к столу и начинаю рыться в ящиках. Ни в одном из них нет ничего ценного — пока я не дергаю за нижний ящик и не обнаруживаю, что он заперт.
То, что мне нужно, определенно там. Маленькая булавка зацепилась за шнурок моего купальника. Она всегда у меня там. Всегда.
Сняв ее, я расправляю ее и вставляю в замок. У меня это неплохо получается, так что уже через минуту я осторожно открываю ящик.
Периодически прислушиваясь к звукам, я роюсь в содержимом, и сердце замирает, когда я нахожу карточку с надписью Repubblica Italiana (Итальянская Республика), написанной сверху, и кучей цифр и букв внизу. Я достаю телефон из заднего кармана и делаю быстрый поиск в Google, сопоставляя ее с тем, что называется tessera sanitaria (медицинская карта). Я не уверена, как интерпретировать то, что там написано, но я могу разобрать её имя и фамилию, дату рождения и место рождения. Я почти уверена, что это эквивалент карточки социального страхования в Америке и именно то, что мне нужно.
Я также обнаруживаю официальный документ, в котором Кира названа владельцем корпорации под названием V.O.R.S., а также рабочий адрес.
Чувство вины тянет меня за сердце, и я быстро фотографирую их, закрываю ящик и выхожу из комнаты.
Боже, надеюсь, она думает, что просто забыла закрыть ящик, но я знаю, что лучше, и поэтому сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда больше не видеть Киру Медведеву.
От громкого стука в дверь, раздавшегося где-то неподалеку, мое сердце едва не вырывается из груди. Я как раз отбеливаю корни, поэтому бросаю щетку в таз и хватаюсь за лежащий в раковине пистолет, адреналин заставляет мое зрение обостриться.
Затаив дыхание, я смотрю в сторону входа в ванную и на дверь своего номера в отеле, ожидая, что кто-нибудь ворвется и уведет меня в наручниках. Время идет, ничего не происходит, но в груди не утихает грохот.
Глубоко вдыхая, я стою перед зеркалом, отводя глаза, пока кладу пистолет обратно в раковину.
Мой очень незаконный пистолет, но я не смогла удержаться. В США я купила его у какого-то сомнительного чувака для защиты, но мне пришлось оставить его, чтобы путешествовать. Здесь законы об оружии чрезвычайно строги, и получить его в моем положении практически невозможно.
Я проходила мимо стрельбища, когда мне пришла в голову глупая идея. Мужчина только что закончил стрельбу и положил свой пистолет в закрытый на замок ящик в багажнике своей машины, а патроны — во второй закрытый ящик рядом с ним. Я спряталась за деревом на тротуаре, пока он бежал обратно в здание, бормоча про себя, что ему нужно в туалет. Он даже не потрудился запереть машину, слишком отвлекшись на зов природы.
В тот момент я не думала, просто действовала. Я на цыпочках прокралась к его машине, открыла багажник и украла оба кейса. К счастью, мой отель находился всего в нескольких кварталах, но всю обратную дорогу мое сердце едва не вырывалось из груди.
После этого мне пришлось найти хозяйственный магазин, чтобы взломать эти проклятые вещи, хотя, когда оружие оказалось в моих руках, я почувствовала, что снова могу дышать.
Медленно выдохнув, я взяла щетку из миски и, дрожащими руками, продолжила наносить химикаты на корни. Мой натуральный коричневый цвет пробивается наружу, и примерно раз в пару месяцев я делаю миссией своей жизни уничтожить его.
Я ненавижу это дерьмо, но думаю, что моя измученная кожа головы уже привыкла к нему.
Когда заканчиваю, я выбрасываю щетку и пустую миску в мусорное ведро. Номер отеля, в котором я остановилась, воняет отбеливателем, но он также воняет и другими вещами, которые, вероятно, лучше использовать в лаборатории.
Затем я беру свою горящую сигарету, которая покоилась в пепельнице над унитазом, и затягиваюсь, все еще избегая своего отражения.
В течение двадцати минут, которые требуются химикатам, чтобы сделать свое волшебство, я выкуриваю еще одну сигарету и проглатываю четверть бутылки водки. Мне действительно не следовало бы пить, но глубокая непроницаемая печаль крепко держит меня, и алкоголь — единственное, что ее заглушает.
Затем я раздеваюсь и иду в грязный душ, чтобы смыть отбеливатель. Когда я ополаскиваюсь, мое тело кажется вялым и тяжелым, и я не могу сказать, от водки ли это или от того, что жизнь кажется такой чертовски ужасной.
На полпути алкоголь начинает действовать, и мое окружение начинает кружиться вокруг меня. Такое ощущение, что я застряла в ракете, и она взлетает.
— Черт, — бормочу я, шлепая рукой по стене в попытке стабилизировать свое положение.
Я выключаю воду и, спотыкаясь, выхожу из душа, по пути хватая полотенце. Я обернула его вокруг себя, материал приятный и шершавый. Гораздо лучше, чем пушистое мягкое дерьмо.
Холодные капли с моих промокших волос стекают по телу и вызывают мурашки. Я натягиваю белую майку и шорты для сна, вода с моего полусухого тела впитывается в одежду.
Кабинка находится прямо напротив раковины, поэтому, когда я смотрю в зеркало, Кев уже смотрит на меня.
Единственное, что нас с ним объединяет — это голубые глаза и широкие улыбки. Он всегда был похож на нашего отца, с прямыми волосами, круглыми глазами и сильным носом, а я на нашу мать, с дикими вьющимися волосами и более эльфийскими чертами лица.
Неважно, в любом случае. Глаза всегда были самым страшным. Я не могу видеть свои, не видя и его.
— Пошел ты, — рычу я на свое отражение. Он ухмыляется, и это только усиливает мою ярость.
Полупустая бутылка водки стоит на краю раковины, и я отхлебываю из горлышка, делая щедрый глоток. Жжение похоже на кислоту в моем горле, но оно сдерживает рвоту, пытающуюся подняться вверх.
— Знаешь, иногда мне хочется, чтобы, когда мы были в мамином животе, я съела тебя, — говорю я и делаю еще один глоток.
Я хихикаю, потому что это тоже отвратительно.
Но эта дурацкая ухмылка повторяет мою собственную, и этого достаточно, чтобы я сорвалась.
Зарычав, я снова беру пистолет из раковины, но на этот раз я направляю его прямо на Кева. В моих глазах стоят слезы, а его улыбка становится шире. Он все еще дразнит меня. Я понятия не имею, куда он делся, но он всегда умел изводить меня, даже когда я была одна.