1. Обещаю
Карандаш плавно очерчивает линии, умело сплетая их в цельную картинку. В комнате мрачно и пахнет затхлостью, потому что ее давно не проветривали. Юный художник так увлекся процессом, что не замечал отсутствие свежего воздуха. Он работает над своим шедевром, направив внимание на то, как грифель оставляет четкие линии на бумаге, прислушивается к воображению, что шепчет ему на ухо идеи, и прикусывает в сосредоточенности губы. Единственный светлый островок спальни – это стол, на котором тускло горит настольная лампочка. Ромка всегда говорил, что так ему проще вникнуть в то, что он делает. Когда в поле его зрения попадает только лист бумаги, а остальное кажется несуществующим, потому что скрыто темнотой.
С кухни доносятся голоса. Значит, время у него еще есть. Рома запретил входить к нему в комнату, пока он сам не выйдет. Это заявление приоткрывало завесу тайны и похищало эффект приятной неожиданности, но иначе он не мог: старший брат непременно заглянул бы к нему и испортил сюрприз.
Ромка макает кисточку в стакан с водой, когда заканчивает набросок, затем опускает в баночку с синей краской и малюет по верхней части листа. Он старается аккуратно обращаться с непослушной акварелью, поэтому сразу исправляет ошибочные движения, стирая лишние капли салфеткой, чтобы потом их несложно было перекрыть нужным цветом.
В дверь стучат, когда художник вертит завершенный рисунок в руках, пытаясь найти в нем изъяны. Спрятав подарок за спину, Ромка встает и открывает дверь свободной рукой. От смущения у него багровеют щеки, от сердца по телу разливается тепло, а в глазах мелькают воодушевленные искорки.
– Чего счастливый такой? – спрашивает Юра, опускаясь на кровать. В голосе сквозит усталость, которую он умело перекрывает деланной бодростью тона.
– Я кое-что сделал для тебя, – лепечет Ромка, протягивая ему рисунок. Губы старшего тут же растягиваются в улыбке, очерчивая линию ямочек.
На бумаге раскрывается морской простор, и Юре кажется, что с последующим вдохом в нос бьет запах соли и цветущих водорослей. Пустоту песчаного берега разбавляют редкие камешки, выполненные в разных оттенках серого, и пальма с раскидистыми ярко-зелеными листьями. У линии горизонта, где цвет воды выглядит тусклее, стоят два брата – на рисунке их отличает только рост и Ромкины веснушки, потому что их глаза прикрыты в – видимо, в наслаждении. Юра внимательнее всматривается в коричневые маски, коими закрашены волосы обоих, и замечает еле уловимую разницу в оттенках: у младшего пряди чуть светлее.
Запечатленная на бумаге их общая мечта отзывается в душе легким покалыванием. Зелень Юриных радужек мутнеет от растроганной слезной пелены, и парень несколько раз моргает, чтобы избавиться от нее.
– Помнишь, ты рассказывал про Анапу? Я подумал, что она поднимет тебе настроение, – с долей беспокойства поясняет Ромка, переминаясь с ноги на ногу.
– Спасибо, Ромашка, – шепчет старший, распахивая руки для объятий.
Устроившись на коленях брата, Ромка обхватывает его грудную клетку и кладет голову на плечо. Юра треплет его по каштановым волосам, целует в макушку и крепче прижимает к себе.
– Я знаю, что ты сейчас очень занят, что ты очень устаешь и у тебя совсем нет времени, но... – неуверенно шепчет младший, – ты не мог бы заходить почаще? Я так по тебе скучаю, Юр...
Ромка становится таким мягким, хрупким и нежным, что Юра боится сделать вдох. Он замирает, не смея пошевелиться, и касается сухими губами его лба.
– Как только я закончу с этим делом, мы полетим в Анапу, обещаю, – щебечет старший, поглаживая спину брата. – Ты приходи ко мне завтра вечером, ладно?
– А ты не останешься со мной сегодня? – расстроенно спрашивает Ромка, подняв голову. У Юры по коже пробегают мурашки, когда он встречается со взглядом карих глаз, все еще полных надежды.
– Не могу, Ром. Мне нужно кое-что проверить, – с тоской выдыхает старший. – Но к вечеру освобожусь и буду тебя ждать.
Ромка тут же веселеет: один день он подождет с легкостью. В голове тут же возникают мысли о том, чем они займутся завтра. Обязательно приготовят что-нибудь вкусное, послушают радио и потанцуют, потом Ромка попросит Юру рассказать интересные истории с работы и сам расскажет, что происходило в период их редких встреч. А ближе к ночи они лягут на кровать, укутаются в пледы и будут делиться откровениями и мечтами.
Полчаса проходят в молчании, что Юру очень удивляет: обычно Ромка трещит без остановки, а сейчас... Сейчас просто наслаждается его присутствием, не выпускает из объятий и греется созданным ими теплом. Юру пробирает дрожь, когда он думает о том, как мало времени уделял братишке последние полгода, как тот нуждался в его внимании, как ждал его каждый день. Внутри селится ощущение упущения чего-то важного и ценного, и по рукам проходит ток. Он обязательно наверстает все, что потерял. Только разберется с проблемой, из-за которой не может жить спокойно, и вернется к привычному распорядку.
Рома знает, что Юра в любой момент расцепит их объятия, поднимется и уйдет, поэтому проникается каждой секундой, которую ему доводится провести с братом. Мыслей о возможных темах для разговора настолько много, что он не может выбрать ни одной и ограничивает их молчанием – уютным и очаровательным, дарующим покой и умиротворение.
Когда брат уходит, Ромка запрещает себе расстраиваться и утешает себя мыслью, что завтра они снова увидятся, проведут вместе целый вечер и ночь. А, возможно, Юра разрешит остаться и на следующий день. Он точно разрешит, если по работе дел не будет – Ромка это наверняка знает. В груди все еще трепещет окрыленное чувство радости оттого, что подаренный им рисунок брату очень понравился, а тело все еще ощущает фантомные прикосновения Юриных рук. От этого на душе перестает завывать тоскливый ветер, оставляя воображаемую пустошь в покое.
Но следующим вечером Ромка не находит в открытой квартиребрата. Только разбросанные на полу листы какой-то газеты, включенную лампу иопрокинутый стакан. Эта пустота перемещается в его душу вместе с чувствомтревоги, и Рома опускается на заправленную мягким пледом кровать, спрятавподступающие слезы за ладонями, прислоненными к лицу.