Глава двенадцатая: Отказавшийся от неба
Тишина, будто горой свалившаяся на грудь Азазеля, сдавила его дыханье, не позволив сделать и глоток воздуха. Он, не дыша, пытался отыскать вокруг хотя бы один звук. Он будто бы был на краю пропасти и искал выход. Спасти его могло всё: трель птицы, уканье обезьяны, даже плеск рыбы в озере. Надежды были напрасны, спасенье не пришло. Тогда, готовый уже заплакать, мальчик втянул в лёгкие воздух, обыкновенно столь сладостный и чистый, будто бы уже он сам по себе представляет божественное угощение. Затхлый и мёртвый аромат блуждал над Эдемом, будто поднимаясь от самой земли. Азазель, растерявшись, спросил:
-Люцифер... это значит что? Конец? - Азазель едва ли мог сдержать дрожь в руках, но, чтобы не показать себя слабым, сжал руки в кулаки и завёл их за спину. Люцифер, опустив голову, всё так же сидел у пещеры. Подняв обжигающий взор на Азазеля, Сатана ответил:
-Это начало. И Он это знает. И я. Тебя сильно ранили? - Люцифер, отстранившийся от собственных мук, внимательно осматривал своего друга. Изрядно уставший Азазель, присев рядом с Люцифером, отвечал:
-Я не хотел вступать в драку, поэтому пытался улететь, но меня догнали. Кое-как дав отпор двоим, я сбежал от ангелов. Меня потеряли в лесах. Беда в том, что они ищут нас и скоро найдут. - Азазель, не желавший показывать страх, всё ещё держал руки за спиной. По его сгорбленной и маленькой фигурке, сжавшейся в комок, Люцифер узнал о чувствах друга. Сатана решил приободрить его, поэтому сказал:
-Они не знают, где мы. Не знаю, почему, но по каким-то причинам Бог иногда будто слеп. Он бездействует большую часть времени, даже тогда, когда одно лишь его слово могло бы разрушить все наши планы. Бояться его сейчас нам нечего. Ангелы охотятся за тобой, но не знают, что я вернулся в Эдем. Если мы будем сидеть безвылазно, то нас всё равно найдут и убьют. Это не наш путь. Знаю, ты подавлен, но послушай меня. Я знаю, что будет дальше, ведь я сам заложил в почву семя и обильно поливал его. Мы восстановим силы и добудем оружие, скрываясь. Пока я буду таиться, семя не прорастёт, но, когда я выйду к свету, оно даст всходы. - Люцифер был уже совсем спокоен. Более того, он склонялся к чуть радостной улыбке. Азазель, уже слегка успокоившийся, но всё ещё подвластный страху, спросил:
-О чём ты говоришь? - Азазель нервно смотрел на Люцифера, пытаясь заглянуть тому в глаза. Быть может, он искал там надежду, а быть может, силу. Сатана, повернувший к нему взор, показал в глубине уверенного взгляда и то, и другое, а затем спросил:
-Скажи, что думают обо мне наши братья и сёстры? - Люцифер не намерен был раньше времени раскрывать суть своего плана. Даже больше - ему было бы приятно увидеть сметливость в своём ученике, самостоятельно понявшем замысел падшего ангела. Азазель, задумавшись, ответил так:
-Все молчат, обходясь короткими отговорками. Самые сильные и важные жестоко осуждают. Когда они начинают говорить, их поддерживают многие, но есть и те, кто защищает, рассуждая, что ангелам не пристало быть столь беспощадными. Даже эти малые говорят крайне скромно и тихо, почти не открывая то, что у них на сердце. - Азазель, примерно догадываясь о намерениях Люцифера, удовлетворился своими догадками и погрузился в мысли. Из размышлений ангела выбил Сатана, который после долгих раздумий сказал:
-Идём. Мы безоружны, но я уже знаю, как добуду себе новое оружие.
Тело Люцифера, измученное войной, тянуло его к земле, к мёртвой и пожухлой кучке листьев, ему служившей ложем, но он был неутомим. Падший ангел внимательно смотрел на вершину пещеры, остриём восходящую в небо. Затем он срывал ветки с самых ближних деревьев, обрывал с них кору, а саму древесину укладывал горкой, поднося из пещеры просохшие листья. Люцифер из той же пещеры достал уже почерневшие от сажи камни и, уложив их вокруг хвороста, звездой зажёг огонь. Светило теперь гораздо послушнее мерцало в его ладонях. Сатана из оставшихся веток сделал нечто вроде перекладины, основания которой вкопал хорошенько в землю. На эту небольшую перекладину, располагавшуюся над тихо-тихо горевшим костром, он развесил полоски коры, им сорванной с молодых, но уже неживых веток. Азазель внимательно следил за каждым движеньем Люцифера, который как бы стал для ангела наставником, если не божеством. Люцифер, заметив его внимательный взгляд, сказал:
-Следи за огнём. Не суй в него руки, он больно ударит. Если будет слишком силён и высок язык пламени, то возьми палку, на которой висит кора, убери её от огня и подожди немного, пока пламя утихнет. Если наоборот, слишком будет слаб огонь, кинь сухих веточек, но только совсем немного. Смотри внимательно, чтобы не было дыма. Те из ангелов, что созданы были для наблюдения, увидят в воздухе от костра испаренья, да и запах поймают. Это для нас особенно опасно, так как костёр разводить умели в Эдеме только Адам и Ева, от которых я перенял знания. Стоит только ангелам увидеть дым, они поймут, что его без огня не бывает, что я вернулся в Рай.
Азазель, молча кивнув, на ходу усвоил все наставленья Люцифера и принялся следить за огнём. Сатана, войдя в пещеру, скоро вышел оттуда, неся с собой небольшой, но увесистый и твёрдый камень. Забравшись на скалу, Люцифер перехватил поудобней булыжник и быстрые удары наносил прямо под пик, стремящийся в небо. Он бил негромко, так, чтобы его работу не услышали ангелы, искавшие Азазеля. Ладони Сатаны, не привыкшие к такой работе, скоро истёрлись до мозолей, но он только переменил руку и продолжил бить по твердыне, но уже правой. Он работал до вечера, почти в кровь растерев обе ладони, но почти к самой ночи успел высвободить из крепкой породы тот кусок, которым хотел завладеть. Это было нечто вроде неровного конуса, собой представлявшего вершину пещеры, в которой жили первые люди. Спустившись вниз, Люцифер потушил костёр, закидав его всё ещё влажной грязью, завёл Азазеля в пещеру, где, не опасаясь света, в ночной темноте способного выступить предателем, зажёг свою звезду. Маленький шарик света стал летать у самого свода пещеры. Сев на большую кучу уже засохших листьев, Люцифер взял с пола какой-то чёрный камень и начал тереть обрубленный кусок скалы об этот валун. Параллельно с этим он, видя непонимание в помутнённом взгляде Азазеля, начал рассказ:
-Для всех нас не было ни многих прошедших дней, ни далёкого прошлого. В Эдеме мы все жили лишь в бесконечном "сегодня", смутно помня наше "вчера". В этом самом "вчера" сливались все наши прожитые дни от самого первого дня, когда мы появились, до настоящей вчерашней ночи. Я не понимал этого раньше, потому что никогда ничего не менялось. Я много-много дней провёл с Адамом и Евой, учился с ними и жил, хоть этого и не знал. Теперь, когда за один только день столь многое может поменяться, теперь я чувствую каждый свой миг, как немыслимое чудо. Я многому научился у людей. Они собирали красивые камни, пряча их в этой самой пещере. Однажды Ева показала мне необычный валун. Если тереть об него другие камни, то можно придавать им особый вид, необычную форму. Только тереть нужно долго. Руки мои уже болят от странных пузырей, я не понимаю этого. Кажется, внутри их вода, а сами они понемногу наполняются кровью. Не страшно, я уже скоро доделаю работу, а затем лягу спать. И ты ложись, мой хороший.
Азазель, погрузившийся в молчанье, послушно лёг на листья и быстро заснул, потому что монотонное чирканье камня о камень и тёплый свет от звезды его успокаивали. Едва ли он мог видеть сны, но всё же наблюдал непонятные ему вспышки разных цветов. Синие и зелёные, как бы ни пытался он посмотреть на них, уходили всё время в углы, а центр почти весь занимала невероятно яркая алая вспышка, мерцавшая, словно огромный костёр. Она напоминала ему одновременно и светлую звезду, и густую кровь.
Проснувшись, он увидел, как Люцифер, опёршись на больную спину, что-то неясное делал с лентами коры. Сатана, посмотрев лишь мгновенье-другое на друга, сказал:
-Я принёс тебе фруктов. Мы не люди и есть нам не надо, но сладкое угощенье всегда утром пробуждает веселье и страсть к делу. Пробуждало. Эти персики уже не те, что были раньше. Из них будто ушла почти вся сладость, так что на вкус они довольно пресные. Руки не выдержат долгого соприкосновенья с камнем, об этом я знал. Поскольку оружие моё каменное, ему необходима как часть, приспособленная для моей ладони, так и средство удобного переноса. Когда-то, кажется, очень-очень давно, я смотрел, как на поляне резвились Адам и Ева. Они обычно срывали цветки и аккуратно вставляли их друг другу в волосы стебельками. Тот день был особенным, потому что Ева, сорвав несколько одуванчиков разом, перевязала их вместе, соединив в обруч. Этот обруч она надела на голову Адама и долго им любовалась. Он хотел сделать для неё подобный обруч, но не знал, как его создать из маленьких и ломких цветов. Мужчина сорвал ветки с деревьев и использовал тонкие и молодые отростки как основу для цветочного обруча. Вспомнив это, я открыл искусство связывания вещей друг с другом. Это называется плетением. Кора, подходящая мне как материал под ладонь, слишком ломкая, если использовать её влажной. Хорошо просушив её, я получил то, что мне нужно. Скоро моя рукоятка для оружия будет готова. Посмотри, что выточил я за эту тихую и спокойную ночь.
Люцифер остановился на секунду и подал Азазелю результат своего кропотливого труда. Это был продолговатый каменный острый отросток, молодому Ангелу напоминающий полоску той коры, которую он вчера ещё сушил на костре. Увидев это оружие у своего горла, когда я однажды встретился с Сатаной, я скажу, что это был довольно остро заточенный небольшой, но увесистый каменный меч.
Подогнав кору под нужные размеры, Люцифер взял обратно меч и принялся по памяти заплетать его рукоять. Он не знал, как делать это точно, но действовал, основываясь на том опыте, что получил, день за днём смотря за Адамом и Евой. Довольно скоро у него получилась крепкая обмотка, хорошо держащаяся на каменной основе. Закончив с самим мечом, Люцифер принялся за плетёную верёвку, на которую можно было бы подвязывать меч. К полудню он закончил работу и получил ремень из плетёной почерневшей от дыма коры, который можно было бы перекинуть через плечо.
Покончив с работой, Люцифер вышел из пещеры и с большим трудом забрался на скалу, сев рядом с тем местом, где ещё вчера торчал высокий шпиль. Он наблюдал за тем, как почти с каждым мгновением увядает Эдем. Это опечалило его, но лишь совсем немного. Спустившись обратно, Люцифер хотел пойти отдохнуть перед тем, как совершить страшный шаг, им задуманный втайне. Азазель остановил его своим вопросом, прервав череду суровых мыслей:
-Зачем тебе это оружие? Оно едва ли опасно для ангела. - Азазель, ещё вчера дрожавший, теперь был абсолютно спокоен и серьёзен. Вид меча, пусть и не столь могучего, как рука Бога, но всё же оружия, давал ему веру в силу Сатаны. Люцифер, поняв все до единой мысли своего собеседника, ему ответил:
-Это оружие только частично мной сделано для первой своей цели. Какова цель оружия? Нанести удар. У моего творенья цель более глубока. Его предназначенье - знак силы. Оно не столько является оружием на самом деле, сколько подразумевает моё намерение пролить кровь хоть всего мира. Такова моя воля. Мы почти готовы отправляться, но нужно лишь покончить с одним делом. Помоги-ка мне. Возьми тот вон большой булыжник и иди за мной в пещеру.
Люцифер, указав Азазелю подходящий камень, скрылся в чертогах, которые когда-то он называл Домом. Ангел, войдя в пещеру за Сатаной, увидел друга, лежащего на полу. Падший согнул одно немощное крыло, а другое расправил так, чтобы оно ровно легло на холодный камень пещеры. Сатана сказал:
-Мои крылья были раньше чудесны. И сильные, и быстрые, и нежные. Мне кажется, будто это было очень-очень давно. Теперь они мешают мне, причиняя невероятные муки. Я могу выдержать и большее, не сломившись под натиском боли, но не смогу с такой обузой выполнить то, что задумал. Азазель, я навсегда отказываюсь от своих крыльев. Я забываю небо. Теперь мне недоступны ни лёгкий полёт, ни быстрое паденье. Тем булыжником, что держишь в руках, разбей крепкую кость там, где она врастает в спину, затем по месту перелома бей острым клинком. Мучай меня, причиняй мне муки, рви плоть, круши кости, но освободи меня от этих крыльев. Я хочу забыть, что когда-то наслаждался ими.
Азазель, рыдающий, но послушный, сел на колени, чтоб ему было удобней, и сделал замах. Громкий хруст пугающей нотой прошёлся по пещере, эхо его вошло в каждый, даже самый потаённый уголок каменного чертога, а затем растворился в ещё более страшной мелодии агонии и боли - это от боли, сжавшись в комочек, стонал Люцифер, проливающий горячие слёзы на холодный пол.
Следующий час из них позабыть никогда уже и никто бы не смог. Стоны и плач обоих ангелов, их стенания, хруст костей и треск разрезаемой плоти, запах крови, пробирающий до дрожи и вызывающий тошноту - всё это никто никогда не забудет. Когда дело было кончено, Азазель, оставив друга, почти потерявшего сознание, убежал к озеру и, найдя там большую ракушку, набрал в неё воды. Он быстрей любого ветра помчался обратно и обмыл изувеченное тело Сатаны, а затем аккуратно оставил его на куче листьев, чтобы тот, измученный спаситель мира, смог восстановить силы. Азазель, испуганный тем, что случилось, печалился лишь о том, что уже, быть может, завтра этот чудесный ангел, хоть и падший, пойдёт на новые жертвы и мучения ради борьбы со всем миром, ради своей, быть может, даже неправильной мечты обрести волю. Беспокоящийся за друга, ангел пошатнулся в своей вере в Нового Бога. Его разум тревожили мысли о том, что воля не нужна ни ангелам, ни людям, если покупается она путём таких страданий.