Сатаниада: история Люцифера

Небо, оно не меняется, его лазурная голубизна, так сильно поражающая каждого человека днём, его поглощающая чернота, мучающая нас по ночам, всё это было почти всегда, родившись во второй день сотворения мира. Оно было до нас, будет и после, оставаясь таким же. Однако кое-что в нём всё же поменялось. Один раз за много тысяч лет. Давным-давно, когда не было ни греха, ни ни порока, а все звери жили в мире, Адам и Ева ходили нагими и собирали фрукты, подаренные им их отцом, была одна звезда. Она виднелась на горизонте, если перед рассветом смотреть на самый восток. На неё смотрели все разумные звери и, засыпая, любовались первые люди. Впрочем, это очень-очень длинная история, поэтому готовьтесь слушать.

В один из тех далёких первородных дней, когда ещё не было правых и неправых, ангелы беззаботно летали по небу. Лахабиэль, Люцифер и Акхазриэль были вместе. Они весело резвились меж пушистыми облаками, три мальчика, добрые и нежные, не знающие того, какая страшная их ждёт судьба. Они то поднимались ввысь, так, что леденели капли росы на их телах, то опускались камнем вниз, устремляясь в чистую гладь озера. Люцифер, падая, над самой водной гранью раскрыл крылья и полетел прямо, вглядываясь то в самый горизонт, покрытый сочной зеленью, то в своё отражение. Тогда всё ему казалось прекрасным: впереди он видел густой лес, часть великолепного Эдема, а внизу, под собой, в чудном природном зеркале ему пристальным взглядом и милой улыбкой отвечал невысокий, но очень красивый мальчик. Его тело было тонким и прекрасным, таким, будто создано было только для счастья и радости. Чудесные губки, не тонкие, не толстые, но яркие и элегантные, растягиваясь в обе стороны, открывали вид на верхний рядок небольших зубиков цвета парного молока. Белыми были и волосы Люцифера, красивейшего из ангельских детей. Лишь два глазика, больших и лучезарно-добрых, выделялись на фоне всей его чистой и непорочной внешности. Они были голубыми, нет, не такими, какие сейчас можно часто встретить у людей. Это были будто небеса, которые Всевышний вложил в глазницы юного ангела, наполнив их небом.

Люцифер, долетев до песчаного берега, остановился, тонкими и красивыми пальцами ног разрыхлив мокрый песок, который остался на его беленькой и нежной коже, поблёскивал на солнце. Лахабиэль прилетел следом, укрыв спину друга тёплыми объятьями, закрыв его тыл своим пушистым и мягким крылом. Они, стоя на самом краю живого, полнозвучного леса, который пел песню голосами тысяч зверей, разбавили её своим громким детским смехом. Акхазриэль летал в небе также высоко, не пробуя даже спуститься. Он смотрел всё выше, поднимая свои зелёные глаза куда-то. Ангелы внизу внимательно следили за ним. Люцифер в конце-концов спросил:

-Что с ним? - Люцифер никогда не выражал ничего, кроме радости на своём детском и милом личике. Вот и теперь он сиял яркой улыбкой. Она, такая лучезарная, тёплая, несла свет и радость каждому, кому он только улыбался. Лахабиэль, его близкий друг, помедлил немного, чуть прищуриваясь, а потом ответил:

-Он, наверное, опять думает об Отце. Он пару раз говорил, что ему было бы на Всемогущего посмотреть интересно, наверное, и сейчас его ищет, высматривая наше небо. А тебе чего хочется, брат Люцифер? - Лахабиэль, обычно дотошный и любопытный мальчик, показывал себя таким и сейчас. Он внимательно смотрел на Люцифера, изучая его кропотливо запоминая каждое движение друга.

Люцифер, приложил руку к подбородку, сел у берега, так, чтобы ноги его омывались приятной и чистой влагой, затем, пару минут смотря на песчинки и кусочки камней, миллионами разбросанные по неглубокому дну прозрачного озера, задумался. Они ярко-ярко блестели на солнце, отталкивая и отбрасывая его лучики. Те в свой черёд мешались с водой, от чего она становилась золотой, будто облачный наряд встающего на рассвете солнца. Подумав минуту, Люцифер, ещё буквально мгновение назад спокойный, теперь разразился огромной улыбкой и мерцающим светом новой идеи в глазах. Он даже задрожал, не в силах скрыть радость от мысли, только что посетившей его:

-К звёздам. Они великолепны. Все они. Каждая звёздочка из бесконечного количества тех, что от юга к северу и от запада к востоку украшают небосвод вплоть до горизонта. Я хочу к звёздам. Они созданы были как доказательство силы нашего Отца. Прикоснуться к ним - значит прикоснуться к Великому. А чего бы ты хотел, Лахабиэль? - Люцифер, загоревшись один раз идеей, обычно всегда горел и немного даже бредил ей до самого конца. Теперь он, вдохновлённый другом, сам даже перенял у него обычную для Лахабиэля любознательность. Самому Люциферу любознательность была немного чужда, так как он, что касается мира вокруг, был больше наблюдателем, с искрой в глазах смотрящим за звёздами, нежели исследователем, их познающим.

Лахабиэль, сев рядом с братом, вглядывался в ту же воду, что и Люцифер, но ничего не шло ему на ум. После некоторых попыток сообразить что-то, для него немыслимое, он ответил так:

-Не знаю, я не думал даже, что ангел может хотеть чего-то. Мне такое недоступно. Мы созданы Богом чтобы любить, неся его любовь. Я знаю, что хочу только этого, потому что я сам - Любовь. Я не могу быть чем-то ещё или хотеть другую участь. - Люциферу показалось странным, что Лахабиэль так спокойно говорил о подобных вещах.

Люцифер, взяв горсть песка с водой в ладошки, внимательно смотрел на маленьких крабиков, копошащихся в песчинках и камушках. Он сказал следующее:

-Вот смотри. Песок. Я в нём вижу красивые камушки и заботу Отца о нас и всём сущем. Он нам дал воду, чистую, как это небо, чтобы мы пили, ощущая её прохладу в жаркие дни. Но ты то смотришь на эти вещи по-другому. Вот ты что видишь? - Люцифер аккуратно поднёс руки к самому личику Лахабиэля, который пристально уставил свои карие глаза в лодочку, наполненную пляжным песком. Он, не отрывая взгляд, начал медленно, но чётко проговаривать слова:

-Вижу, что камни хорошо были обточены водой, значит, тут воду движет подводное течение и, скорее всего, на дне есть прохладный ключ, причём мощный. Ещё мне ясно виден один крабик, не успевший вылезти из песка, тобою зачерпнутого. Он спокойно смотрит на нас. - Лахабиэль ускорял темп слов от медленной речи до нормального темпа, а потом, закончив монолог, понял, что ничем не может дополнить сказанное. Он резко утих, но не отрывал взгляда от крабика.

Люцифер, поняв его паузу, сам подхватил его речь, но перевёл её на себя:

-А я вижу, что крабик приятного красноватого цвета, как нутро у спелой клубники, что у него маленькие и очень забавные клешни, которыми он иногда издаёт тихонько щелчки, что глаза его похожи на самую чёрную смородину из всех, какую только можно тут найти. Но я не могу по камушкам додуматься о том, что тут, возможно, есть где-то мощный подземный ручей. Я просто рад тому, что есть крабик, тому, что есть этот вот песочек и камни. А ты другой. Я вижу камень и задаюсь простым вопросом: "Что?", а потом отвечаю сам себе на него что-то типа "Неважно. Это существует и это красиво, потому что всё в нашем мире создано Отцом. Всё, что им создано, всё красиво". Ты задаёшься сразу же кучей вопросов: "Что?", "Как оно работает?", "Что оно делает?", "Для чего?", "Зачем?". Ты замолкаешь, если не знаешь ответа, но никогда не отрываешь взгляда от того, что изучаешь. Ты не просто любовь в смертном теле, Лахабиэль, ты нечто большее, родившееся со своими чертами. Если бы ты было просто "любовью", то мы с тобою были бы похожи, потому что оба рождены в одно мгновение и оба состоим из любви Отца ко всему, что он создал. - Люцифер говорил так завораживающе, так вкладывал душу в каждое слово, так обильно заливал свой взгляд радостью и нежностью ко всему вокруг, что поразил и тронул Лахабиэля. Тот, теперь поднявший глаза на Люцифера, лишь улыбнулся и, опустив глаза на крабика, молча кивнул, согласившись со словами друга.

Люцифер, отпустив крабика, который неспешно убрался обрано, вновь закопавшись во влажный и мягкий песок, задумчиво проговорил:

-А сны тебе снятся, брат Лахабиэль? - Люцифер и теперь, перейдя на столь странную для ангелов тему, был не озадачен, а, скорее просто восприимчив. 

Друг Люцифера, удивившись немного, остался всё же довольно спокойным и ответил:

-Какие же могут ангелам сниться сны? Нет, я не вижу сновидений, во отличии от Адама и Евы. - Лахабиэль был явно не затронут этим вопросом, что даже совсем чуть-чуть огорчило Люцифера. Тогда он, набравшись смелости и решив так растормошить чересчур уравновешенного друга, сказал:

-А я вот, мой любимый Лахабиэль, вижу сны. - Лицо Люцифера отобразило сначала простую улыбку, какая появлялась у него почти всегда, а затем, когда он увидел, что план удался, его улыбка растянулась, отчего щёчки налились румянцем. Лахабиэль медленно и чётко спросил:

-И что же видишь, Люцифер, ты в своих этих "снах"? - его взгляд был теперь очень чётко направлен прямо в лучезарные глаза Люцифера, а тот, понимая, как сильно заинтересовался теперь Лахабиэль, начал отвечать:

-Я не смогу объяснить, потому что не понимаю этого. Лахабиэль, закрывал ли ты когда-нибудь глаза, чувствуя, что не угасает свет Всевышнего, свет и сила любви, а наоборот, во тьме твоих век он горит ещё ярче? А я каждый день закрываю, ведь ночью не сплю, не уподобляясь человеку. Да и снится им обычно другое. Я думаю, что вижу во сне любовь, но она странная. Не та любовь к Богу нашему, а просто... чувство, летающее вокруг меня. - Люцифер говорил просто и ясно, он не хотел ни лукавств, ни хитростей. На самом деле он хотел внимания друга. А может быть он хотел вовсе и и не внимания, а понимания. Эта дилемма долго его ещё не оставляла. Лахабиэль же, удивлённый столь странным и туманным ответом, решил узнать всё основательно, поэтому задал наводящий вопрос:

-Откуда знаешь ты, Люцифер, как и когда спят люди? - теперь Лахабиэль говорил в обычном темпе, но ни его взгляд, ни чёткость и резкость каждого слова от этого не уменьшались. А Люцифер, желая удовлетворить любопытство первого, так ему отвечал:

-Меня научили Адам и Ева, я говорил с ними о сне и виденьях. Мы видим разные вещи, но спим одинаково, закрывая глаза и сворачиваясь калачиком на мягкой траве под большими листами. - Люцифер, понимая, что последует за его словами, не стеснялся своих поступков, не отступал при мысли об осуждении, но говорил немного с застенчивым видом, будто немножко виновато. Лахабиэль, услышав его рассказ, ответил:

-Разве они, мой брат, созданы были чтоб быть тебе учителями? Не уходи от пути нашего Отца, Люцифер. - Он, как и думал Люцифер, немного его осудил, пусть чуть строго, но как-то по-братски, любя. Люцифер же, признав небольшую свою оплошность в том, что его действия могли бы кому-то показаться грешными, раскаялся, тут же ответив:

-Я не сделаю с Его пути ни шагу в сторону, не заблужусь в лесах, не потеряюсь, я буду слушаться Его, но ведь люди же тоже его творения. И если Великий в них вдохнул силы, то он в них вложил и любовь. А всё, что есть любовь Отца, нам не чуждо. Не чурайся людей, Лахабиэль, они прекрасны, как и мы. - Люцифер ничуть не лукавил, он был создан из любви и для любви, он не мог воспринимать весь мир вокруг отстранённо, он его любил. Лахабиэль решил промолчать, просто кивнув Люциферу.

Люцифер, зачерпнув в руку чистой воды, выпил её и встал, а затем взлетел вверх, даже не отряхиваясь. Песок, блестящий на солнце, уже изрядно подсохший, отваливался с его голых ног и далеко разносился шумным, но тёплым и ласковым ветром. Он улетел, зовя своего брата с собой.

День они провели веселясь и резвясь, шумно летая по небу. Ангелы холили и лелеяли каждую живую тварь, даже мелких животных и рыбок, которых только встречали. Так они несли любовь их Отца, который для этой цели и создал своих сыновей.

Подкрадывался вечер, солнце медленно, но верно заходило за горизонт, от чего он становился сначала розовым, потом красным, а затем и ярко-пурпурным, медленно остывая до тёмно-фиолетового. С другого конца мира уже шла тёмно-синяя небесная пелена. Когда мрачная синева затянула весь небосвод, пришла темнота. И всё же темно не было. Светлые лучезарные звёзды всей своей бесконечной армией света бросились на земной мир. Во главе этого войска был большой и очень прекрасный месяц, белый и сладкий, заливающий все леса и долины сиянием.

Люцифер, на исходе дня, перед самым закатом прилетел на горный хребет и уселся там на отшибе. Однако солнце его интересовало мало. Молодой ангел ждал не его захода, а того, что обычно всегда следует за ним. Он сидел, мило и сдержанно улыбаясь перед наступлением ночи, но был уже абсолютно счастлив, когда зажглись все звёзды. Это было то, чего Люцифер хотел, протягивая руки к небу, бездонному, бесконечному. Ангел сидел так без единого движенья почти до самого утра. Он увлёкся настолько, что не заметил Акхазриэля, подлетевшего к нему и усевшегося у самого его уха. А Акхазриэль, тихо-тихо поднеся свои губы прямо лицу Люцифера, сказал ему:

-Прости, что помешал, Люцифер, но у меня благие вести. - Акхазриэль, действительно любивший Люцифера, действительно не хотел его обычно просто так беспокоить, отрывать от наблюдения за звёздами. Люцифер никогда бы, впрочем, не отказался бы от такой компании, он всегда был рад каждому, кого только знал, а уж Акхазриэля действительно лелеял и почитал очень сильно за его особую связь с Отцом, за проницательность, ум и заботу о всех. Он ответил внезапному гостю:

-Ах, это ты, Акхазриэль, ты неожиданно как-то и неприметно пришел. Рад, что ты теперь со мною и делишь мою любовь к звёздам и к ночи. А что за новость ты принёс с собою? - Люцифер был заинтересован не благой новостью, а просто "новостью", потому что на самом деле новость для него, будь она абсолютно любой, воспринялась бы им как великое благо, произошедшее в рае, в мире, полном любви и нежного тепла. Акхазриэль, услышав интерес в голосе Люцифера, немного приглушенным, но весёлым, ещё чуть ниже нагнулся над ухом друга и сказал:

-Закрой глаза, Люцифер. - Говорил Акхазриэль нежно, бархатно и очень-очень загадочно. Люцифер, на секунду подумав о какой-нибудь шутке, которую собираются над ним сотворить, всё же закрыл глаза в ожидании. Акхазриэль замолк и тогда Люцифер снова заговорил:

-Ну... так, закрыл, а зачем мне? - Он был уже малость смущён, но отгонял глупые мысли о шутках, подчиняясь другу и брату. А тот в свою очередь торжественно сказал:

-Чтобы ты, мой брат, воспринял это в полном и отдельном от всего другого удовольствии. Пусть тебя ничто не отвлекает. А теперь слушай: Я. Говорил. С. Богом. - Акхазриэль говорил очень величественно и серьёзно, но в то же время сохранял в голосе тепло и нотки заботы. Люцифер, замерев на секунду, вздрогнул, встрепенулся, открыл от изумления свой небольшой и прекрасный рот, а затем растянул его в великолепной улыбке. Он, открыв глаза, на сей раз ещё более счастливым взглядом смотрящие в тёмную даль и, не поворачиваясь к Акхазриэлю, сказал:

-Он выбрал тебя? - Люцифер был удивлён лишь сперва, но затем вспомнил об особой связи Акхазриэля с Отцом и, отложив изумление в сторону, оставил лишь одну безмерную радость. Акхазриэль же, преисполненный благой гордости, сказал:

-Да, теперь Я буду нести волю его. Но это моё счастье, для тебя есть и большее удовольствие, Люцифер. - Он теперь с такой любовью смотрел на Люцифера, что в глазах Акхазриэля можно было бы утонуть. Люцифер, ничуть не сдерживаясь, говорил быстро, показывая всё своё нетерпение и преддверие чего-то потрясающего, того, что не могло бы присниться даже в самом счастливом сне.

-Ну же, расскажи мне, прошу, не утаивай ничего, не тяни. Что он сказал? Как он говорил обо мне? - В голосе, в глазах, в венах, синими потоками набухших под тонкой и ласковой кожей, везде, во всём теле, во всей сущности Люцифера читалось желание узнать, что ему преподносит в дар великий Отец. Акхазриэль, улыбнувшись, сказал:

-Люцифер, он рассказал, что недавно говорил с Адамом и Евой, но не говорил о чём, упомянув лишь то, что это важно. И он хочет дать тебе кое-что, что ты бы оценил, как высочайший дар. - Эти слова Акхазриэля были ещё более торжественны, чем его признание в разговоре с Богом. Люцифер же, чуть не расплакавшись от счастья, еле проговаривал:

-Ох, наш Отец действительно прекрасен. Он во истину лучший из всех отцов. Но... что он хочет подарить мне? - Его любопытство было чуть меньше его радости. Люцифер теперь снова зажегся и остановиться уже не мог. Акхазриэль чётко и ясно это видел, поэтому поспешил утолить интерес брата.

-Люцифер, видишь вон ту звезду? Она белеет на востоке у горизонта, обычно предвещая утро. Ты ведь хочешь к ней прикоснуться? - Акхазриэль был так чарующе загадочен и спокоен в своей речи, что смотрелся очень забавно в дуэте со своим другом, уже едва ли сдерживающим слёзы, подкатившие к небесным глазам. Люцифер, задыхаясь от своего же счастья, быстро заговорил:

-О да, да, да да да! Акхазриэль, и хочу и, хоть недвижим, каждую ночь метаюсь в сомнениях, полететь ли за ней или нет, хоть знаю, что не смогу достать, а, измотавшись, рухну вниз, не сумев достичь Отца. - Последние слова свои Люцифер проговорил довольно грустно, немного страшась падения, которое мог он себе представить. Его друг, увидев страх в дрожи голоса Люцифера, решил поддержать его:

-Тогда, брат Люцифер, встань, протяни руку к тому вон огоньку и сожми. - Акхазриэль сейчас был ещё торжественней и серьёзней. Он говорил громче и громче, в каждое слово набирая силу, пытаясь так поднять дух Люцифера. Тот же в свою очередь ничего не ответил, но решил откинуть прочь сомнения и глупые мысли.

Люцифер, повинуясь веленью брата, медленно и неспешно встал, не в силах бороться с дрожью молодых ног и коленей. Он тихо протянул руку так, чтобы ладонью закрыть звезду, мерцающую на краю неба, а затем сжал кулак, повернул его к себе и заметил сияние, скрытое под пальцами. Стоило ему разжать ладонь, как свет, белый и прекрасный, не знающий сдержек, вырвался наружу и согрел все горные хребты и равнины своим нежным теплом. Он осветил и прекрасные волосы люцифера, и его чудные голубые глаза, и тонкую детскую кожу на щёчках, всё его тело, горящее любовью и лаской ко всему миру, лежащему вокруг. Люцифер закрыл руку и выпустил звезду обратно, а сам остался стоять на том же месте. Он не мог закрыть рот от изумления и общего переизбытка бурлящих через край эмоций. Мальчик повернулся к Акхазриэлю, обнял его, поцеловал в румяные щёки и тихо-тихо прошептал на ушко:

-Прошу, если только сможешь ты поговорить с Ним ещё, скажи, что я люблю Его и благодарен за столь чудный подарок. - Люцифер плакал. Акхазриэль, увидев слёзки, скопившиеся в уголках глаз, улыбнулся понимающе и немного смущённо, чуть покраснел, а затем ответил:

-Хорошо, Люцифер, поблагодарю, но и ты прими моё "спасибо" за эти минуты. Каждая минута с тобою рядом для меня, как и для каждого из нас - великое благо. Моя тут миссия окончена, я могу идти дальше. Прощай, любимый брат. - Акхазриэль тоже был готов уже заплакать. Люцифер, дав слезе невиданного счастья скатиться по щеке, сказал:

-Прощай, Акхазриэль, ты самый милый и добрый из всех, кого я только знаю. - Люцифер, внимательно всмотревшись в глаза Акхазриэля, увидел в них только любовь. Акхазриэль же, не в силах от радости и сопереживания вымолвить больше ни слова, просто кивнул.

Затем он улетел, расправив свои широкие и прекрасные крылья, а Люцифер остался один, всё так же смотрящий на небо. Уже таяла тьма, лучи солнца окрашивали облака на горизонте востока в розовые, но пока ещё блеклые цвета. Наступало сладкое, будто мёд, утро, а ангел всё сидел на одном и том же месте и смотрел на утреннюю звезду, предвещающую красивый рассвет. Неспешно кто-то продвигался вверх по склону, наступая десятками сильных когтистых лапок на твёрдые красновато-серые камни. Люцифер понял, кто шёл к нему, потому что услышал шипение. Он оглянулся и увидел рядом с собой большого змея, огромного, хвост которого уходил ещё в тьму, в глубокий обрыв. Он топал по хребту тысячами ног и, дойдя до цели, наконец остановился справа от Люцифера. Ангел, не смотря на змея, не отрываясь от утренней звезды, сказал:

-Здравствуй, любимый змей, мой меньший собрат. И ты пришел, чтобы посмотреть на небо? Если и так, то ты опоздал, но мы можем встретить вместе рассвет. - Люцифер дружил со змеем и почитал его, как самого мудрого зверя. Змей отвечал ему человеческим голосом, но не открывал для этого пасти. Он вообще не произносил никаких звуков, но все его всегда понимали, потому что происходили от одной высшей силы, дающей всем жизнь и любовь.

-Небо прекрасное и, хоть я и не за звёздами шел в эти горы, но всё же, кажется мне, опоздал. Здравствуй, мой брат. Ты получил уже в подарок звезду? Если да, то Он уже начал давать роли. - Голос змея был довольно встревоженный для такого спокойного существа, которое с присущим ему хладнокровием воспринимает всё вокруг. Люцифер, удивлённый подобным вопросом, спросил:

-Да,получил. Ты видел? Или как-то узнал? И впрямь мудрей тебя тут зверя нет... - Люцифер говорил как-то потерянно, будто сам не понимал, что происходит. Змей, несмотря на замешательство друга, всё же сохранял относительный покой, говоря лишь с небольшой каплей волнения:

-Отец это хитростью зовёт, но я не об этом хотел поговорить, Люцифер... - Змей покорил Люцифера своей загадкой и тот, снова поддавшись бурным чувствам, как-то неожиданно даже для себя и решительно спросил:

-А о чём же, брат змей? - Люцифер, как ему казалось, сейчас стоял на пороге великой тайны, узнать которую бы он сильно хотел. Змей, прочитав его желание, решил, сделав хитрый шаг, задать волнительный вопрос:

-Люцифер, скажи мне, признавшись, как будто бы наедине с самим собой... ты любишь Адама и Еву? - Он говорил так ясно и понятно, что Люцифер, любивший всё вокруг, тысячу раз за день готовый ответить на этот вопрос, и сейчас ясно и чётко проговорил:

-Да, брат. - Ангел не мог бы сказать иначе, он и сам это понимал. Печалило немного Люцифера лишь то, что в данной ситуации это было единственное, что он понимал. Однако он, как ранее говорилось, и не стремился понимать суть вещей, а просто принимал их, не найдя ответа. Змей, получив ответ, которого хотел, теперь был готов начать свою речь:

-Тогда мы должны  кое-что дать им, ангельское дитя. - Зверь говорил так таинственно, что Люцифер, обычно не особо интересующийся чем-то так детально, отвечающий на подобное обыкновенно улыбкой, сейчас серьёзно сказал:

-Что ты имеешь ввиду, брат змей? - Люцифер был поражён внезапно выросшей перед ним загадкой, он впал в состояние дрожи перед чем-то действительно великим. Змей, промедлив секунду, ответил:

-Я хочу подарить им... волю.