10.
Генри жалеет, что когда-то уехал.
Теперь он осмеливается признаться в этом сам себе. Став старше, мудрее, он на многое посмотрел иначе. Став отцом, в конце концов. Ему тоже сложно смотреть на то, как Коди совершает ошибки, о которых потом обязательно пожалеет. С ужасом думает, что все подростковые прелести переходного возраста его сыну еще предстоят.
Генри тоже когда-то был в возрасте непокорности, огрызался, не принимал полутонов и считал каждую новую любовь последней. И ради любви, как настоящий романтический герой, был готов на всё.
Он влюбился в светлые локоны Лизет, в ее смех и в то, как восхитительно она пахла полевыми цветами. Они встречались два года – целая вечность, когда тебе нет и двадцати. Он рассказал ей об оборотнях.
Она пришла в ужас. Воспитанная в строгой католической семье, Лизет не была яро верующей, ее хватало только носить простой крестик на шее да пореже ругаться. Но она заявила, что эта часть Генри – порождение дьявола. Ему стоит отказаться от этого, чтобы спасти свою бессмертную душу. И остаться с Лизет.
Именно она поставила условие: либо она, либо оборотни. Генри был влюблен. Генри был готов на всё.
И теперь понимает отца, который пришел в ужас, когда сын заявил о своем решении, гордо задирая нос и показывая уверенность, которой он не ощущал.
Они тогда страшно поругались. Настолько, что отец заявил, если сейчас Генри уйдет и откажется от своей сущности оборотня, он ему больше не сын. Он будет мертв как сын и может больше не возвращаться.
Генри громко хлопнул дверью, уходя.
Сначала всё шло неплохо. Они с Лизет переехали в другой город, быстро нашли работу, чтобы оплачивать счета. Они любили друг друга, и Генри не жалел. По правде говоря, он всегда ощущал себя больше человеком, нежели оборотнем. И не считал такой трагедией отказаться от шерсти и дурацкого беганья по лесу. Не понимал, с чего отец так ужасался, причем искренне.
Первым начало исчезать обоняние. В какой-то момент Генри понял, что оно стало менее острым, видимо, таким же обычным, как у всех людей. Лизет больше не пахла полевыми цветами, только дешевым мылом из супермаркета.
Потом не таким острым стало зрение. Постепенно исчезло и ощущение чего-то, чему Генри толком не мог подобрать названия. Связь с первозданной землей, которая была здесь задолго до бетонных коробок. Песнь леса, которую он еще слышал иногда в грохочущих по улице машинах.
Генри работал, и дела шли в гору. Появился Коди, ребенок долгожданный и любимый, с такой же мягкой линией рта, как у Лизет, и темным взглядом, как у Генри. Они переехали в квартиру побольше, и теперь Лизет снова пахла луговыми травами – на полочке в ванной стоял ее дорогой парфюмированный гель для душа.
Только это были не те травы. Слишком химический запах, вовсе не похожий на тот, что чуял Генри раньше. И порой долгими ночами Генри не мог уснуть. Он оставлял жену в постели, проверял подросшего сына, а потом долго сидел у окна, смотря в ночь. Когда зажигались первые огни в окнах домов, когда город начинал жить, а его сердце отчетливо биться... Генри больше не слышал этот ритм. Он угадывал его кончиками пальцев.
Он жмурился и признавал, что отчаянно тоскует. По упругой подстилке из листьев под лапами, по запахам ночного леса. По родителям и маленьким братьям, которые вряд ли его помнят. Ричард родился, когда Генри уже начал бунтовать, а позже новорожденным третьим братом больше интересовался Ричард. Он с трудом складывал слова в предложения, но с любопытством заглядывал в кроватку и заявлял, что будет помогать «маленькому братику».
Между ними была разница всего в несколько лет. Между ними и Генри – пропасть. Он знал, что мать давно хотела еще детей, но никак не получалось. Он полагал, что теперь у них есть два прекрасных сына, а не «дефективный» Генри.
Много лет спустя он понял, что в нем говорил подростковый максимализм. Родители любили его. У них не было его контактов, а отец всегда оставался упрям... но, наверное, если бы Генри вернулся, они бы его приняли.
Он не стал проверять. Он считал, что принял решение давным-давно. Так что под утро сбрасывал наваждение, шел в душ и возвращался к семье.
Пока Коди не стал болеть. Жаловаться на слабость и боль во всем теле. Лизет перепугалась, водила его по врачам, но всё без толку. Пока Генри сам не понял, в чем дело.
Он знал, что от союза двух оборотней всегда рождаются оборотни. Но от союза с человеком – далеко не всегда. В детстве Коди он наблюдал за сыном, но никаких признаков не видел.
Генри объяснил всё Коди. Научил, как мог. И на всю жизнь запомнит восторг в глазах сына, когда тот обратился в волчонка и прыгал по квартире, а потом вернулся в человеческий облик.
- Папа! Папа! Это был... ууух!
Тем хуже потом было замечать пустоту в его взгляде. Ту самую тоску, которая мучила и самого Генри. О да, конечно, он ездил с сыном в лес, пытался услышать, как хрустят ветки под его лапами. Но отмахивался от зова леса, потому что считал, что для него самого так будет хуже.
Коди тоже тосковал. Волки – социальные существа. Им нужна стая.
Генри говорил об этом с Лизет, но с возрастом она стала только религиознее, сжимала губы и говорила, что она попробует ради сына, но оборотни – бесовские создания. И Генри всё отчетливее понимал: если она не позволит сыну влиться в стаю, Генри просто заберет его и уедет.
Он любил жену, не меньше, чем раньше. Но не готов был жертвовать сыном ради этой любви.
Сначала он попробовал осторожно навести справки в их городе. Узнал об оборотнях. Но войти в стаю было сложно, а местные не хотели новичков. Он разузнал о своей семье, о тех, кто когда-то ею был.
Это оказалось просто, их стая была довольно известна: отец-бизнесмен, слепая мать, молодой волк, которого пророчат в будущие лидеры, и его брат-шаман, который теперь звался Джеком.
О нем и вспомнил Генри, когда сначала у него из носа хлынула кровь прямо на важном собрании, потом он упал в обморок в ванной. С утра едва мог подняться с постели и пошел к знакомому местному шаману. Тот покачал головой и шепеляво сообщил, что это проклятье. Он может облегчить, но не снять, его сил не хватит.
Генри всё равно собирался набраться храбрости и вернуться в родной дом. Теперь у него был повод, хотя бы для него самого. А местный старик знал адрес того «мощного молодого шамана».
Теперь Генри жалеет, что не приехал раньше. Жалеет, что у него храбрости и решительности гораздо меньше, чем у его выросших братьев.
Генри сидит на неудобном пластиковом стульчике и сквозь распахнутую дверь палаты смотрит за братьями и матерью у кровати отца. Тот еще не пришел в себя, но врачи говорят, что уже сегодня. Мать слепо смотрит прямо перед собой, как будто точно на Генри. Ее хрупкие ладони сжимают руку мужа.
Как Генри мог забыть, что эта мягкая линия рта не только у Лизет, но и у его матери? Она же перешла к Джеку. Он стоит рядом с матерью, в неизменной красной клетчатой рубашке поверх футболки, его темные волосы чуть вьются, и Джек неуловимо напоминает мать.
Ричард сидит спиной, Генри не может его видеть. Но и так знает, что тот пошел в отца – куда больше, чем наверняка когда-либо признает сам. Куда больше, чем когда-либо походил Генри.
Сейчас он отчетливо понимает, что если Ричард – будущий вожак, Джек – шаман, то сам Генри будто бы фигура за мутным стеклом, даже не оборотень толком. Тот, кто не обращался вот уже семнадцать лет. Кто забыл, как это делается, но не мог позволить сыну жить с такой же тоской.
Ричард поднимается порывистым движением и выходит из палаты. Его губы плотно сжаты, мыслями он явно далеко отсюда. На его пальцах поблескивают перстни, взгляд твердый, на темной одежде ремешки и неровные края.
Он кидает один короткий взгляд на Генри:
- Идем с нами.
Это не предложение, это приказ вожака. Генри семнадцать лет не слышал подобных интонаций, но ни с чем их не спутает. Джек следует за братом, и Генри кидает последний взгляд на мать, она явно собирается остаться.
Они едут за город. Туда, где дорога сворачивает к лесу, где уже собралась вся стая. Генри выбирается из машины и с удивлением оглядывает собравшихся. Он помнит, как Джек оставил его рассказывать, кто он, и надеется, что сейчас не придется проделывать что-то в том же духе.
Ричард молча снимает перстни с рук, поворачивается к Генри:
- Мы идем говорить с Мортонами. На поляне в лесу. Я хочу, чтобы ты пошел с нами.
Генри кивает и только после этого понимает, что именно сказал Ричард. На поляне в лесу... они побегут туда оборотнями.
Генри хочет возразить, что подождет здесь, но Ричард уже отворачивается, первым стягивает кофту, не смущаясь новых лиловых синяков и старых шрамов на спине. Остальные оборотни тоже раздеваются.
Генри следует их примеру, в панике думая, как же теперь отказаться. Это невозможно. Они зовут его с собой – они зовут в стаю. И Генри пойдет, потому что это значит, что и Коди будет в стае. А еще это значит, что он сам может вернуться. По-настоящему вернуться.
Только что, если не получится? Он не делал этого столько лет!
- Слушай лес, - коротко говорит Ричард.
Он начинает обращаться, и Генри ничего не остается, кроме как торопливо скинуть белье и закрыть глаза. Слушать лес.
К его удивлению, он почти сразу ощущает ту тоску, что сворачивалась внутри – теперь ее заменяет радость от близости леса. Кровь Генри бежит по венам так же, как соки дерева в стволах. Его дыхание – листья в кронах на ветру. Его желания, его тело – это корни и рыхлая земля.
Оборотни – дети леса.
Даже если ты много лет назад ушел от родителей, они всегда примут тебе обратно, стоит только прийти.
Тело ломается, искривляется, Генри не может сдержать стон, который сменяется рыком из волчьей пасти. Он и забыл, как это больно! Но когда земли касаются лапы, когда ветерок обдувает шерсть, Генри понимает, что оно всё стоило того.
Ричард тычется носом в его шею, оставляет свой запах. Разворачивается и бежит в лес. Справа и чуть позади него Джек, следом вся остальная стая. У Генри пока нет места в иерархии, поэтому он пристраивается одним из последних. Но не жалеет, слишком поглощенный ощущениями.
Они ошеломляют, поглощают, почти сбивают с ног, но скорее подгоняют сзади. Корни и листья, ягоды и папоротники, мелкие мошки и животные покрупнее. Генри чует их всех, ощущает, видит.
Он так увлечен, что почти не замечает момента, когда Ричард выводит стаю на поляну. Волки лениво укладываются под деревьями, ждут чего-то. Ричард обращается в человека, вычерчивает в земле посреди поляны какие-то знаки, нашептывает слова. Потом садится на землю, скрестив ноги. Стая располагается полукругом позади него, только один волк устраивается рядом, привалившись к боку Ричард. Тот кладет руку на лобастую голову, почесывает. Это Джек.
Земля так приятна под шкурой и мехом, Генри раскидывает лапы, искренне наслаждается. Не замечает, как с другой стороны поляны показываются несколько человек в окружении волков.
Скайлер Мортон молода, красива и насмешлива. Обнаженная, как и ее спутник, значит, пришли в облике волков. Рядом с ней мужчина, высокий, поджарый, на теле несколько шрамов, как и на лице. Он кажется возраста отца.
Видимо, тот колдун, о котором говорил Ричард. Кевин Стаффорд.
- Зачем ты это делаешь? – Ричард обращается именно к нему. – Ты был моим наставником...
Он пожимает плечами и отвечает спокойно:
- Это всего лишь работа, малыш. Мне хорошо заплатили.
- Здравствуй, Ричард, - Скайлер улыбается и смотрит на него сверху вниз. – Мы ждем кого-то еще?
- Ждем.
Она пожимает плечами и устраивается напротив него:
- У меня есть всё время мира. Потому что нет семьи, к которой я могла бы вернуться. Благодаря тебе.
- Ты ведь была бы с ними. Если бы не уехала учиться, ты бы тоже пытала меня.
Скайлер вскидывает брови. Кажется, она не готова к упоминанию учебы. Пожимает плечами:
- Не вижу ничего плохого в том, чтобы надеть ошейник на неразумного пса.
- А тебе самой он бы понравился? А пытки?
- Мы пришли поговорить обо мне?
Ричард качает головой и молчит. Джек рядом с ним шевелиться и превращается в человека, садится чуть позади, не касаясь.
В это время приходят еще волки. Показываются с разных сторон поляны, садятся во тьме среди деревьев и просто смотрят.
- Вожаки других стай прибыли, - спокойно говорит Ричард. – Нам не нравится, что ты творишь, Скайлер. Мы постановили сместить тебя как вожака стаи.
- Да пожалуйста, - она пожимает хрупкими плечами, как будто ее это не касается. – Может, ты и хочешь власти, но моя цель другая. Или, может, ты даже благодарен мне, что я помогла избавиться от отца? Теперь ты здесь, на его месте, творишь, что хочешь.
Генри видит, что плечи Ричарда напрягаются. На спине становятся лучше видны уродливые рубцы шрамов. Джек незаметно поднимает руку и кончиками пальцев касается спины Ричарда. Тот расслабляется.
- Ты будешь изгнана из города, Скайлер.
- Нет, Ричард. Волки – это право сильного. А я тут сильнее всех!
Видимо, она отдает неуловимый приказ, потому что мужчина рядом с ней вскидывает руку и шепчет слова. Земля перед Ричардом взрывается, именно там, где он чертил знаки, видимо, защитные.
Кевин Стаффорд не выглядит разочарованным. Наоборот, кивает удовлетворенно:
- Не зря учил. Только не забывай, что я знаю все твои приемы.
Генри не очень понимает, чего они хотят. Вожаки других стай уже рычат угрожающе, просто не хотят ввязываться в схватку колдунов. Но стоит им закончить, волки не дадут Скайлер что-то сделать.
Кевин делает короткие пассы, несколько слов – и на его лице появляется удивление. Ричард всё так же сидит на земле, скрестив ноги. Он спокоен. Джек за его спиной стоит на коленях, положив руки на плечи брата.
Генри внезапно понимает: то, что может показаться братской поддержкой, на самом деле объединение колдовства и духов.
Такому Кевин вряд ли учил.
Братья знали, что их ждет. Они подготовились.
Скайлер хищно улыбается, кладет руку на локоть Кевина. Генри помнит, что она шаманка... но что могут мстящая шаманка и купленный колдун? Они не росли вместе, не оттачивали способность вот так соединять силу.
Они не братья и не стоят друг за друга.
Ричард разводит руки в стороны, а потом резко хлопает, отрывисто выкрикивая одно слово. Кевин даже среагировать не успевает, просто валиться в траву. Генри принюхивается: жив, просто оглушен.
Волки рычат и подбираются ближе. Стая Ричарда тоже как будто встряхивается. Шерсть на загривках стоит дыбом, волчьи брюха прижимаются к земле. Стая Скайлер рычит в ответ, но не так уверенно. Кто из них пришел по своей воле, а кто – потому что так положено?
- Ты не права, - негромко говорит Ричард. – Волки – это право стаи.
Кажется, еще пара мгновений, и она будет повержена. Но внезапно Скайлер закрывает глаза, и Генри ощущает, как что-то меняется. Джек тоже встает. Он разводит руки в стороны и смотрит в упор на Скайлер.
Становится трудно дышать, даже свет как будто меркнет. Духи шелестят вокруг, схлестываются друг с другом. Слушают шепоты своих шаманов, чтобы ответить и подчиниться.
Посреди лесной поляны. Недалеко от городских огней.
Духи скручиваются тугими узлами, проникают под кожу и несутся по артериям вместе с кровью. Когда Генри кажется, что он больше не выдержит, всё внезапно отступает.
Он видит, как Скайлер падает на землю рядом со своим колдуном. Видит Ричарда уже на ногах и Джека рядом с ним.
На миг Генри берет гордость: его младшие братья! Один из них станет настоящим вожаком, а другой – уже мощный шаман.
Потом Генри замечает ужас на лице Джека. Он достаточно близко к братьям, чтобы расслышать слова Джека:
- Черт, Дик, она в Нижний мир сбежала!
- И... что это значит?
- Она там потеряется. Нельзя ее бросать.
- Джек! Не вздумай!
Но тот не слушает. Закрывает глаза, что-то шепчет, усаживаясь на землю. Ричард едва успевает подхватить брата, когда тот ложится и затихает.
Генри знает, Нижний мир – это царство духов. Туда могут путешествовать шаманы и главное, потом найти дорогу назад. Это искаженный мир, действующий по своим законам. Шаманы пытались его описать, но в итоге говорили, что «мир, где оживают древние мифы».
Генри не знает, у какой птицы Грома сейчас Дежек ищет Скайлер. От каких духов отмахивается.
Волки вокруг начинают шевелиться. Другие вожаки занялись стаей Скайлер, кто-то человеком связывает еще бесчувственного Кевина. Скайлер кладут рядом с Джеком, и Ричард не отходит от него. Его стая рядом, в их тявканье слышно беспокойство.
Они волнуются за своего шамана.
Кто-то обращается в человека, Генри тоже. Он еще успеет потоптать лапами траву, а сейчас его заботит бледный напуганный Ричард и ровно дышащий, но не приходящий в себя Джек.
- Он там потерялся, - Ричард с отчаяньем смотрит на Генри. – Звуки бубна показывают шаманам, где земля, а он туда так пошел! Придурок.
- Позови его.
- Что?
- Ричард, если кто и может позвать Джека, так это ты.
Он не понимает, потом хмурится и придвигается к Джеку. Кладет ладони ему на грудь, наклоняется и внезапно начинает напевать мелодию без слов. С удивлением Генри узнает песню, которую пела ему мать в детстве. И его братьям, видимо, тоже.
Сначала ничего не происходит, но Ричард настойчиво продолжает. Пока веки Джека не приподнимаются. Он смотрит на Ричарда.
- Ох, придурошный ты брат! – Ричард порывисто обнимает Джека. – Не делай так больше.
- Дик, я не смог... она отвернулась от меня, ушла глубже... я не смог...
- Ты сделал всё, что мог, Джек. Не думай об этом.
Тело Скайлер лежит на земле. Ее грудь не вздымается от дыхания.
Раннее утро выдается мутным, облачным. Или так кажется Джеку, потому что он еще не ложился спать.
Он сидит на пожарной лестнице с большой чашкой крепкого кофе. Пьет его маленькими глотками и прислушивается к просыпающемуся городу. Где-то недалеко кричат подростки и сложно сказать, они радуются выходному дню или, наоборот, чем-то недовольны. Из ресторанчика за углом одуряюще пахнет, и Джек втягивает носом воздух, пытается распознать запах. Что-то острое, сильно переперченное.
Через окно на лестницу вылезает Ричард. Сонный, взъерошенный. Он не надел рубашку, так что на бледной коже выделяется уже побледневший след от ремня. Ричард ругается вполголоса из-за утренней прохлады и ныряет обратно в комнату. Достает кофту, натягивает ее и садится рядом с Джеком.
- Хочешь кофе? – предлагает Джек.
- Ой, нет, у тебя слишком сладкий. Ты вообще не ложился?
- Доделывал проект.
Джек скрывает зевок ладонью.
- Еще визитки, - уточняет Ричард.
- Брошюры.
- Вот видишь! Я же говорил, это так и работает. Делаешь одному, за ним приходит второй, третий. У тебя получается.
- Ага, а потом они идут ко мне как к шаману, и на сон времени остается очень мало!
Правда, Джек рад, что всё именно так. Ему нравится его жизнь. Он косится на окно:
- Кейт еще там?
- Ага, спит.
- Если она продолжит оставаться на ночь, мне лучше подыскать собственную квартирку.
- Только где-нибудь неподалеку.
- Конечно, иначе вы оба без меня пропадете!
Джек отпивает приторный кофе и думает о том, что отца выписывают из больницы, и надо бы съездить к ним с матерью. О том, что Генри уехал, но обещал вернуться с Коди через неделю-другую, когда закончит дела и уладит со школой. Интересно, Джек понравится племяннику? Может, он тоже будет любить лес так же, как сам Джек.
Только одна мысль так или иначе возвращается в голову Джека и наполняет его печалью.
Он не смог помочь Скайлер. Он не хотел, чтобы они умирала, только не так. Но она сама соскользнула в мир духов, в Нижний мир, когда поняла, что Джек намного сильнее нее. Она не ответила на его зов, она предпочла остаться. Ричард говорит, это ее решение. В такие моменты он тоже становится слегка печальным. Говорит, может, Скайлер просто не к кому было возвращаться.
Джеку кажется, что это он, как шаман, не смог кому-то помочь.
Как ни странно, успокаивают слова отца. В больнице, когда Джек остался с ним наедине, после рассказа о Скайлер, отец задумчиво сказал:
- Вы стали совсем взрослыми. Ричард может вести стаю и... может, мне пора прислушаться к нему. К новому пути. А тебе стоит прислушаться ко мне. У тебя еще будут неудачи, они неизбежны. Постарайся как шаман помочь тем, кому можешь. И не жалей о тех, кто этого не захотел. Пока жалеешь, многое упускаешь.
Джек думает, что он прав. Так что делает большой глоток кофе, но глаза всё равно слипаются. Снова зевая и уже не пытаясь этого скрыть, Джек кладет голову на плечо брата:
- Дик.
- Ммм?
- А мне татуировку сделаешь? Что-нибудь шаманское.