9.
На удивление, Ричард умудряется выспаться.
Сначала он не понимает, почему его взгляд утыкается в потрепанные постеры музыкальных групп, пышногрудых красоток и каких-то игр. Потом пытается осознать, что делает в своей старой детской комнате. Наконец, мир встает на свое место, Ричард скатывается с узкой и короткой, почти впритык, кровати.
Душ освежает и бодрит.
Джек спит на том же диване в гостиной, почти с головой завернувшись в одеяло. Его дыхание спокойное и ровное, и Ричард старается ступать как можно тише, чтобы ненароком не разбудить брата. Пусть наконец-то выспится.
На кухне только мама, Генри еще нет – что неудивительно.
Вчера Ричард понял, что Джек настолько вымотался, что никуда из гостиной не пойдет. Тогда принес туда одеяло и мягкую подушку. А когда наконец-то убедился, что Джек устроен, увидел Генри: тот держал две чашки с дымящимся чаем и явно хотел поболтать.
Иногда Генри напоминал Ричарду Джека, когда не был уверен, уместен ли он, правильно ли что-то делает. И когда решительно на чем-то настаивал, вроде разговора. А может, последнее у них всех от отца.
В итоге Ричард и Генри до поздней ночи сидели на крыльце. Они выпили несколько чашек чая и выкурили полпачки сигарет. Генри хотел узнать о Ричарде и Джеке. Как они жили, чем занимались, что наполняло их дни. Он спрашивал и о родителях, но осторожнее и аккуратнее.
Генри тоже рассказывал. О небольшой конторе, которую он организовал, занимается программами или чем-то вроде того. О жене, с которой, конечно, бывали и ссоры, но вообще-то они много лет счастливы в браке. О двенадцатилетнем Коди, которому тесно в человеческом теле.
- Он чем-то похож на Джека, - ухмыляется Генри.
- В двенадцать Джек не был таким милым. Уж поверь тому, у кого он воровал машинку на пульте управления!
- О, они найдут общий язык с Коди!
- Но ты же понимаешь, что вам придется сюда переехать?
- Конечно. Мой бизнес довольно мобилен.
- А жена...
- Она не против. Она не любит оборотней, не хочет сама иметь с ними ничего общего, но любит сына и понимает, что сейчас, подростком, он не может быть только человеком. Ему это нужно. Чтобы понять, кто он такой.
В интонациях Генри что-то такое неуловимое, что Ричард прищуривается:
- Не всё так просто, да?
Генри отворачивается, но в голосе его решимость:
- Если она будет упрямиться, я перееду сюда вдвоем с сыном. Коди нужна стая, нужны те, кто покажут ему, кто такие волки.
Ричард понимает, что Генри мудрее, чем их родители. Может, он сам не понимает, насколько скучает по шерсти и хвосту, по ночным прогулкам и клыкам, но точно не хочет загонять в рамки сына. Ставить его перед выбором, который когда-то возник у него самого.
Они говорили до того момента, пока небо на востоке не посветлело, так что Ричард удивлен, что выспался. Он усаживается за стол напротив матери и берет один из тостов на тарелке. Тот еще теплый.
Мать ведет головой, как волчица, будто хочет даже в человеческом теле учуять запах. На самом деле, так оно и есть, без зрения она развила другие чувства.
- Доброе утро, Ричард.
Он мямлит в ответ с набитым ртом.
- Как ты себя чувствуешь?
- Лучше. Чем вчера, - честно отвечает Ричард. Ребра еще болят от неловких движений, так что он старается двигаться плавно и неторопливо, пусть это непривычно.
- Поедешь сегодня к отцу?
Ричард с трудом удерживается, чтобы не ответить что-то резкое. Он искренне не понимает, какой смысл сидеть рядом с отцом, который еще не пришел в себя. Сидеть, когда нужно заняться делами и стаей. Когда сам Ричард предпочел бы еще отдохнуть, и чтобы Джек помазал чертовы саднящие рёбра своей волшебной мазью.
В другой раз Ричард, наверное, вспылил бы. Но сейчас не видит смысла, мажет второй тост джемом и устало отвечает:
- Вечером или утром с Джеком съездим. Ты бы тоже отдохнула.
Мать молчит, и Ричард вздыхает:
- Хотя бы пусть Генри с тобой поедет. Он не даст тебе проторчать в больнице до завтра.
Раньше Ричарда это бесило, сейчас он просто мысленно махнул рукой. Принимает как есть: для матери отец всегда был и будет центром мира, ее собственной точкой отсчета, сначала он, потом всё остальное. Даже дети оставались на втором месте. Сначала муж.
Ричард этого не понимает.
Иногда он боится, не стал ли таким центром для Джека, но потом тот куда-то уезжает, что-то такое делает, и Ричард понимает, что вовсе нет. Просто пока Джек держится рядом, принимая, что Ричард лучше ориентируется в окружающем мире, а сам Джек ориентируется на старшего брата. Но остается рядом больше ради самого Ричарда – сначала он опасался жить один (пусть никогда не признавал), а потом, после Мортонов, опасался всего.
- Спасибо, Ричард. - Мать проворно наливает чай и ставит сначала одну кружку на стол, потом вторую, себе. – Джек вчера провел ритуал?
- Да, всё в порядке. С Генри снято проклятье, и мы знаем, кто шаман Мортонов. У меня есть план.
- Хорошо. Приглядывай за Джеком.
- Да за нами обоими уже давно не надо приглядывать.
- Ошибаешься, Ричард, опасности будут всегда.
Мать грустно улыбается, в мягком свете утра, с распущенными волосами, она сама похожа на призрака, будто сошедшего из какого-то мистического фильма, полного тумана.
В детстве Ричард не понимал и осознал гораздо позже: мать всегда больше внимания уделяла Джеку. Не потому, что как-то разделяла сыновей и кого-то любила больше. Просто она всегда качала головой и с той же грустной улыбкой говорила, что Джек близок миру духов, как и она сама. Но она их не слышала, а Джек стал шаманом. И в свое время ему очень помогло, что мать прекрасно понимала, что такое шаманская болезнь, отправила его учиться и не уставала повторять, что это дар, а не проклятье. Иначе бы, наверное, Джек куда хуже себя воспринимал.
Он во многом похож на мать. В поворотах головы, в движениях. Хотя если она остается будто создание воздуха, Джек – более привычным, земным. В клетчатой рубашке и с поджатой ногой, с запахом леса и трав.
Сегодня Ричард надеется, что он в чем-то похож на отца. Иначе заниматься делами будет трудно.
В компанию Ричард звонит из такси, по пути на общий сбор стаи. Альберт, старый друг и заместитель отца, заверяет, что всё в порядке, дела дождутся. Ричард помнит, как был еще маленьким и сидел на руках у «дяди Альберта» с восторгом пытаясь незаметно потрогать его бороду – он такую никогда не видел. Обычный человек, у него цепкая деловая хватка, и отец полагается на нем в делах.
Ричард мог облегченно вздохнуть, поговорить с Альбертом еще какое-то время, заверить, что с отцом всё будет в порядке. Почувствовать себя пусть и серьезным, но мальчишкой в разговоре со взрослым. С кем-то, кто берет на себя ответственность и справится с этими делами лучше.
Потом приходит сообщение от Джека: сердится, что его не разбудили. Ричард улыбается и пишет, чтобы тот приезжал к Рику, когда сможет.
Ричард не успевает подумать, а такси уже мягко тормозит у двери кафе, где стоит пара оборотней из стаи, они пьют колу и разговаривают
Ричард в последний раз глубоко вздыхает. Сжимает и разжимает кулаки, пока тяжелые перстни впиваются в пальцы. Это будет пара очень длинных дней, но всё получится.
Из машины Ричард выходит решительно. Широко шагает, коротким кивком указывая оборотням заходить. Ремешки на штанах чуть звякают вместе с дверью, неровные рукава кофты скрывают часть ладоней.
В вип-зале кафе почти вся стая: кто-то отпросился с работы, у кого-то обеденный перерыв. Ричард знал об этом, поэтому с утра и разослал сообщение с просьбой именно об этом времени. Он будет краток.
Но сначала приходится пережить объятия Аны и еще парочки оборотней, но они сразу отпускают, когда Ричард невольно шипит от боли. Кто-то его приветствует, другие радуются возвращению и спрашивают, как отец.
Ричард расправляет плечи и коротко призывает к молчанию. Это больше похоже на рычание, а не слова, утробный звук, который напоминает, кто пока что будет вожаком.
Ричард говорит коротко, отрывисто, по делу. Об аварии и об отце, о том, что они с Джеком провели ритуал защиты, но каждому стоит быть осторожным. Приказывает не нарываться, и сам чувствует, как в этот момент в его голосе холодная сталь.
Вожак – это не только сила, но и ум.
Ричард рассказывает о плане и о том, что он собирается делать с Мортонами. Стая коротко кивает, никто не возражает. Они все готовы выполнять его приказы.
Большая часть уходит после короткой встречи, им надо возвращаться к работе. Рик хлопает Ричарда по плечу и усмехается:
- Молодой волк дорос до вожака.
- Временного, - улыбается Ричард.
Он садится на диван, на котором еще так недавно – казалось бы! – нашел отравленного алкоголем Джека. Брата пока нет, Ричард достает телефон, чтобы уточнить следующие встречи на сегодня. Рядом присаживается Кейт, как будто аккуратно.
- Ты сегодня настоящий вожак.
Ричард приподнимает бровь:
- Разве не этого ты всегда хотела? Быть женщиной вожака.
- Я так думала.
Кейт опускает голову, как будто рассматривает браслеты. Пряди волос падают ей на лицо и на ключицы, которые видны в глубоком вырезе майки.
- Я испугалась за тебя. За стаю, что с ней будет, случись что с вожаком и с тобой. Испугалась и вчера, когда увидела тебя. Хорошо, если Джек смог помочь.
- Вы с ним похожи.
Кейт поднимает голову и смотрит с удивлением. Она вряд ли видит что-то общее между собой и Джеком.
- Вы оба дикие, - охотно поясняет Ричард. – Мой брат жил бы в лесу и спал в траве. Ему и с людьми общаться... не удобно, проще по-волчьи. Ты тоже дикая. Бежишь вперед, как будто хочешь найти свое место. Больше волчица, нежели человек.
Кейт нервно усмехается:
- Зато у меня ничего общего с духами.
- Но ты многое видела, можешь рассказать об этом. Многое знаешь. Куда больше, чем сама думаешь.
- Моя прежняя стая так не считала.
- Почему ты ушла от них?
Ричард надеется, его голос звучит достаточно мягко. Он не хочет быть навязчивым, но сейчас должен понимать всё до конца. Отец не зря говорил, что они совсем не знают Кейт, а сейчас это может быть важно.
Кейт криво улыбается:
- У меня нет каких-то тайн или особых историй, если ты об этом. Просто не сложились отношения со стаей, они все были теми еще занудами, которые предпочитали быть больше людьми, а не оборотнями. Высшие баллы в колледжах, бизнес к двадцати и трое детей к двадцати пяти. Я была не такой и ушла.
- Но осталась здесь.
Кейт пожимает плечами:
- Мне нравится ваша стая. Нравишься ты. И план... твой отец будет не в восторге.
- Зато поймет, что можно идти моим путем, когда всё получится.
- Какой самоуверенный юный вожак!
- Временный. Но я не собираюсь просто ждать.
Кейт кивает и придвигается ближе. Сморит вопросительно, будто не знает, что сам Ричард этого хочет и позволит. Он кивает, не выпускает телефон, но другой рукой обнимает Кейт, притягивает к себе. От ее волос пахнет горьковатыми травами.
Ричарду это нравится. Он верит Кейт и надеется, что хотя бы пока она останется рядом. Его дикая волчица. Пальцы Кейт тихонько гладят его ладонь, она сама говорит:
- Может, ты прав, и в чем-то мы с Джеком точно похожи. Может, для меня, как и для него, на самом деле дом – это ты.
- Раздевайся.
Ричард удивленно смотрит на Джека, но тот раздражается от непонимания братом элементарных вещей.
- Кофту свою снимай. Или так и будешь на встречах кривиться от боли?
Джек уже достает из рюкзака знакомую баночку с мазью, и Ричард стаскивает кофту, хотя на заднем сидении машины делать это не очень удобно. Джек просил дождаться его, прежде чем ехать на встречу, и теперь Ричард хорошо понимает, зачем.
- Заехал домой и забрал, - говорит Джек.
Салон наполняет запах ягод и зелени. Джек берет немного мази и аккуратно втирает в пересекающий грудь Ричарда след от ремня безопасности. Пальцы прохладные, движения быстрые и привычные, а лицо у Джека сосредоточенное.
В такие моменты он не столько брат, сколько шаман. Готовый шептать заговоры и призывать духов – или просто заживлять раны.
В таком качестве он идет с Ричардом и на следующие встречи. Как напоминание о том, что их стая сильна, что в ней за спиной вожака стоит настоящий шаман. Что их связывают не контракты, они волки одной стаи и братья.
Когда-то Мортоны посадили Ричарда на цепь.
Когда-то в его шею впивались шипы, ему не давали спать, хотя бы садиться удобно. Ему причиняли боль, заставляя оставаться оборотнем. Еще бы немного, и Ричард сошел с ума от пыток. И он отомстил. Жестоко, спуская колдовство, которое чуть не убило его самого.
Джек не одобрял и не порицал его действий, понимая, что руководит братом. Но в этот раз именно Джек первым и получил рикошет мести от Мортонов. Напомнил Ричарду, что есть не только он один, к которому может вернуться откат. И действия Ричарда теперь затрагивают всех.
И отец... Мортоны ни перед чем не остановятся, они пойдут до конца – как и когда-то. Но теперь Ричард не мстительный колдун, который хочет воздать должное надевшим ошейник. Теперь он молодой волк, который пока должен побыть вождем. Он ответственен не только за себя, но и за стаю, за брата и Кейт, которые тоже часть этой стаи.
Ричард хочет действовать не колдовством.
Всю вторую половину дня он встречается с другими стаями города. Где-то с ним говорят чопорные волчицы, которые кривят губы, где-то матерые волки, изрезанные шрамами. Один соглашается встретиться только на сто двадцатом этаже небоскрёба, в его офисе из стекла и трелей телефонных звонков. Другой – на лавочке парка.
Всем Ричард говорит одно и то же. Твердо рассказывает о том, как ведут себя Мортоны. Предлагает поддержать.
Волки издавна грызутся за территорию, это нормально. Но сажать на цепь и пытать – ненормально. Убивать вожака колдовством, не в открытом бою – ненормально.
Поддержите нас, говорит Ричард. Поддержите, иначе можете стать следующими на пути Мортонов. Иначе покажете, что считаете это нормальным. Вы готовы, что на ваших детей наденут ошейники? Готовы хоронить отцов только из-за того, что кто-то ударил их колдовством из-за спины.
Волки предпочитают открытые бои, силу и ум. Они поджимают губы на решительные слова Ричарда. Они косятся на молчаливого Джека рядом с ним: эта стая сильная, они бы не стали просить поддержки только чтобы прикрыть свои спины.
Ричард хочет не просто уничтожить Мортонов. Он хочет, чтобы сам их подход осуждался остальными волками. Чтобы это развалило стаю, и волки бросили Скайлер Мортон.
И это – самая изощренная месть, какая только может быть для вожака.
Хотя Ричард прекрасно понимает, что и с самой Скайлер придется что-то делать. С ее личными счетами.
Они заканчивают глубоко за полночь, но все волки соглашаются с позицией Ричарда. Нельзя позволять пытать других волков и убивать из-за спины. Только одна старая волчица говорит, усмехаясь:
- Ты же сам делал то же самое. Убивал колдовством.
- И жалею, что ответил тогда именно так. Это не выход, это хождение по кругу. Я хочу, чтобы было иначе.
Только в такси, которое везет их домой, наконец-то домой в маленькую квартирку с выходом на пожарную лестницу, Ричард позволяет себе выдохнуть и съехать на сиденье пониже.
- Как же я устал! – он прикрывает рот ладонью, отчаянно зевая. Ушибы снова начинают побаливать, и он думает, надо попросить Джека на ночь снова намазать.
Тот ухмыляется рядом:
- Отец будет недоволен.
Когда-то именно из-за этого они поссорились: Ричард считал, порядки надо менять, отец полагал, что стаи в большом городе редко пересекаются друг с другом, и это нормально. Никто не мешает друг другу.
Но никто и не помогает.
Поэтому никого особо не волновало, когда Ричарда пытали. Личные разборки стай, пусть даже переходят рамки – но эти дела ведь не касаются других. Никого не волновало, когда Ричард убил колдовством. Он же ответил, так же жестоко.
Не волновало бы и сейчас, но Ричард полагает, настало время изменений. И теперь каждое действие волнует всех.
- Я разбужу тебя, как приедем, - негромко говорит Джек, и это снова голос больше шамана, нежели брата.
Хотя Ричард не привык их различать. Он прикрывает глаза.