6.
Джек ненавидит ругань.
Иногда Ричарду кажется, брату физически больно слушать чужие крики и взаимные упреки. Поэтому в гостиной родителей Джек жмется к стене, пока отец и Генри высказывают друг другу всё, что накопилось за эти годы. Мать сидит молча, стискивая чашку чая и не пытаясь вклиниться в разговор.
По началу она была именно той, кто сразу узнал сына. Повернула свои слепые от рождения глаза в сторону топтавшегося на пороге:
- Генри?
Она гладила его плечи, изучала тонкими длинными пальцами лицо, а Генри, казалось, был смущен. Отец тоже выглядел ошарашенным – первую пару минут. Их разговор с сыном казался удивленным, но теплым.
Ричард тогда поверил, что всё будет хорошо.
И упустил момент, когда отец и Генри перешли к взаимным упрекам. Теперь Ричард видит, что эти двое потрясающе похожи – может, именно это когда-то не дало им прийти к соглашению.
Джек жмется к стене, но никто не слышит, кроме Ричарда, шепота:
- Да прекратите...
Джек выскальзывает наружу. Ричард еще какое-то время сидит в гостиной, но потом понимает, что в этом нет смысла. Мать не вмешивается, а от ругани этих двоих устает даже Ричард.
Он подхватывает теплую клетчатую рубашку, которую забыл Джек, и выходит.
Дом родителей совсем не похож на маленькую квартирку братьев. Он стоит в пригороде, и сразу за аккуратным крашеным забором начинается лес. Ричард может ощутить его запах, ветви и намокший от дождя мох.
Он и Джек выросли в этом доме. Большой, двухэтажный, всегда с ароматом свежесрезанных цветов, которые так любит мать. Полный света и массивной мебели, которая всегда вызывала ощущение надежности, но раздражала Ричарда старомодностью.
Он знает, что наверху еще остались их комнаты. У Ричарда в темных тонах, с нарисованным во всю стену демоном, а у Джека пропахла какими-то травами, с собранным из кусочков самолетом под потолком. У Ричарда никогда не хватало терпения на такую кропотливую работу.
В детстве они были двумя волчатами – это сближало. Как и осознание Ричарда, что любой может исчезнуть, как Генри. Но это не меняло того, что они ссорились, как любые мальчишки и братья.
Джек всегда был обидчивым, а Ричард – непримиримым.
В коридоре Ричард видит, что внешняя дверь осталась раскрытой, а через стекло внутренней виден Джек. Он сидит на ступеньках, спиной к дому, обхватив себя руками. Наверняка мерзнет, но не хочет возвращаться в дом за чем-то теплым.
Ричард накидывает куртку и выходит на крыльцо. Протягивает брату рубашку, и тот с благодарностью кивает. Накидывает ее на футболку. Помедлив, Ричард садится рядом.
Он помнит похожий день. Джеку тогда было лет двенадцать, он возвращался от друзей, но, раскрыв одну дверь, передумал и уселся на крыльцо. Ричард случайно его заметил, когда с прихваченным с кухни сэндвичем возвращался к себе.
Он тогда удивился, чего Джек не заходит. И самую чуточку, наверное, забеспокоился.
Подхватив сэндвич и оставив тарелку на тумбочке в коридоре, Ричард тихонько вышел на крыльцо. Тогда стоял вечер, уже зажигались теплые огоньки фонарей в сумерках. Джек даже не пошевелился, когда брат точно так же уселся рядом.
- Ты чего тут торчишь? – спросил Ричард, откусывая сэндвич. – Холодно же.
- Боюсь идти домой.
- Чего это?
- Вдруг и вы меня выгоните.
Ричард поперхнулся сэндвичем и с удивлением посмотрел на брата. Но тот оставался серьезен: смотрел, не отрываясь, на носки своих стоптанных кроссовок.
- Почему? – только и спросил Ричард.
- Потому что я слышу голоса. Ребята сказали, я псих. Они не хотят общаться с психом. А я даже не понял, что тех голосов и нет...
Джек покосился на брата почти с вызовом, как будто ожидал, что тот сейчас рассмеется или правда прогонит.
- Придурок, - вместо этого хмыкнул Ричард. И протянул Джеку свой сэндвич.
К счастью, их мать всегда была близка к миру духов. Она не умела с ними общаться, не была шаманкой, но объяснила, что Джек вовсе не псих.
- Всё совсем наоборот, - мягко сказала она в тот вечер.
Джек тогда только начал слышать духов, и мать смогла его убедить, что это нормально. А потом именно она связалась с каким-то другом своего отца. Сам дедушка тоже был шаманом, но умер еще до рождения Джека, даже Ричард его совсем не помнил. Его друг приехал и несколько лет обучал Джека. Он оказался сильным шаманом – и упорным.
Сейчас Джек не выглядит потерянным, как в тот раз. Просто сидит, подперев голову руками, смотрит на лес за забором. Едва заметно пахнет краской, кажется, от соседей.
- Не думал, что так выйдет – вздыхает Джек. – Почему нельзя нормально поговорить?
- Это ты так можешь. А они нет. Семнадцать лет прошло! Генри его еще и внуком огорошил.
- Да, - улыбается Джек. – Оба так себе ведут диалог.
- Пусть пообщаются. Надо еще стае рассказать о Генри. Особенно если он правда хочет, чтобы его волчонок хоть иногда бегал с нами.
- Волкам тяжело без своих.
Ричард рассеянно кивает. Ему рассказывала об этом Кейт: вне стаи ты свободен – но одинок. Не связан ни с кем, можешь общаться с такими же нейтральными... но чаще всего они всё равно собирались группами. Потому что пусть сейчас волки не охотятся и выживать не требуется, но они всё равно слишком социальны.
Быть именно с себе подобными. Кто понимает, что такое обращаться и бежать в густом подлеске при свете Луны.
- Дик. Ты можешь... не ходить сегодня на работу?
Ричард смотрит на Джека с удивлением. Хмурится:
- Снова предчувствие?
- Не совсем... на этот раз духи волнуются и предупреждают. Мы провели ритуал, они и твое колдовство защитят. Но ты мог бы сегодня не ходить? Только сегодня.
У Ричарда нет срочных клиентов, и он понимает, что сейчас Джек говорит не только как брат, но и как шаман. Верх глупости не доверять шаману. Поэтому Ричард кивает и думает, что стоит позвонить в тату-салон и предупредить.
- Отец сейчас на переговоры со Скайлер Мортон, - говорит Ричард. – Я только с ним съезжу и обратно, сюда.
- Хорошо. Хочешь узнать, что она скажет?
- Отец сам попросил.
Джек легко кивает. И настает очередь Ричарда просить:
- Только Джек, ты можешь тоже остаться здесь? В прошлый раз плохое предчувствие касалось тебя самого. И не ходи пока один.
- И не пей всякую муть, - рассмеялся Джек, беззастенчиво передразнивая Ричарда. – Да ладно тебе, пока Мортоны творят дичь, я точно буду везде ходить со своей бутылочкой. Или страдать от жажды.
Он становится серьезным и пожимает плечами:
- Я вас тут подожду, тебя и отца. Мама давно просила заехать в гости, наверняка придумает нам с Генри дело. Либо опять будем цветы пересаживать, либо ягоды толочь. Но я попробую его вовлечь. Может, он еще что расскажет.
Ричард не говорит, что это если Генри вообще останется, а не хлопнет сейчас дверью, вконец разругавшись с отцом. Джек явно больший оптимист, чем сам Ричард.
- Когда тебе к доктору Эриксону? – спрашивает Джек. – Ты не пропустил последний раз?
- Не до того было. Мортоны... и вообще.
- Сходи. Ты же не для того платишь психотерапевту, чтобы пропускать визиты.
- Не нуди!
Ричард пихает брата в бок, а тот хихикает и пытается увернуться. Отросшие волосы падают на лицо, и Джек с раздражением убирает их за ухо, где они всё равно не желают держаться.
Они слегка вьются, и Ричард знает, что сам Джек это ненавидит. Зато девушки находят крайне милым. «У твоего брата такие очаровательные кудряшки!» Как ни странно, с девушками у Джека никогда проблем не было. Он не особо любил вечеринки и не знал, что там делать, но уж если выбирался, то к концу вечера какая-нибудь девица обязательно сидела рядом с ним. Джек терялся в компаниях, но один на один диалоги вел неплохо – хотя сам считал, что совершенно не умеет общаться.
Волки вообще спокойно относятся к сексу. И Джек тоже не видит в этом проблемы, как и Ричард. Только и встречаться с девушками повторно не жаждет. Просто пожимает плечами «это не та».
Ричард не знает, сознательно или нет, но Джек наверняка хочет чего-то такого, что есть у родителей. Как у многих волков, одна пара и на всю жизнь. Ричард полагает, что это может быть не так уж хорошо: он любит мать, но у нее есть существенный недостаток – на первом месте всегда отец. В детстве это злило. Потом Ричард привык. К тому же, с матерью всегда лучше находил общий язык Джек, а Ричард – с отцом.
Пока они не поссорились.
Джек снова подпирает рукой голову и смотрит за забор. Ричард готов поспорить, что знает, о чем думает брат, но тот и сам озвучивает:
- Побегать бы...
Ричард любит быть волком. Ему нравятся четыре лапы, стая и бьющие в ноздри запахи леса. Но Джек, кажется, рожден больше не в доме, а в лесу. Он не сбегает туда, как Ричард, когда становится тоскливо. Джек живет лесом, всегда оставаясь одновременно и волком, и человеком.
- Давай вечером, - предлагает Ричард. Он даже поводит плечами, ему тоже хочется обратиться. – Только один не вздумай.
- Ага, Мортоны под кустом будут ждать? – возмущается Джек, но в итоге кивает. – Ладно-ладно, никуда я без тебя не пойду.
Он молчит некоторое время, потом всё-таки добавляет:
- Только побыстрее возвращайтесь.
Ричард с удовольствием устраивается на месте пассажира, предоставляя отцу вести машину.
Бенедикт зол. Хотя внешне остается спокойным матерым волком, но Ричард хорошо знает отца. Разговор с Генри явно вывел его из себя. Они даже поехали не сразу, а уж чтобы Бенедикт опаздывал – это надо действительно постараться.
Видимо, хотел успокоиться перед встречей со Скайлер.
Что там решили с Генри, Ричард спрашивать не стал. Достаточно того, что тот пока остался с матерь и Джеком. В брата Ричард верит, тот сумеет навести мосты между всеми.
- Он вам говорил? – спрашивает внезапно отец, выводя машину на дорогу. – О том, что у него ребенок-оборотень.
Ричард хочет невинно спросить что-то в духе «о твоем внуке и нашем племяннике»? но знает, что это выведет отца еще больше из себя, поэтому пожимает плечами:
- Сегодня утром. Когда Джек насел.
- Он умеет быть настойчивым. Когда захочет.
Ричард бросает на отца удивленный взгляд: это наиболее близкое к одобрению, что вообще можно услышать от Бенедикта.
Сейчас он кажется на своем месте за рулем мощной машины. В отглаженном деловом костюме, который сидит так, будто стоит месячную зарплату Ричарда. Скорее всего, так и есть. На запястье золотились часы, а между бровей залегла морщинка.
И всё равно Бенедикт словно рыцарь, солидная глыба, которая сметет всех на своем пути и даже глазом не моргнет. Рядом с отцом Ричард всегда ощущает себя мальчишкой.
- Приглядывай за Джонатаном.
Ричард возится с ремнем безопасности, который как-то неудобно впивается, но от неожиданных слов отца застывает. С удивлением смотрит на него, но Бенедикт и бровью не ведет, будто сосредоточившись на дороге.
Ричард не знает, что его удивляет больше: то, что отец называет Джека настоящим именем, или что просит приглядывать?
Джек терпеть не может полное имя, которое записано в документах – хотя чуть меньше, чем кудряшки. Сначала он сам предпочитал сокращать до Джона, а потом пошел в школу, где кто-то рассказал, что Джон – это то же самое, что и Джек.
С тех пор Джек стал исключительно Джеком и не признает ничего другого.
- Хорошо, - осторожно говорит Ричард. – Мы и так приглядываем друг за другом.
«Ты немного опоздал», хочет сказать Ричард, но снова благоразумно сдерживается.
- Шаманы могут не только говорить с духами, - продолжает Бенедикт. - Они умеют уходить в другие миры, миры духов. Я видел однажды шамана, который не смог отыскать дорогу назад.
Ричард ежится. Конечно, Джек тоже так умеет, пару раз он погружался в транс, когда требовалось решить что-то особенно сложное. Ричард видел это. И догадывается, что, когда сам он едва выжил после колдовства, Джек тоже погружался в транс, чтобы отыскать в мире духов особо сильного, который сможет помочь.
Ричард не уверен, что понимает, как это всё работает.
Но если с Джеком говорить легко, просто принимать заботу и отдавать ее самому, то с отцом кажется неуместным и неуютным. Ричард скрещивает руки на груди:
- С чего такие темы?
- Потому что мы едем на встречу с Мортонами. Они объявили войну. В прошлый раз пострадал ты. Теперь они хотят и отомстить тебе. Джек уже оказался под ударом.
Вряд ли отец хочет намекнуть на что-то такое, но Ричарду кажется, он говорит о том, что это вина Ричарда. А может, он и сам так думает, поэтому начинает злиться.
- Как думаешь, что хочет обсудить Скайлер? – спрашивает Ричард. Он правда хочет знать и это более привычная тема.
Отец молчит недолго, потом начинает говорить.
Его фирма занимается строительством, и они уже давно вышли за пределы своей территории. Скорее всего, Мортоны захотят часть акций – так будет выглядеть в мире людей. В мире волков они будут выгрызать эти акции.
Когда-то борьба между стаями шла за территорию, на которой можно охотиться. Теперь она переместилась в большие города, она проходит в бизнесе... и всё еще выгрызается с плотью и кровью при Луне.
Ричард вспоминает, как когда-то ссорился с отцом на эту тему. Утверждал, что можно отходить от традиций, оборотням в современном мире не нужен бизнес, который зависит от территории. Им нужна свобода, движение вперед.
Бенедикт не соглашался. И заковывал стаю в рамки и условности, которые брали начало в прошлом. Ричард считал, что он не прав, открыто говорил об этом, а потом хлопнул дверью.
Дорога петляет через лес, мимо проносятся редкие машины. Бенедикт хочет объехать город, чтобы не стоять на светофорах, и въехать в него прямо около офиса.
- Я не знаю, что за шаман у Мортонов, - говорит отец. – Но знаю, кто колдун. И хочу, чтобы ты тоже знал заранее.
- Ммм?
- Кевин Стаффорд.
Ричард смотрит вперед, на дорогу, и не может поверить в то, что услышал. Кевин Стаффорд. Его наставник, который когда-то учил колдовству.
Отец всегда надеялся, из сыновей вырастут воины. И к увлечению Ричарда колдовством относился снисходительно, считая простой блажью. Это мать нашла Кевина, одного из нейтральных волков в городе, мощного колдуна. Он хорошо обучал, и Ричард до сих пор считает его одним из мощнейших.
- Почему он с ними? Перестал быть нейтральным?
- Сможешь сам спросить, - сухо отвечает Бенедикт. – Скорее всего, его просто купили.
- Не всех и не всё можно купить.
- Ты удивишься, Ричард. И раз уж так... я хотел поговорить о твоей подруге. Кейт.
Ричарду кажется, ему не по себе из-за новостей о Кевине. Но в следующий миг он понимает, что дело в другом. По телу, словно щекоткой, прокатывается ощущение от колдовства. Оно подрагивает на кончиках пальцев, пахнет сладковатым дымом.
Ричард понимает, это та защита, обряд которой они с Джеком проводили накануне. Кто-то пытается воздействовать, и она срабатывает.
- Ричард?
- Что-то не так, - Ричард трет плечи, пытаясь понять, что происходит. – Останови машину.
Ему нужна спокойная точка в пространстве, чтобы направить собственную силу и понять, что творится.
Но вместо плавного торможения, машину резко заносит, и Ричард в последний момент понимает, что воздействовали вовсе не на него, а на весь автомобиль. Просто его и Джека обряд защищает его самого.
Ричард не помнит ни удар, ни тьмы потом. Только боль в ребрах да какие-то мутные видения.
Первое его осознанное воспоминание – он сидит в машине скорой помощи, ноги касаются асфальта, вокруг распахнутые створки, а позади пахнущее лекарствами нутро. Вокруг суета, чьи-то громкие голоса. Отблески цветных сирен, которые сейчас молчат.
Рядом с ним врач, она обращается к нему, мягко прося залезть в машину и поехать в больницу.
- Со мной всё в порядке, - упрямо говорит Ричард. Рёбра болят, и он трет их рукой.
- Возможен перелом, сотрясение... вас надо осмотреть.
- Мой отец...
- Его уже увезли, мне очень жаль. Вам повезло. Пожалуйста...
- Где мой брат? А мать знает?
- Мы позвонили вашим родственникам.
- Я хочу дождаться брата.
Ричард упрямится, хотя сам не уверен, что кто-то приедет сюда, а не в больницу. Голова кружится, и Ричарду кажется, он совсем перестает понимать, что происходит, теряет точку опоры. А шрамы на спине саднят.
- Дик!..
Джек врывается в эту реальность маленьким взбудораженным ураганом. Первым делом, едва ли не раньше голоса, ощущается его запах: терпкие травы, земля и лес, неизменный мшистый лес.
Джек хватает Ричарда за плечи, снова зовет по имени. Наконец-то Ричард поднимает голову и фокусирует взгляд на брате. Лицо Джека кажется бледным и перепуганным.
- Отец... - говорит Ричард.
- Но ты в порядке, Дик. В порядке.
Джеку нравятся прикосновения родных, и Ричард давно это запомнил. Но сейчас ему самому нужно немного чужого тепла. Поэтому Ричард прикрывает глаза и утыкается в футболку брата, когда тот обнимает, притягивая к себе. Снова шепчет «ты в порядке».
Ричард слышит, как Джек решительно заявляет врачу:
- Я поеду с ним.