ГЛАВА 2.
— Он что, реально рэпер? — спросила Ира, подглядывая через стекло приёмного отделения.
— nkeeei, кажется. — вставил Макс.
Ликуся стояла с планшетом и наблюдала, как парня выкатывают в смотровую. Его бровь рассечена, под глазом синяк. И взгляд. Тот самый. Пронзительный. Высокомерный.
В коридоре толпились медсёстры. Половина уже держали телефоны наготове, вторую трясло от волнения.
А она просто кивнула:
— Я сама.
— Ты уверена? — спросил Слава.
— Уверена. Он мне уже должен, хотя бы за "дуру".
⸻
Он сидел на смотровом столе, опершись на ладони, качал ногой. Кепка теперь лежала на коленях, волосы светлые, немного растрёпанные. Он явно нервничал — маскировал это наглостью.
— Ты? — удивился он, когда Ликуся вошла.
— Я. — Она захлопнула за собой дверь. — Жив?
— А что, хотела, чтоб нет?
— Нет, я гуманистка. Даже идиотов лечу.
Он усмехнулся, но боковое освещение выдало лёгкую морщинку у виска — боль. Она это сразу заметила.
— Ложись.
— Слушай, может, как-то... —
— ЛОЖИСЬ! Я врач, не твоя фанатка.
Он подчинился. Лёг неохотно, с театральным стоном. Она надела перчатки, взяла фонарик, прищурилась.
— Бровь разбита, под глазом гематома, возможен ушиб надбровной дуги. Головокружение было?
— Да... Когда вышел из тачки, резко качнуло.
— Потеря сознания?
— Нет.
— Тошнота?
— Только когда ты вошла.
Она замерла. Подняла бровь.
— Ты всегда такой вежливый, или только когда под капельницей?
— Обычно хуже. Но ты злая, мне даже прикольно.
— Ты просто словил карму, Никита.
— А ты знаешь, кто я?
— Я знаю, что ты чуть не сбил меня утром, назвал дурой и уехал, даже не извинившись. Всё, что мне нужно знать.
Она начала обрабатывать рану. Он поморщился.
— Ай.
— Мужик, или кто?
— Артист.
— Вот и молчи.
Она аккуратно обработала бровь, зафиксировала повязку. Работала быстро, профессионально. Но взгляд — ледяной.
Он смотрел на неё. Молча. Слишком долго.
— Слушай... — пробормотал он. — Про утро.
— Не надо.
— Надо. Я психанул.
— Заметила.
— Ты... реально перешла на зелёный.
—Умница. С самокритикой всё норм.
Он хмыкнул. Потом вдруг сел, потерев затылок.
— Прости.
Она замерла. Оглянулась.
— Что?
— Я говорю — прости. За утро. За "дуру". За "смотри куда прёшь". Я был...
— Самовлюблённым придурком?
— Именно.
Она посмотрела на него внимательнее. Без злости. Просто спокойно.
— Принято. Но не забывай: врачи злопамятные. Особенно хирурги.
— Тогда надеюсь, ты не слишком злопамятная.
— Зависит от того, насколько ты будешь мешать мне работать.
Он вдруг усмехнулся. Легко, искренне.
— У тебя прикольная злость. Не наигранная.
— У меня просто утро началось с твоей рожи. Это оставляет шрамы.
— А мне нравятся твои.
— Какие?
— Шрамы. На характере.
Она опустила глаза к планшету. Отметила его в системе.
И уже на выходе сказала:
— Тебя направят на КТ. Если будет что-то серьёзное — сообщат.
— А ты?
— Я — работаю. В отличие от некоторых.
— А если я упаду в обморок?
Она обернулась, с усмешкой:
— Тогда я ещё и вмазать могу. За профилактику.
Он снова усмехнулся. А она ушла, захлопнув за собой дверь. И только в коридоре заметила, что ладони под перчатками стали чуть влажными.
— Твою ж... Ликуся. Он даже немного... симпатичный. Но всё равно мудак.
