Правда
Это. Это непросто.
Не то чтобы мужчина об этом не задумывался... Уж больно его Цзи-Цзи был... как это сказать, ровным в общении. Этот парень никогда не делал для девушек ничего особенного, не относился к ним мягче или аккуратнее. Нет. Ванцзи ко всем всегда одинаково относился. Никаких поблажек, никаких особых знаков.
Поняв, что молчит слишком долго, а подросток всё ещё ждёт от него хоть какую-то реакцию, замерев, как кролик перед удавом, мужчина не придумал ничего лучше, чем обнять его. Чужие пальцы тут же сжались на ткани рубашки, натягивая ту на спине.
Он не знал, что с этим делать. И хуже всего, он не знал, может ли обсудить это с кем-либо.
Это касалось Цзи-Цзи. Вэй Усянь не хотел, чтобы его малыша кто-то осуждал, считал неполноценным, больным или неправильным. Мужчина сам не знал, как к этому относиться. Его не отвращала мысль о том, что его сын, ну... гей. Но он не мог перестать думать о том, не совершил ли он ошибку в его воспитании. Может, он что-то ему не додал. Возможно, ему всё же стоило найти для Ванцзи кого-то, кто смог бы заменить ему мать, или хотя бы показать, как это, когда в доме есть женщина.
А ещё он не хотел, чтобы парень чувствовал себя виноватым. В том, что рассказал ему. А он точно так себя чувствовал, Вэй Усянь видел это в его взгляде, когда Цзи-Цзи вернулся домой с вечеринки.
Им нужно было... поговорить об этом.
Хуже всего, что в этот момент Вэй Усянь чувствовал себя более незрелым, чем его ребёнок. Он никак не мог понять, что ему делать, не знал, как о том позаботиться теперь, и даже разговор не мог начать.
— Ифу, ты всё ещё любишь меня? — Цзи-Цзи не скрывал, что ему тревожно. В такие моменты он всегда начинал с самого главного.
— Конечно, я люблю тебя, — подтверждая свои слова, Вэй Усянь крепко обнял парня, прижимая его голову к своей груди, туда, где громко билось сердце. Он делал так с самого детства Цзи-Цзи. Это всегда помогало. И даже сейчас, слушая мерный стук, парень расслабился, удобнее устраиваясь в его руках.
Кстати, а вот учитывая обстоятельства, ему стоило так делать?
— Ты ведь не считаешь, что я болен, правда? — голос подростка надломился в середине громкой нотой. Ох, он ведь ещё ребёнок... всё это ведь может быть временно, разве нет?
— Нет. Нет, я не думаю, что ты болен. Возможно, мне стоит узнать об этом больше, чтобы понять... — иногда он чувствовал себя очень плохим взрослым, который не мог дать своему ребёнку той уверенности, которую они нередко ищут. Опору и поддержку.
Ведь Вэй Усянь никогда в своей жизни с таким вот так близко не сталкивался. Нет, он знал, конечно, что есть мужики, которые пежат других мужиков, но он, как бы... не одобрял этого. Как и женщин, которые спят с другими женщинами. Ему, как и всем, внушалось, что это неправильно, аморально, и так быть не должно.
Но дело-то теперь касалось Цзи-Цзи. Его Цзи-Цзи, который непонятно где вообще мог такое вот откопать. И вдобавок решить, что вот это вот прям его.
— Цзи-Цзи, а как ты... как ты это понял? — он вот никак понять не мог, у мужчины перед глазами мир рушился, и это он ещё не драматизирует.
— Мне уже шестнадцать, и меня не возбуждают девушки в отличие от сверстников, зато возбуждают парни старшеклассники. Наверное, это очевидно? — как у Ванцзи выходило в такой момент выглядеть совершенно невозмутимо, для Усяня было загадкой.
Он едва сдерживался, чтобы не вцепиться себе в волосы. Черт, Вэнь Цин его в асфальт закатает, если узнает. Про остальных членов семьи и говорить нечего.
— А ты пробовал? Ходил на свидание? — так, кажется, он ведёт себя неправильно, судя по тому, как Цзи-Цзи хмурит свои ровные брови. Только бы не обидеть, ребёнок ведь не виноват. Он же не виноват в этом, да?
— Ифу, ты паникуешь. Дыши глубже, я схожу за каплями от болей в сердце, — парень встал и вышел из комнаты. Стоило ему сказать про капли, как Вэй Усянь действительно почувствовал давление, подскочившее от нервов. Его так в сорок шесть инфаркт хватит. Может, он слишком стар для этого всего?
Юноша вернулся с ложкой, стаканом воды и флаконом. Поставил всё это на низкий столик, отточенными движениями вскрывая флакон, вытаскивая пластиковую пробку и отмеряя нужное количество капель.
Вот и как Вэй Усянь должен думать о том, что этот мальчик неправильный? Что то, как он любит, неправильно? Ведь Цзи-Цзи хороший. Очень хороший ребёнок.
Мужчина обессилел. Ситуация, в которой он оказался, полностью опустошила его. Что делать с ней, он не имел ни малейшего понятия, и как дальше выстраивать общение с подростком... его единственным сокровищем?
Выпив полстакана воды, Вэй Усянь принял из тонких пальцев ложку с лекарством, глотая горькую жидкость, и запил это остатками воды из стакана.
— Иди сюда, — мужчина похлопал широкой ладонью по сидению рядом с собой, подзывая своего воспитанника.
Цзи-Цзи сел рядом, прижимаясь к боку мужчины, как делал всегда, когда тот звал его. Голова юноши устроилась на плече мужчины, и он только вздохнул, едва слышно, почувствовав объятия крепких сильных рук.
— Что бы ни случилось, я рядом. Я не думаю, что ты неправильный, или что это болезнь, но мне тяжело это понять, и я не знаю, что с этим делать и как это воспринимать, чтобы не ранить тебя. Ты самый дорогой человек для меня, что бы ни случилось, так было и так будет всегда, Цзи-Цзи, — пальцы мужчины перебирали гладкие шелковистые волосы приемного сына. Он чувствовал, как ткань рубашки на его груди становится влажной от чужих горячих слёз.
Его малыш очень редко показывал свою слабость. Единственный, кто видел его слёзы в более зрелом возрасте, был Вэй Усянь. С того дня, как они официально стали семьёй, больше никто никогда не видел Цзи-Цзи плачущим. Кто бы сказал ему, что снова это случится вот так.
Они оба согласились с тем, что больше никому не стоит знать об ориентации Ванцзи. Его ифу не стыдился его. Однако им было отчетливо ясно, что семья этого не сможет принять. И это за один раз перечеркнет все его достижения, заслуженные упорным трудом. Мысль об этом, осознание, убивало мужчину.
Сам Вэй Усянь взял для себя несколько книг, которые могли бы объяснить ему, что такое гомосексуальность и как это вообще работает. Как к этому относятся в разных странах, и да, иногда он приходил в настоящий ужас только от мысли, что кто-то где-то мог убить его Цзи-Цзи просто за то, что тот испытывал осознанное влечение к своему полу. Что даже в Китае тот был в опасности. То есть, его ребёнку небезопасно из дома выходить.
— Ифу, успокойся, никто не знает об этом. К тому же, я могу за себя постоять, ты же сам об этом позаботился, — Ванцзи часто приходилось успокаивать мужчину, который проходил все стадии принятия новой для себя информации.
Ах да... его Цзи-Цзи никогда не был слабым и безобидным. При желании, он вполне мог уложить на лопатки и взрослого мужчину не своей весовой категории. Даже ему иногда ощутимо доставалось от парня в спарринге. Чёрный пояс, пять лет фехтования, ифу, который глава службы безопасности одной из крупнейших компаний...
Но если их будет слишком много? Целая толпа? Шокер тут парню точно не поможет. Может, достать для него травмат? А если поймают?
— Ифу, давление... — Цзи-Цзи бесшумно приблизился, надавил мужчине на плечи, усаживая за стол. — Принести капли?
— Нет-нет, нормально, — он вдохнул и выдохнул, стараясь прийти в чувства до того, как сам у себя спровоцирует приступ. Это он может, в этом он с недавнего времени мастер.
Вэй Усяню понадобилось несколько месяцев на собственные изыскания и пятнадцать сеансов семейной терапии с психологом, имеющим иностранную практику, чтобы вернуться в спокойное состояние и не накручивать себя от мысли, что его малыша кто-то обидит. То, что его малыш — парень ростом метр восемьдесят и весом в шестьдесят с лишним килограмм его не смущало вообще, ведь по сравнению с ним, он всё ещё был маленьким. Для него он в принципе навсегда останется малышом. Это точно не лечится.
Так что после принятия, он вышел в новую стадию. Называлась она — «убью любого, кто его обидит». Несмотря на то, что они единогласно приняли решение держать всё в тайне, каждый раз, когда Усянь видел рядом со своим баобэем какого-то парня, слишком долго глядящего или тянущего к нему руки, как он возникал из пустоты, чтобы убедиться, что к его сокровищу никто не лезет и не домогается.
Ванцзи ему нисколько не препятствовал, поэтому мужчина без стыда пугал молодых парней, которые разбегались в стороны, как перепуганные громким звуком кролики.
— Это... а какие парни тебе вообще нравятся? — в какой-то момент Вэй Усянь понял, что прошёл уже год, а он так и не услышал и не увидел ни потенциального парня, ни поднятого разговора об отношениях.
Цзи-Цзи же не стал бы скрывать от него такое, правда ведь?
— М-м? — юноша отвлёкся от заворачивания вонтонов. — Это важно?
— Ты можешь не отвечать, если не хочешь, — он всегда говорил так, и каждый раз надеялся, что парень понимает, что Усянь это несерьёзно, и что он надеется, что ему всё же ответят, просто он хотел оставаться хорошим.
К счастью, Ванцзи всё это прекрасно понимал.
— Чисто внешне — высокие, крепкие, сильные. Крупнее меня. Иначе это, наверное, не имело бы смысла, — хм, ну с этим Вэй Усянь мог согласиться, ведь, если бы Ванцзи интересовался женоподобными мальчиками, с таким бы успехом он мог бы поискать и мужеподобную девочку, толку было бы больше.
Но Усянь в этом и сам полный профан. Его последний нормальный секс был, когда Цзи-Цзи было лет десять, а это пиздец как давно.
— М-м, а по характеру? — это было даже интересно. Особенно, если представить, что они тут не мужиков обсуждают.
— Добрые. Понимающие. Ещё, наверное, спокойные. Но при этом, в человеке должен быть задор, что ли. Огонек, — слушая Цзи-Цзи, Усянь уже хотел было пошутить, что тому подошел бы их Сычжуй, будь он геем и подкачайся бы он посильнее, чтобы быть крупнее Цзи-Цзи, но часть про огонёк всё как-то убила.
— Сложно, — наконец подытожил мужчина.
— На самом деле, я встречал такого человека лишь раз. И не думаю, что у меня был бы шанс, — Ванцзи это сказал спокойно, но Усянь знал его с трех лет, буквально вырастил и воспитал, так что отчетливо уловил грусть в мягком голосе.
— Это почему? Он против таких отношений? — этот парень просто понятия не имеет, кого упускает. Да его малыш лучше любой женщины. Всех женщин, вообще, вот.
— Не знаю. Он старше. Я бы не стал говорить с ним о таком, — парень бросил пельмешки в кипящий бульон и принялся рубить зелень. Вид у него всё ещё был демонстративно отсутствующим.
Значит, волнуется.
— Я его знаю? Если да, хочешь, я поговорю с ним? — Вэй Усянь, ты что, сваха? Куда ты лезешь?
— Ну, думаю это не поможет. Спасибо, что заботишься обо мне так, ифу, — либо у Цзи-Цзи от лука глаза покраснели, либо этот интерес для его мальчика слишком больная тема.
— Просто я думаю, что этот парень понятия не имеет, какое сокровище он упускает. Ты золото. Уж я-то знаю, — конечно, знает, он это золото с ложки кормил и сопли вытирал, и кстати, не только сопли.
Тема в итоге заглохла на готовых пельменях. Сложно было вернуться к разговорам о любви, когда перед тобой ставят тарелку с вонтонами в жемчужном бульоне с рубленой зеленью и маслом чили. Да это же еда богов.
Его Цзи-Цзи готовил ничуть не хуже Цзян Яньли. Он даже научился готовить фирменный суп с корнем лотоса и свиными ребрышками точно так же, как цзецзе Вэй Усяня. В хозяйстве парень был неподражаем, да и в остальном блистал талантами.
Только вот, время идет, а он совершенно один. Ну, не считая своего ифу, который всё время рядом. Но он же не вечен. Ему скоро полтинник, одна вторая жизни будет пройдена. Уходя, он должен быть уверен, что его малыш не останется один, что у него будет на кого опереться.
Как раз к общему восемнадцатилетию, за две недели до дня рождения Цзинь Лина, они с Ванцзи узнали, что наследника двух семей, Цзинь и Цзян, собираются сосватать. Уже и сваху наняли, которая подбирала девушек, и вот ко дню рождения собирались осчастливить их цыплёнка.
— Это ужасно, — поделился своим впечатлением от новости Цзи-Цзи.
— Ну, ему же не обязательно в итоге жениться, — Вэй Усянь пожал плечами, спокойно встречая недовольный взгляд парня. Ох, у его баобэя всегда были проблемы с тем, что касалось свободы выбора. В этом Цзи-Цзи был до крайности боевым. — Не переживай, если А-Лин не захочет, я не дам его на растерзание всяким дамочкам.
— А если меня захотят женить? Ну вдруг? — это было исключено. Пусть Ванцзи и считался лучшим, трогать его семья не станет банально потому, что для них это пустая трата денег, да и наследовать Ванцзи, увы, нечего, кроме имущества своей собственной семьи, которое он получит только в двадцать два года.
— Я не отдам тебя никому, — взъерошив мягкие волосы на макушке.
— Правильно. Не вздумай меня никому отдавать. Цзи-Цзи хочет остаться с ифу, что бы ни случилось, — обхватив длинными руками мужчину в ответ, стройное тело парня крепко прижалось в теплом уютном объятии.
Тогда он только счастливо посмеялся, считая, что всё нормально, и этот парень не имеет ничего такого под этим. Ничего нового. Что они всё ещё ифу и его мальчик-сын.
Однако совсем скоро Вэй Усяню пришлось осознать, что он кое-что упустил. Кое-что очень важное.
Дело в том, что когда Ванцзи попадала на язык хоть капля достаточно крепкого алкоголя, юноша терял контроль над собой, и всё, что он скрывал за маской сдержанности и железным самоконтролем, вырывалось из него волной.
Шесть лет назад, только попробовав вино, он тут же уснул, а как проснулся, начал капризничать и спрятался от взрослых в одной из пустых комнат, не желая возвращаться за стол. Тогда Вэй Усянь сказал, что его малыш устал и ему не понравился алкоголь. Он попросил больше Ванцзи такого не давать без его ведома, и никто так и не узнал о капризах ребенка.
Позже, спустя два года, ситуация повторилась. Только Цзи-Цзи уже не капризничал, как очнулся от быстрого сна, он просто держался за своего ифу и не хотел того никуда отпускать. Ему был не интересен ни салют, ни подарки, ни красные конверты. Всё, чего хотел парень, это чтобы мужчина был рядом и не оставлял его.
Это было так мило и невинно в глазах Вэй Усяня. Не задумываясь, он рассказал Цзи-Цзи о том, как тот вёл себя, слегка опьянев, и парень тут же решил, что больше пить не будет. Мужчина не мог сказать ничего против. Любой взрослый бы обрадовался.
Может, ему стоило подумать об этом подольше? Поговорить с Ванцзи, разобрав всё подробнее?
Он потерял его в середине праздника. Гостей было много, на столах были перемешаны напитки, налитые в одинаковые бокалы, и даже сам Вэй Усянь несколько раз путал игристое вино с лимонадом... Ванцзи срочно нужно было найти, и он приступил к поискам незамедлительно, оглядывая заполненный зал с высоты своего роста.
Но в толпе Цзи-Цзи не было. Если бы тот потерял сознание, уснув от алкоголя, это бы вызвало шум. Значит, искать нужно было в другом месте.
Обыскав первый этаж, Вэй Усянь поднялся наверх и распугивал подростков, открывая двери без стука, разгонял парочки, предающиеся разврату. Ибо нечего. Это им не школьная вписка, а серьёзное мероприятие.
Ванцзи нигде не находился. Его телефон был в авиа режиме и звонки не доходили. Мужчина уже собирался поднять охрану и просмотреть камеры, но его пропажа вдруг обнаружилась. На балконе. Вэй Усянь узнал стройную спину в белоснежном костюме. Его тут же понесло к юноше с неукротимым желанием обнять, крепко прижимая к груди.
— Вот ты где. Я уже испугался, что тебя похитили, — обняв Цзи-Цзи за плечи, мужчина тихо рассмеялся. Он не заметил, что что-то не так, из-за облегчения, которое затопило его.
А Цзи-Цзи... был пьян. Если бы Вэй Усянь обернулся, он бы заметил пару пустых бокалов на столе и смятый плед в кресле, где парень, вероятно, переждал свой короткий сон. Стоило отметить, в состоянии опьянения Ванцзи не делал того, чего никогда не хотел бы сделать. Его поступки — это то, чего он не разрешал себе делать трезвым. То есть, он мог бы, но были причины останавливать себя.
И когда Вэй Усянь оказался рядом с ним, обнял, прижимая к себе, и пьяный парень узнал его... всё случилось само собой. Мягкие губы, пахнущие игристым фруктовым вином, прижались к горячему рту мужчины в неловком поцелуе.
К стыду Вэй Усяня, он не смог осознать ситуацию сразу. Его сковал шок на несколько секунд, а когда он всё осознал, он так и не смог оттолкнуть Цзи-Цзи.
Толкнуть от себя...
Юноша целовался неловко и совершенно неумело. Он сам быстро отстранился, глотая прохладный ночной воздух, и держался, сжимая пальцами чужую одежду. Глядя в его туманные глаза, мужчина молился, чтобы тот был настолько пьян, что не понимал что творит. Что это была просто ошибка, о которой можно было умолчать.
Но смог бы он молчать?
Особенно после того, как золотые глаза сфокусировались на нём и опухшие покрасневшие губы тихо на выдохе прошептали короткое — «ифу». То есть, Цзи-Цзи всё понимал. Понимал, что именно делает.
А что должен был теперь делать он? Что Вэй Усяню делать?
— Ифу, обними меня. Здесь так холодно. Мне холодно, — стройное тело прижалось к нему, мужчина привычным движением прижал юношу к себе, оглаживая спину и сведенные лопатки.
Он не смог. Не смог его оттолкнуть.
Вэй Усянь дождался, пока парень в его руках расслабится, и вывел его из дома, не прощаясь ни с кем, усадил в машину и отвёз домой. Оставить его там, где шатались все кому не лень и не запирались комнаты, он не мог. Вообще не мог оставить его там, где были посторонние.
Уложив Цзи-Цзи спать, умыв и переодев в пижаму вяло сопротивляющееся тело, мужчина вышел на кухню, достал из бара нераспечатанную бутылку виски и тянул её до самого утра. Ему ужасно хотелось нажраться до зеленых ежей. Нажраться и проснуться с осознанием, что всё это было сном. Что он забудет то, что было на балконе. Хорошо бы забыть вообще всё.
Однако это никогда не работало.
Казалось бы, ну поцеловал его Цзи-Цзи, сделай ты вид, что ничего не было, всё равно парень не вспомнит ничего, что сделал, на утро. Притворись. Хотя бы попробуй...
Но разве это будет честно? Обманывать Ванцзи, если он спросит. Факт того, что он выпил, парень не забудет, а раз не забудет, начнет спрашивать, что он делал, и по лицу Вэй Усяня поймет, натворил он что-то знатное, ибо с его лицом только в закрытый гроб или на кремацию.
И ещё, что, если это было важно. Для Ванцзи. Что, если он специально выпил, чтобы сделать то, что давно хочет. Ведь только в состоянии опьянения парень избавляется от оков собственных запретов. Как взрослый, мужчина должен быть честным, должен поговорить с ним, помочь, не оставлять одного.
Цзи-Цзи же просил никогда не оставлять его.
— Ифу? — по полу прошлепали босые ноги. — Боже всемогущий, ты что, всё это выпил?!
Сквозь алкогольный дурман мужчина слышал звон бутылок и шелест пакетов. Вероятно, он вчера ночью не ограничился одной бутылкой. Он мог. Вполне.
Смутно Вэй Усянь припоминал, что остаток ночи провел, заливая в себя алкоголь и докуривая остатки сигарет, которые берёг, стараясь не злоупотреблять этой привычкой перед Ванцзи.
Сейчас он был настолько не в себе, что даже не двигался. Одно неловкое движение и он наверняка пизданется с барного стула на твердый пол, и его голове это точно не понравится. Достаточно того, что он в принципе едва живой. Ещё пара часов и он начнет проклинать себя и всё сущее за эту хуевую идею упиться в дрова.
— Ифу? — прохладные пальцы легли на шею, где билась яремная вена. — Ифу, ты меня слышишь?
Ванцзи подрагивающими ладонями приподнял голову мужчины, заглядывая в глаза. Тот только вяло моргнул. Кивнул бы, да тело не слушалось. Кажется, из-за неудобного положения он отлежал себе... всё. Засыпать мордой в стойку в пятьдесят хуевая идея. Надо будет это запомнить и передать информацию другим, так, на всякий случай.
— Давай, вставай, тебе нужно лечь, — юноша не спеша развернул стул и, напрягая мышцы, взвалил пьяное тело, не подающее никаких признаков активности, на себя. Ему очень повезло, что Вэй Усянь просрал весь банкет, потому что искал эту верткую жопу. Иначе бы его лютейше тошнило и манило к унитазу.
Кстати, а чего он его искал-то? Ах да...
Мужчина вспомнил причину, по которой нажрался, эта причина как раз уложила его на диван, тревожно заглядывая в глаза. Блядь, кажется, он напугал себе ребёнка. Цзи-Цзи же не помнит ничего. И сейчас он остался один наедине с ним, и не дай бог начнёт обзванивать семью, пытаясь узнать, что вчера было, а на балконе, может, камеры есть, а они там сосались. Ох, вот же ж блядь.
— Ифу? Ты меня слышишь хоть? — мужчина моргнул, мол, слышу, но других признаков жизни не жди, всё тело затекло и колит. — Моргни ещё раз, если слышишь.
Усянь моргнул. Ну оно ему как бы и самому надо. Ванцзи мог бы и догадаться сам об этом, но похоже, парню такого знака было достаточно, чтобы успокоиться, сесть рядом на пол, устроить подбородок у него на груди и о чем-то задуматься. Вот не дай бог он сейчас что-то...
— Я люблю тебя, — выдаст...
Очень захотелось закрыть глаза и прикинуться мертвым. Но идея эта явно дерьмовая. Ещё напугает ребёнка.
— Прости, что пользуюсь твоим состоянием. Но так ты меня точно выслушаешь. Если ты, конечно, правда меня сейчас слышишь... — парень ещё раз прощупал его пульс, послушал сердце, в глаза посмотрел. В общем, убедился, что его ифу не остывает. — В общем... я тебя люблю.
В комнате повисла тишина. Усянь, что само собой разумеется, продолжал лежать овощем, а Ванцзи сидел на полу в легкой растерянности. Его ребёнок не был глуп, чтобы не понимать — от одной этой фразы ничего сверхъестественным образом не изменится, алкоголь из мужчины не выветрится и в объятия он к нему тут же не бросится.
А вот в том, что двинуться Вэй Усянь не мог, были и плюсы. Мужчине очень хотелось выйти, желательно в окно. Желательно совсем, потому что он остро чувствовал, будь он трезв, не вывез бы таких откровений.
Не стоило надеяться, что Цзи-Цзи имеет в виду что-то типа «люблю тебя как родного отца». Иначе зачем всё это? Зачем было целовать его там на балконе? Ведь этот мальчик, даже пьяный, очень рационален. По нему даже не поймешь, пьян он или нет, его не шатает и язык у него не заплетается.
— Ифу, я... понимаю, что это кажется неправильным. И ты, возможно, подумаешь, что это ты что-то не так сделал, но это не так. Ты здесь совершенно не виноват, — парень взял мужчину за руку, ласково поглаживая прохладными пальцами горячую кожу. Ох, он прекрасно знал Вэй Усяня. Тот действительно мог думать лишь о том, что это его вина. Так было всегда, это не было для Ванцзи секретом. — Я ничего не могу с этим сделать. И если честно, я не хочу. Не хочу ничего менять и пытаться отказаться от этих чувств. Если уж и любить кого-то, то только тебя.
Цзи-Цзи положил голову мужчине на грудь, отвернув лицо. Его тело заметно подрагивало, видя это, сердце Вэй Усяня сжималось от боли и печали.
Он не мог ничего изменить. В себе. Не мог перестать любить Ванцзи. Не мог заставить себя испугаться слов юноши, почувствовать отвращение, возненавидеть или что там ещё чувствуют другие, когда сталкиваются с тем, чего не понимают.
Он не мог.
Это ведь всё ещё Ванцзи? Всё ещё тот мальчик А-Чжань, который вырос рядом с ним? Это, чёрт возьми, ребёнок, которого мужчина защищал, оберегал и воспитывал пятнадцать лет. Целых пятнадцать лет.
— Тебе необязательно принимать это. Правда. Я пойму, если это для тебя не приемлемо, ведь я всегда был для тебя ребёнком. Просто, позволь мне остаться, хорошо. Пожалуйста. Я не хочу уходить, — Цзи-Цзи не плакал. Он говорил тихо, но мужественно сдерживался, к тому же сейчас всё равно ему бы не дали никакого ответа. Пожелай прогнать его, Вэй Усянь не смог бы этого сделать, а парень не хотел верить, что мужчина смог бы.
Ванцзи не хотел верить, что всё вот так кончится. Что его ифу пожалеет о том, что когда-то не послушал свою семью и оставил его.
Ведь именно это решение, там, в прошлом изменило всю их судьбу.