Глава 14: Цветок, проросший сквозь асфальт
Тот вечер начался с дождя.
Тяжелые капли стучали по крыше и окнам, затягивая мир в серебристую пелену. В гостиной было тепло — Минхо включил обогреватель, хотя Джисон уверял, что это излишество. На столе дымились две кружки какао (Минхо, к удивлению Джисона, оказался сладкоежкой), а между ними — пакет с соленым попкорном, купленный по дороге домой.
На экране телевизора разворачивалась драма «Цветок зла» — мрачная, психологическая история о любви, скрытой под маской лжи и боли.
— Ну и депрессивный замес, — пробормотал Минхо, откинувшись на спинку дивана. Он был в черной футболке и спортивных штанах, его босые ноги упирались в журнальный столик. — Все врут, все страдают. Типичная дорама.
Джисон ухмыльнулся, закутавшись в плед.
— Ага, а ты смотришь, не отрываясь.
— Потому что смешно, — Минхо бросил горсть попкорна в рот. — Смотри, этот тип вроде бы холодный психопат, а сам каждый эпизод чуть не плачет.
— Может, он просто боится потерять ее? — Джисон притих, глядя на экран, где главный герой сжимал в руках фотографию жены, его лицо искажалось от немой агонии.
Минхо замолчал. Дождь за окном усилился, превратившись в сплошной гул.
— Ты знаешь, — вдруг сказал он, голос его был неожиданно тихим, — я его понимаю.
Джисон повернулся, удивленно подняв бровь.
— Да ладно? Ли Минхо, цитирующий дорамы?
— Заткнись, — Минхо швырнул в него подушку, но в уголках его губ дрогнула улыбка. Потом он серьезно посмотрел на Джисона. — Просто… он же не знает, как сказать правду. Боится, что если она узнает, какой он на самом деле, то…
— Сбежит? — Джисон приподнялся на локте, изучая лицо Минхо.
— Да.
Тишина. Только дождь и приглушенные голоса актеров с экрана.
— А если она любит его? — Джисон сказал это осторожно, как будто проверяя лед. — Настоящего. Со всеми его… тенями.
Минхо замер. Его карие глаза, обычно такие уверенные, сейчас были беззащитными.
— Тогда ему чертовски повезло.
Джисон не ответил. Вместо этого он медленно потянулся и взял Минхо за руку. Тот не отдернулся. Его пальцы, сильные и теплые, сомкнулись вокруг пальцев Джисона.
На экране герой целовал жену, и в его глазах была вся боль мира.
— Мы же не такие, — прошептал Джисон.
— Какие?
— Трагичные. Недосказанные.
Минхо повернулся к нему. Его лицо было близко. Очень близко.
— Нет, — он сказал просто. — Потому что я не собираюсь врать.
И поцеловал его.
Не как тогда, в парке — робко, неуверенно. И не как в туалете — жестоко, с желанием причинить боль. А так, как будто это было единственно правильное, что он мог сделать.
Джисон ответил.
Какао остыло. Дорама продолжала играть, но они уже не смотрели.
Дождь за окном стих.
А в доме, где когда-то жили только тени, наконец расцвел цветок.
Тьма исчезает там, где кто-то решается назвать тебя своим.»