Когда звезды обещают проснуться

Я закрывал глаза и снова смотрел в пустоту. Не слышал совершенно ничего, что происходило вокруг: ни бесед людей, ни пения птиц, ни автобусов, проезжающих мимо. Я был словно в другой вселенной на перепутье волшебных миров, поскольку слышал только свое дыхание, которое пытался всеми силами успокоить.

Погода снова наладилась. Сезон дождей был позади, как и любые морозы, неожиданные циклоны и прочие прелести испорченного экологического воздействия людей на планету разбитых сердец. Впрочем, сказать того же самого насчет погоды в моей душе было нельзя. Душу мою атаковал опасный ядовитый штиль, который сильнее расшатывал нервную систему, словно маятник на ветру. Я открыл сонные глаза, когда услышал очередной прибывший автобус, снова поймав себя на мысли, что и этот автобус был не тем, которого я так долго ждал. Лишь изредка слышались импульсы и вибрации остановочного табло, пока я сидел на скамье, перебиваясь ветрами, зашедшими за металлические преграды остановочного пункта или сооружения. Я не имел сил идти пешком из-за наихудшего самочувствия и болезни, поэтому просто ждал, стараясь не умереть. Ничего не хотелось, как и не не хотелось в том самом проклятом числе. Не простудиться под дождем у меня так и не вышло. Поэтому я медленно вспоминал.

- Когда мне плохо, я покупаю звезды. - Сказала тогда она.

Я стоял, не до конца разрешая себе осознать смысл сказанных слов, в который раз лишь успевая моргать глазами и судорожно переспрашивать:

- Когда плохо?

Луна улыбнулась. Она явно не была готова говорить со мною о ночи и о том, что так долго лежало в самой глубокой глубине ее души. Поэтому присела на кровать, снова уставившись на мерцающие огоньки сверху. Дыхание ее было громким, или же это я, навострив уши, не был готов слушать совершенно ничего, кроме как ее слов, которые, кажется, решали чью-то судьбу.

- Звезды. Властители мира! - Растягивала букву р. - Здесь навряд ли когда-нибудь станет ярче. - Посмотрела она на меня.

Я затаил дыхание. Ее слова снова не высказывали настоящего мнения, снова они не были готовы честно признаться мне, в чем обстоят дела, и почему они так строги к собственному написанию. Снова. И снова... Луна точно была уверена в том, что я обязательно спрошу ее почему больше в комнате этой, в убежище ее хрупких и нежных черт, не станет хоть каплю светлей. Она точно была готова сама говорить это за меня. Я, кажется, изучил ее поведение вдоль и поперек, когда тело мое только полностью поробело, я поднял упавшее полотенце, прикрывая им свои голые плечи. И не знал, что и ответить на снова брошенные в хлещ фразы, присаживаясь рядом. Мне было так паршиво от себя из-за того, что не смел я раньше замечать ее боли и страданий, которые вымаливали звезды с небес. А в голове мерещились лишь мысли о моем страхе быть отвергнутым ею.

- А я знаю, что ты хочешь спросить. - Перебила Луна мои опасения и дурацкие мысли в который раз. Успевала говорить так радостно и бойко, что я, кажется, совершенно потерял ход вещей и перестал обращать внимания на то, что сидел к ней так близко, что атмосфера стала в тысячу раз романтичней и трогательней. Снова было важно не это. Я словно бы, как в самый первый день, когда глаза мои имели наглости осматривать ее очертания, проглотил язык, не в силах сказать ни единого паршивого слова.

- И что же я хочу спросить? - Запинался я в собственном языке не меньше, чем любая фантазия и вспышка успевала крутиться в моей голове.

Луна моя милая только игриво смеялась, выдыхая то ли от страха, то ли от паники или усталости дней. То ли от облегчения или, напротив, слишком большой ноши, которая наконец вырывалась наружу, делая дни хоть каплю веселей.

- Ты спросишь меня, почему. - Начинала Луна. - Я же отвечу: "Потому что теперь я с тобой". - Выдерживала паузы и поднимала кончики губ. - И мне не нужны звезды ярче. Теперь нет. - Говорила она за меня.

Вот к остановке подъехало очередное транспортное средство общего пользования. На этот раз именно то, которого я так отчаянно столько-то времени ждал.

Нерасторопно, словно под забвенным сном этого яркого солнечного денька, я зашел в транспорт, протянул карточку для оплаты, после чего уселся на законно предоставленное мне место. "Теперь нет" - крутилось в моей голове. И я в этот раз даже не думал о токсичных и злобных бабушках, которые будут кричать с приказом уступить место, ни о завтрашнем дне, экзаменах, каникулах, родителях. Ни о чем.

Она говорила загадками. Я же только успевал себя ловить на мысли того, что места в той комнате для чуждых звезд более не имеется. Был только мой страх, что я стал ненужной звездой.

Любые разговоры с милой душой были тяжелыми - после них как никогда приходилось задумываться о жизни и о своих приоритетах и плюсах. Но меня это не расстраивало и не убивало, нет. Меня это рисовало. На небе мерцающих грез. В голове оставались лишь последние штрихи загадок. Загадок ее же слов.

Вечер тот, когда посмел я выкинуть зонтик и снова купить мармелад, сулящий разлуку, прошел так же холодно, каким было небо и какой успевала бывать погода, когда я успел полностью промокнуть насквозь и заболеть. Пришлось отлеживаться в не менее дурацкой общаге, когда люди толпами ходили около комнаты туда-сюда, не давая мне ни в дневное, ни в ночное, ни в какое любое другое время нормально спать. Хотелось отрезать прохожим ноги, только чтобы хотя бы на маленькую секундочку была возможность вздремнуть и ощутить долгожданный сон, которого я последние дни так сильно жаждал.

Горло паршиво болело, отдаваясь мне этими болями прямо в голову, что я, гонимый волнами этой импульсивной болезни, попросту не соображал, что же именно нужно делать в ситуации полного негодования и невозможности передвигать ногами, а также шагать хоть куда-то. И вовсе не обязательно вдаль. Луна же моя смогла только через приятеля душку-соседа передать мне лекарства, не в силах и не в возможности зайти ко мне, как на чай или в гости (правила общаги никто не отменял). Впрочем от болезни такой появились и свои удушающие плюсы - я снова имел уйму времени размышлять о жизни и о том, что никогда не было подвластно мне.

Звезды означали для нее слишком многое. Мы сидели с ней в той маленькой комнатушке, пока свет сам по себе не включался, а мы втыкали в люминисцентные звезды, которые были столь яркими, что и ощущения ночи не возникало опять. Луна моя продолжала молча выглядывать кометы на потолке, пока я в этой черно-яркой коробке выглядывал ее лицо среди просторов неисчислимого океана звезд.

- Не понимаю, о чем говоришь. - Выдавал я сухо, как по шаблону.

Хоть слова мои было красноречивыми, такими уверенными и бойкими, я точно лучше любой другой несчастной звезды в том помещении знал, что вру моей милой Луне, что сам не желаю признаться, что я все понял. Что я понял, как сильно мне страшно остаться одному, потерять ее, опять лишь мечтать увидеть луну на тусклом небе и страдать от сумасшедшего страха ночи, которая наступает. И по последнего не мог убедить себя сам, что это все-таки Я был для нее звездою. В то время, когда именно ОНА была для меня всем, благодаря чему я, собственно, жил.

Луна же продолжала будто бы искренне улыбаться, пока я боялся строить какие-либо догадки в своей голове, когда на самом деле больше всего боялся того, что точно знал, чем весь этот разговор наш опять закончится. Сильнее закутывался в полотенца, только чтобы сжать внутреннюю боль, которая разрасталась в груди из-за очередной тревожности не увидеть ее нигде.

- Помнишь, когда мы с тобою впервые заговорили? - Начала она, не в силах остановиться перебегать очами на мои глаза. - Ты спросил меня, зачем же ее бояться, тьмы. - Я сглотнул ком в горле, и совсем позабыл о подобных фразах предыдущих дней. Да и думать о них в столь напряженную минуту не мог! Она же закрыла глаза и отвернула от меня голову, снова набирая в грудь как можно больше коварного воздуха. Она точно знала, что говорить. И казались мне эти слова почему-то печальными, тревожными. Словно уходящими навсегда. - И какой же был правильный ответ? - Я продолжал лишь молчать. - Не знаешь? - Снова смотрела на меня своими хитрыми и до боли опасными глазами. Я так и не осмеливался предположить хоть что. Нарушил правило всегда говорить с ней, только чтобы она не молчала, мне было так страшно, так боязно, я не мог поверить своим догадкам и ее печальным словам. - И почему же? - Говорила она, играя на моих нервах.

Я тем временем онемел, в ужасе вырисовывая образ наших бесед. Но ответ почему-то пришел в голову сам. И я говорил:

- Потому что я больше ее не боюсь.

Моя остановка. Я вышел из транспорта и прокашлялся. От недавней болезни осталось лишь грустное воспоминание внутри моих легких и некоторая неприятная кутерьма холода и обреченности на поверхности миндалин. Но волновало меня не это. Я торопился к девушки звездных ночей, потому что на это опять появилась причина. Я снова сильнее жизни боялся ее потерять.

Болел я около недели. За это время в жизни университета, как и любого уважающего себя студента, произошло достаточно много событий. Например, начались долгожданные каникулы. Конечно, только для тех, у кого не было необходимости выйти на сессию. Мне повезло, и я был в числе отдыхающих людей.

На улице уже пахло настоящим летом, перемешанным с воздухом свободы и будущего отдыха. Я же медленно размышлял о жизни и о будущих планах, совершенно не понимая, кем хочу или не хочу быть в том числе. Правда теперь меня это, на удивление всевышних оков, не пугало. Потому что я знал, что однажды смогу узнать об этом, только стоит немножечко захотеть. И я, кажется, полностью влюбился в это мнение, которое так страстно пытался привить девушке прошлых мечт. Ведь страх ничего не дает?

Рядом с Луной я чувствовал себя иначе, не так скованно и жалко, каким был в глазах других людей, и, самое главное, в глазах самого себя, когда долго не мог сообразить, что же делаю так или не так одновременно. Теперь всё стало будто бы каплю проще - это оказалось намного легче и эффективнее - переставать думать о проблемах и наконец делать хоть что-то, чтобы их решить. Страх, думал я, он же просто завистник на пути достижения цели. На моем пути, который я так тщетно искал. Я снова закрывал глаза, слушая, как сердце мое стучит так же, как стучало раньше: тук. Тук. Тук.

Наконец дошел до ее подъезда. Набрал заветные две цифры на экране домофона, принялся ждать гудок. Гудок не желал раздоваться, а сердце мое сильнее устремлялось в пляс, когда я понимал, что Луна мне так и не отвечает. Не отвечает так же, как не отвечала вчера, позавчера. И любые другие дни, когда я не имел никакой силы встать с кровати и сделать хоть что-нибудь. Я сильно боялся только единственного поворота событий, который мог быть реальным в чудной голове сумасшедшего человека вроде меня. Да и ночь та, когда мы говорили с Луной по душам, кажется, снова становилась последней ночью, когда имели возможность встречаться.

Ее снова на удивление не было нигде. Ни в проклятой галереи дурацкого телефона, ни в вспышке фотокамер, ни в удаленных переписках социальных сетей. Голова моя снова окутывалась необычайно опасной и страшной паникой, которая звучала громче, и громче, и громче тихих ночей. Я снова пугался, что луны моей не было нигде, что снова остался один, начиная невыносимо сильно бояться будущего, мрака жизни, в котором вновь оказался. И тогда я снова вспоминал любые слова той проклятой ночи, которая стала последней на перепутье наших дорог.

- Потому что я больше ее не боюсь. - Отвечал я.

Луна моя снова ехидно улыбнулась, как самая настоящая лиса, снова смотрела на меня своими испуганными, но такими любимыми, добрыми, нежными глазами, что мне только хотелось плакать, потому что вызывали они у меня столько воспоминаний, что я больше просто не мог терпеть.

Она опустила глаза в пол.

- Тогда, перед тем, как мы с тобою закончим, пожалуй, скажи, что за новость была у тебя? - Говорила она, а я будто знал, что она уже давно обо всем была в курсе. Отвечать на какую-либо другую тему тем более не хотелось.

- Что я подал заявку для учебы за рубежом. И ее приняли... - Скудно говорил я, уже не чувствуя свои достижения столь значимыми для рассказа. Боялся я одного.

- Получается, не испугался? Будет ведь трудно. - Говорила она, может быть, в попытках меня испугать. Я сжимался еще сильнее, что сердце мое устремлялось в ужасный пляс, но переживал сейчас по причине не той. Мне было страшно, что скажет она теперь, потому что я точно знал, что она скажет мне теперь!

- Не страшнее быть без тебя! - Словно сам признавался в любви, как тот капризный дурачок-сменщик, вел себя подобно ему, хотя никакого мороженого не ронял.

Луна же мне попросту улыбнулась, освещая эту темную комнату дней значительно сильнее, чем так успевали звезды. Я не хотел даже думать к чему все ведет, мне было так невероятно больно и страшно, что все закончится, что я снова будут лишь мучительно долго выглядывать звезды на небе. Я не хотел, нет, я точно не хотел, чтобы она исчезла, мне было так страшно, так страшно, что я... Я... Я просто задыхался от страха подобия беззвездных ночей. Но душа моя тем временем продолжала, вовсе и не собираясь останавливаться на полпути.

- Значит, осталось только последнее, да? - Спросила она меня. Так тихо, глухо. Будто бы точно знала, что все равно я услышу ее и отвечу. Я качал головой. Слезы начинали тихонько идти из глаз. Я ничего не хотел, но не мог поступить иначе.

- Я ведь звезда. - Выдавливал из себя, проглатывая собственные слезы, лишь пытаясь глупо отшучиваться. Но и это меня не спасло. - Мне невольно бояться ночи!

Луна же снова добродушно улыбалась с моих слов, встала с кровати и подошла ко мне ближе. Смотрела прямо в мои глаза. Я заливался отчаяньем ярких звезд.

- И вправду, ты словно звезда. - Говорила она так спокойно, каким не мог позволить бывать себе я. - Значит на этом, пожалуй, всё? - Выдерживала паузу. - Остался последний лишь страх? - Покупала молчание. - Пора прощаться? - Но глаза мои залились невозможно горькими слезами, когда я понимал, что не хочу терять ее и до сих пор не готов.

Я встряхнул головой. Снова начал набирать цифры на домофоне. Снова ждать. Уже начал трясти ногой от неразделенности чувства и очередного страха, что Луны моей нигде нет. Судорожно достал телефон из кармана, принялся набирать ее номер. Проклятый гудок. Выбранного вами номера не существует. Я не мог поверить, что ее нигде нет, не хотел верить в это, мне было страшно. Снова чертовски сильно страшно, что я никогда ее не увижу, что она никогда не придет ко мне, что я снова остался один!

Со психу и паники выкинул телефон в сторону со всей силы. Сердце стучало, как бешенное, было тяжело держаться на ногах, голова гудела и не воспринимала плывущие картины жизни всерьез, да и физическое состояние, которое еще подпитывалось некоторой недавней простудой, накаляло обстановку и любые мечты. Даже на проклятом небе опять нельзя было увидеть ту же луну, которую я так тщетно повсюду искал.

Наконец с той стороны дверного мира отворилась подъездная дверь, это какая-то пожилая женщина, заприметив, как я минут 20 стоял и пытался попросить открыть мне хоть у кого-то, решила взять дело в собственные руки. Но мне это было неинтересно.

Она что-то кричала мне вслед, а я же тем временем проскочил внутрь, нарезая круги по винтовой лестнице на нужный этаж. Ноги болели очень сильно. Очень сильно болела душа. Мне было страшно, мне снова было чертовски страшно, что все так закончится, что Луны снова не будет нигде, что я снова остался один. И снова никакое чудо не вытащит меня на небо к отчаянным звездам! Я возвращался туда, куда так сильно боялся пасть. Последнее... - Вспоминал я ее слова. Остался последний страх - говорила она мне. Страх, что Луна от меня уйдет.

Вот лестничная площадка. Бабка, которая погналась за мной, выкрикивая что-то вслед. Стены, повсюду разрисованные в граффити и прочих символических знаках молодежных культур. И та самая дверь, за которой был мир Луны моих снов.

Снова затаил дыхание и остановился. Медленно, насколько хватило тогда мне храбрости и возможности бороться со страхом, сжал ручку дверную в прихожую сильнее, чем держали меня так оковы мирских человеческих дней. В очередной раз сглотнул коварный ком в горле. Вспомнил встречи около шепота капризных волн, платье, всегда уходившее на восток. Мерещился запах тины... Сердце мечтало выпрыгнуть из груди. Я до последнего не позволял себе верить, что все это так и закончится, что я снова останусь один. Тело мое было отражением страха и невероятной злости на самого себя и проклятые распоряжения ночи.

Но вот я опустил дверную ручку, на привычку течности дел которая открыла мне дверь. И я снова преодолевал страх без поддержки пленника неба отправляться наверх, туда, где некогда еще успевали просыпаться отчаянные звезды.