Когда звезды обещают проснуться

Ночники, лампы, люстры, фонари, свечи... Я, кажется, просматривал весь интернет, словно бы готовился к собеседованию в компанию, продающую люстры (на этом моменте взял себе на вооружение, всё-таки такая работа была явно лучше кровавых пляжей и тусклых ночей). От этого узнал и много нового, например, о существовании светящегося наполнителя для котов... Но удивлялся не долго, поскольку важно было сейчас совершенно не это. Важно было разогнать надоедливую глупую тьму. У меня наконец-то появилась цель.

Тут же принялся рыскать, как настоящий психопат под чарами очередной жертвы (когда некогда сам пал жертвой очарования моей души), в поисках хоть каких-то очередных денег и средств среди одежд и предметов душной общажной комнаты. Как и всегда, пугал резкостью своей соседа по комнате, и, как и всегда, не реагировал ни на что, чем смел он некогда возразить. Я вновь собирался однонощно обнищать ради искренности любви моей. И теперь вновь, как и в прошлый раз попытки изменить хоть какой-то отчаянный цвет, загорелся идеей светиться ярче, чем тусклая и мрачная луна на небе.

Наконец в полной степени сообразил, что мне нужно сейчас больше всего. Передо мной на экране наивного монитора вылазили яркие, веселые, жизнерадостные картинки товаров, которые так и кричали: "Купи нас, купи! Мы точно сможем разбавить грустную обстановку и помочь тебе справится совершенно со всем, чем ты некогда помышлял!" Не купиться на подобного шантажа слогана было попросту... Невозможно?

Я вышел из общежития и снова отправился в магазины. Цель и в этот раз моя была более чем ясна - в голове крутились классные идеи придумок человечества, одной из которых бывали светящиеся вещи.

Когда я пролистывал ленту товаров, мой взгляд сразу же пал на них. Это были и светящиеся ушки, как у кота, и какие-то прозрачные шарики с блестками, которые излучали глупость и забаву сильнее, чем некогда излучал эту глупость сам монитор. А также сотни, если не тысячи, вариантов не менее светящихся безделушек.

Умеренным шагом ступал я с испуганными глазами по магазинам и центральным площадям, в поисках подходящих покупок. Знал, что денег, как и всегда, будет мне более и не видать, как только снова решусь потратить всё до гроша и остаться нищим. Но меня это больше и не пугало, не пугало меня ничего. Потому что я будто бы, как сильно казалось, знал, что именно следует делать дальше.

Закупился на все имеющиеся сбережения. На шее моей висели светящиеся бусы, на голове была странная шляпа, будто бы сбежал я с какого-нибудь фестиваля дурацких костюмов, а на руках небрежно танцевали те самые браслетики из детства, которые имели привычку столь забавно хрустеть. В пакетах и сумках же, которые весили, кажется, больше тревог на душе, не переставали толкаться и прочие осветительные принадлежности, которые желал отнести Луне. Я больше всего на свете сейчас хотел светиться на тусклом небе, хотел быть самым ярким дорожным знаком на пути вселенной и самым белым пятном на бесконечной краске черного небытия. Я, кажется, сам становился отчаянием под ярким светом подобных вещей.

Отправился к ней в гости. Решил приехать сюрпризом, чтобы показать всю уверенность и серьезность своих намерений, а также чтобы не иметь возможности со стороны Луны передумать. В каком-то смысле это было жестоко по отношению к ней, потому что таким образом я не оставлял ей выбора. Но, тем не менее, важно было не это. Теперь я был в тысячу раз светлей слушать в случае чего и ее темный отказ.

Жила Луна моя недалеко от центра, так что я смело имел возможности дойти до нее пешком. Прохожие люди смотрели на меня, как на сумасшедшего, пока я, полностью укутанный в яркие узоры светящихся мерцающих вещей, ступал по тротуару, не взирая ни на их привередливые взгляды, ни на себя со стороны, ни на других людей. Я просто шел. Я впервые в жизни, хотя и не без страха, точно шел к поставленной цели.

Вот повернул за угол и оказался около ее дома. Сердце мое трепетало от полета чувств, которые были сейчас увереннее любой темноты на бесконечном горизонте этих надежд. Я был столь уверен в себе, будто точно знал, что ярче этих звонко-тихих дурацких ночей. Во мне была сила, во мне, самое главное, не было отвращения! Впервые за долгое время я не так сильно ненавидел себя, как любил. Я, кажется, впервые за долгое время забыл, что такое возможно, не ненавидеть себя и не угнетать.

Стук не только моего сердца, но и в ее дверь. Руки заметно потели, пока я стоял напротив квартиры, за дверью которой была моя любовь. Было страшно, что я опоздал, и она не откроет. Страшно, что никакая световая гамма на теле несчастной души не задобрит Луну и не разрешит ей выйти из тени дурацкой ночи. Но вот дверь открылась, и я снова имел право любоваться ей.

- Привет. - Сказал я, пока руки мои еле держали тяжелый и уже горячий от света пакет. - Ты как-то говорила, что боишься тьмы. - Сглатывал ком в горле. - А что, если, - Протягивал пакет. - это тьма начнет бояться нас?

Так проходили дни. Вечера переставали быть такими кошмарными, какими бывали раньше, стоило только на одну секунду подумать о грустном небе и страхе ночи. Тень и мрак, которые так привычно окутывали с головы до ног, больше будто бы и не тревожили, напротив, становились капельку приятнее в сознании перемешанных чувств. Постепенно я забывал о тоске и боли, которая еще несколькими ночами назад терзала мое сердце от невозможности звезд рисоваться на небе. Я медленно принимал факт того, что смысла боятся беззвездных ночей больше нет, потому что тьмы никогда не будет, если я сам наконец стану проклятым светом.

В один из таких дней мне довелось оставить ненадолго печальные пережитки проходящих экзаменов и чересчур сильные эмоции, поскольку пришлось отправиться к своим родителям, куда-то туда, далеко. Именно туда, откуда я некогда так отчаянно и расторопно желал уехать. А причиной этому стало просто... Мамино день рождение.

Дорога далась мне достаточно сложно. Я до сих пор не мог найти в себе хоть какие-то силы возвращаться в родительский дом, потому что желаний, как и стремлений, как и фантазий и прочих причин захотеть возвращаться туда, не находил. С родителями этими давно был в ужасной ссоре из-за всего, что случилось и не случилось в том числе. Отношения были натянутыми, словно струны гитар, из-за ряда причин, перечислить которые было бы крайне сложно.

Из самых жутких и ярких воспоминаний насчет этой семьи, пожалуй, могу рассказать только о бесконечных скандалах и негодованиях в мою сторону со стороны обоих родителей. Особенно когда их дитятко в моем лице так и не смело оправдать какие-либо надежды.

Я родился в небольшом городке, где из развлечений бывали лишь сплетни да рыбалка. Единственным неприлично-приличным учебным учреждением там был медицинский университет, не стыдно похвастаться, один из самых лучших в нашей области. Именно туда стекались люди со всех окрестностей, чтобы стать самыми лучшими, продвинутыми и востребованными врачами. Моих родителей подобного рода восторженность от этого вуза не смогла пройти стороной, из-за чего они долгое время вынуждали и себя, и меня считать, что быть доктором - моя мечта, особенно учитывая то, что жил на тот момент я в преимущественно медицинском городке. А значит и без работы точно никогда не останусь. Это ведь так удобно и безопасно!

Меня, конечно же, подобного рода мысли совершенно не устраивали - я никогда не интересовался медициной, никогда не хотел лечить людей, помогать им, быть их опорой или поддержкой. А напористое давление родителей же только сильнее разжигало внутреннюю злобу и панику того, что я останусь чахнуть в этом маленькой городке, но зато с их любимой "с-т-а-б-и-л-ь-н-о-с-т-ь-ю". Я возненавидел все в этом месте, любых людей, любые воспоминания и, самое главное, даже родной дом, в котором умирал значительно мучительнее, чем погиб бы хотя бы на улице. Мне было тесно, плохо. Я задыхался от недостатка возможностей и какой-либо жизни. И каждый день смотрел на своих и так несчастных родителей, которые постоянно ругались, экономили каждую "стабильную" копеечку их зарплаты и попросту не давали себе пожить. Радоваться этому существованию и чего-то желать. Я, пожалуй, намного больше, чем когда-либо до этого момента, испугался того, что проживу подобно несчастно. Испугался, что навсегда застряну здесь на нелюбимой работе, как они, с надоедливыми неменяющимися лицами из-за маленькой численности населения. И, самое главное, без какого-либо смысла. Поэтому и медленно принимал для себя решение просто бежать, куда только смогу и куда только смотрят мои глаза. Так и, преодолевая любые попытки остановиться и быть никем, оказался в мегаполисном университете, имея только огромный страх на плечах, какие-то финансовые сбережения на первое время (кстати, которые заработал сам) и невероятно большую мотивацию начать всё с чистого листа. Вот только не учел одной маленькой детали - тогда я сбежал не от родителей, нет. Я сбегал от самого себя. А этот чудик так и не перестал меня преследовать. Вот так вот и пал в бою с некоторой апатией, которая однажды привела меня на тот самый пляж самоубийц с не менее убийственными мыслями. И где я встретил свою Луну. Значит, всё-таки, что-то было не зря?

Я медленно выдыхал. Выгружал чемодан из такси, цветы маме, которые выбрал в качестве подарка. Подходил к долгожданному подъезду. Видеться с этими людьми, которые так сильно заставили меня возненавидеть жизнь, сил больше я не имел. Внутри себя до сих пор чувствовал терпкую обиду за всю ту боль, которую они причиняли мне постоянно своим непринятием и негодованием от меня. Когда я же не требовал от них ничего более, кроме как понимания. Но и его так и не получил...

В глубине души, где-то там, далеко-далеко, осознавал, что эта так долговечная обида говорит во мне, да картины наших постоянных недопониманий и скандалов перед глазами. Но мне было слишком больно справляться с этим страхом, что жизнь моя больше не такая милая и прекрасная, какой бывала всегда. Когда я был рядом с папой. Мамой. Когда мама обнимала меня, как родного любимого сына, а не как помеху ее драм. Я медленно выдыхал, снова возвращаясь в коварную реальность.

Пока руки мои еле выдерживали тяжеленные вещи, голова не работала, а душа так и предвещала очередной поток негатива и злобы, которую придется испытать, дверь в квартиру открылась передо мной. Оттуда выглянула матушка, вся такая нарядная, полная сил и энергии. Она смотрела на меня недолго, после чего мимолетно, думаю, только из вежливости и традиций, поцеловала в щеку, забрала цветы, разрешая войти в дом.

Где-то там, на задних планах квартирки стоял отец, напряженно поглядывая на меня, пока я раздевался, снимал обувь, пытался исправить испорченную прическу на голове. Папа задумчиво и коварно молчал, поглядывая на меня исподтишка, атмосфера эта удручала сильнее, потому что возникало то самое желание уйти подальше от внезапно наступившего испанского стыда за всё, что происходит вокруг.

Родители выглядели не особо добрыми ко мне, хотя и то было по понятным причинам. Я до последнего отказывался приезжать, пока дело не дошло до ссоры и очередного выяснения отношений. Поэтому, собственно, отходя от свиданий с любимой Луной, я снова был там, откуда так отчаянно осмеливался бежать. Снова боялся почувствовать кандалы на своих ногах.

Сели за стол без происшествий. В воздухе до сих пор чувствовалась напряженная атмосфера, которая давила на мое психику и заставляла тело необычайно чесаться от аллергии, кажется, на эту неприязнь. С матерью успели обмолвиться парочкой словечек, наподобие, как доехал, все ли у меня хорошо, как там учеба вообще. С отцом же смогли только нервно сказать друг другу "привет", потому что на более попросту не хватало очередных вечно заканчивающихся сил. Хотелось уйти отсюда как можно скорее, я знал, что будет дальше, стоит хоть кому-нибудь здесь открыть свой рот.

Я взял вилку в руку, в другую нож. Принялся нервно разрезать кусок мяса. Родители от меня не отставали, изредка переглядываясь меж собой, не в силах начать разговор.

- Кхм... - Кряхтел отец, кажется, попытавшись взять ситуацию в свои руки и в очередной раз воспитать меня. - Ну как там учеба, что нового, интересного?

Я продолжил безэмоционально прожевывать пищу.

- Да хорошо всё. - Даже слепому было бы видно, что я не настроен на разговор.

Мама продолжила нападение.

- А оценки как? Не сожалеешь хоть, что поступил?

Я невольно уронил нож на пол. Слова матери резали мои уши намного острее того, как я резал хотя бы то же мясо передо собой. Я прекрасно осознавал к чему ведет сей разговор, а этого, к сожалению некончающихся дел, не желал больше всего на свете. Попытался успокоиться. Слова матери звучали, как настоящая усмешка, да еще и давили на меня с такой силой, с какой любил угнетать себя я при любой удобной возможности. Я уже даже и не думал о том, что они действительно хотят, чтобы я был счастливым. Любые слова и любые попытки исправить ситуацию или дело всегда заканчивались очередной ссорой. Я не хотел даже думать о том, что же будет завтра или через минуту, через час или тому подобное. Я ведь всегда был для собственных родителей недостаточно хорошим и воспитанным человеком...

Поднял нож, в попытках усмирить дурацкое сердце. Злиться было не к месту, но я уже сожалел о том, что приехал сюда, выслушивать, какой же я обалдуй и бестолковый человечек.

- Ну сейчас экзамены идут. - Расторопно успевал я, только чтобы не задержаться на этой теме еще хоть немного. - Вроде нормально закрываюсь.

- Пф... Понятно. - Фыркала мама, поправляя бусы на своей шее. Я же загорался, словно спичка, понимая, к чему всё ведет. Такое отношение к моим историям и событиям жизни разжигало во мне настоящую злобу, ярость наступающих дней.

Я знал - любой разговор, любая встреча. Куда бы я не делся, всё всё равно сводится к единственному исходу событий - непринятию моего решения поступать в другой город. И не становиться врачом.

Мясо больше в горло не лезло. Я опустил глаза в стол, стараясь только не взорваться или не расплакаться. Я ненавидел всё, что происходило вокруг меня, потому что родители когда-то обрезали мои крылья, когда я так сильно мечтал летать.

Я чувствовал себя отвратительно. Предыдущие годы, когда я только что и делал - это всецело отдавался подготовке к никому не нужным экзаменам, когда спать времени и возможности не находилось, потому что мне надо было в срочном порядке заучивать что-то еще. Когда друзья мои, ну или хотя бы приятели, успевали жить, радоваться жизни, любить, чего-то хотеть, чего-то желать... Я просто прогорал на работе и очередной учебе от мысли поскорее отсюда сбежать. Сейчас я не понимал ничего. Вроде бы все было хорошо. Но и не хорошо одновременно, хотя цель убежать, к непривычки всевышних дел, была достигнута.

Мама тем временем не сдавалась и продолжала пытаться переубедить меня в моих футуристических взглядах.

- Слышала, твой одноклассник бывший, ну этот, альбинос который. - Я сжимал вилку сильнее, пока мама продолжала меня гневать. - Он ведь в наш мед поступил. Такая форма красивая теперь у него! - Выдерживала давящую паузу. - Жаль ты не решился. - Снова молчала она, видимо, ожидая, что я и вправду от всего этого огорчусь. - А ты не узнавал, может еще не поздно сюда документы перенести?

- ВСЁ! ХВАТИТ! - Кричал я, полыхая, как самый настоящий огонь. Но явно не тот, которым желала Луна, чтобы я являлся.

Посмотрел на мать, которая уже успевала корчить испуганную рожу. Мое внезапное проявление чувств, которое ранее я бы не смог и кому-нибудь показать, явно шокировало ее сильнее того, какие слова я надумывал наговорить впопыхах. Я еще никогда не позволял себе такой наглости, как отстаивание личных границ. Именно поэтому сейчас, сам аж встав с места, не понимал, а что делать теперь.

Внутри меня полыхал настоящий огонь. Он не давал успокоиться, а тягостное молчание или любые слова, казалось, станут лишь очередным горючим маслом, которое обязательно кинут в меня. Я не мог потушиться от неизбежности переживания и прочей тоски и обиды, которая вылезала из моего запутанного сознания, когда я вспоминал о родителях. Я не желал им зла, но обида моя была велика и лишь сильнее разжигала злобу при одном лишь взгляде на источник моего огорчения.

Сел на место, пока родители не позволяли себе промолвить и слова, потому что было очевидно, что я точно взорвусь, когда очередное масло попадет в мой неустойчивый огонь. Я же от своей резкости и излишней агрессии испугался и сам - теперь не знал, как смотреть им в глаза. Я снова срывался. И точно опять не на тех.

Я закрыл глаза. В носовую полость снова будто бы ударил аромат надоедливый тины, снова я слышал капризные волны и чувствовал, как нежный приторный запах ее волос прячет меня от неприятной и страшной ночи, которую ненавидел. Луна бы помогла мне, думал я. Потому что она точно знает, что надо бы сказать и как было бы поступить лучшего всего. Она сама называла меня вспышкой, маленьким огоньком, который загорается, только дай ему какой-либо повод. Я не хотел быть таким, я не хотел никого обижать, не хотел обижаться сам. Если бы Луна моя, моя любимая звезда, была здесь, сейчас, рядом со мной, она бы сказала, что мне делать. Она бы объяснила мне - как это, быть настоящей звездой.

Я встал с места, задвинул стул и посмотрел на своих родителей. В их лицах ничего не изменилось. Они могли бы кричать на меня, могли бы снова ссориться и отчитывать меня, какой я плохой человек. Но они молчали. Они просто смотрели и думали, что же я планирую сделать теперь, когда очередная вредоносная искра пробежала между нашими телами. Но я больше не хотел злиться. Я больше не хотел врать сам себе, не хотел бояться и бежать от решения проблемы, как я сделал это тогда, когда подал документы в иногородний вуз и никому ничего не сказал. Когда собрал вещи ночью, оставил гребанную записку на кровати в своей комнате и даже не попрощался и просто уехал. Оставил их одних с полным непониманием происходящего и еще одной причиной себя загнобить. Чем же тогда я был лучше них? Я сделал ничуть не лучше, чем пытались сделать они.

Я больше не хотел бояться себя и бояться, что будет тяжело попытаться все сделать сначала. Я снова чувствовал аромат ее рассыпанных волос, ее присутствие, ее желание мне помочь. И понял же наконец, что Луна моя, моя душа, какой не была бы она искренней и доброй, она бы все равно осудила грешные мысли мои и детские обиды, которые родители точно не заслужили. Они ведь всего лишь пытались сделать меня счастливым, они всего лишь боялись, что я буду таким же несчастным, как и они. Они боялись меня потерять. Боялись, что я уйду и больше никогда в своей грязной жизни не захочу вернуться. Они боялись, что я буду несчастным, что другая работа, хоть и интересная, не будет иметь той стабильности, которую я могу приобрести здесь. Они чертовски сильно боялись, что я совершу их ошибки, тоже "пойду за мечтой" и останусь ни с чем, как и они. Они просто боялись так же, как успевал бояться и я. Так до конца и не осознав, что их излюбленная стабильность была для меня тюрьмою. Они так же, как и я, невероятно сильно мечтали стать яркой звездой. Но просто боялись, что будет сложно. Что я, как и они однажды, я не смогу.

Они любили меня. Может быть даже больше собственной жизни. Да, они делали мне больно. Но, пожалуй, лишь из-за страха, что такая неяркая Луна в моем лице навсегда останется тем самым рабом мрачного небосвода дней...

Я подошел ближе к матери. Чувствовал себя так отвратительно, но уже не потому что обижался непонятно на что, а потому что, кажется, кое-что понимал.

- Простите меня. - Говорил я шепотом, пока голос мой невольно дрожал, а руки становились ледяными по велению бога. - Простите, что я ушел тогда так. - Задыхался в собственной речи, раскаиваясь, как грешник перед алтарем. - Простите, что вел себя так по-скотски. Что поступал, как настоящий ребенок, что просто сбежал! - Смотрел на их молчаливые физиономии, стараясь только не зареветь навзрыд. - Простите, что я только сейчас наконец-то понял, что вы тоже боялись. Так же, как когда-то боялся я.

Они смотрели на меня непонимающими и такими горестными глазами. Я же уже и не мог позволить себе остановиться.

- Но я не хочу быть пленником ваших страхов, не могу жертвовать своими желаниями ради ваших! Это не моя жизнь, это не мое небо, понимаете?! И не то, чего так сильно хочу себе я! Как я стану звездой на небе, в котором тону?!

Они молчали. Лица их были так испуганы, перекошены, странны. Я не понимал, делаю ли что-то правильно или наоборот нет, но мне больше не хотелось играть роли и делать вид, будто бы мне это совершенно не важно. Я впервые в жизни сильнее жизни хотел быть собой! Я не хотел бояться и убегать, как убежал бы в любой удобный мне случай. Я просто хотел... Черт возьми, наконец-таки жить!

- И ты нас прости, сынок... - Выдавил из себя папа, проливая скупую мужскую слезу. - Я и подумать не мог, что тебе от этого было настолько плохо.

Я заключил их в самые крепкие объятия, которые сделать бы только мог. И наконец-таки осознал, что же значит быть этой самой звездой - это не бежать ближе к солнцу в испуге погаснуть на небе. Это вступать в темноту, даже будучи тусклой луной.