Пламя и лед

"Никогда не знаешь, откуда придет удар. Иногда он приходит от того, кто сидит с тобой за одним столом."— Маргери Тирелл, Пир для Воронов

До ужина Эймонд ушел по каким-то делам, а я маялась невеселыми мыслями, наблюдая, как слуги совершают перестановки в покоях принца. Конечно, у меня не было много вещей здесь, да их и не могло быть. Обычно я жила вместе с братьями на Драконьем камне, и вся моя жизнь и ее вещественные проявления остались там. Здесь у меня были лишь около десятка платьев, которые выделила мне королева-мать и те, что распорядился перешить для меня муж. Небольшое количество украшений. Да и все, в принципе. Но рослые молчаливые прислужники помимо этого внесли также и дополнительную мебель: туалетный столик с зеркалом, несколько кресел в добавок к уже присутствующим, ширмы и сундуки для моих будущих нарядов. Я смотрела на все это, раскрыв рот от удивления. Привыкать к мысли, что теперь я буду жить здесь, и жить вместе с принцем, было дико. Я попробовала отвлечься чтением. Из всего множества книг в шкафу у Эймонда, меня заинтересовал переплетенный в кожу и с металлическими застежками фолиант, хранящий исторические трактаты о нашей родословной. Написанный различными мейстерами, он раскрывал разные взгляды на завоевание Эйгона, на правление первых королей, и пестрел описаниями драконов, династических браков, интриг и загадочных событий. Неожиданно я увлеклась, хоть и знала историю нашей семьи на зубок и без этого. И поэтому поглощала написанное до тех пор, пока не вернулся муж и не сказал, что нам пора идти.

Я скривилась, но спорить не стала. Переодеваться специально к ужину не стала тоже, оставила то платье, что было на мне с утра. И Эймонд также шагал рядом в привычном черном и мрачном одеянии, умостив мою руку у себя на сгибе локтя. Мы шли к Башне десницы. Алисента решила почтить приглашением на трапезу и некоторых членов Совета, поэтому столы накрыли в Малом Чертоге. Он был не таким исполинским, как Тронный зал, но все же весьма внушительным и часто использовался для более приватных, но в то же время официальных собраний, ужинов и аудиенций, обеспечивая компромисс между величественностью и относительной интимностью. Стены его были в большинстве своем покрыты деревянными резными панелями и гобеленами, множество факелов в настенных креплениях и канделябров со свечами освещали пространство, создавая причудливую игру света и тени. Длинный, прочный, вместительный стол уже был накрыт скатертью и уставлен блюдами с пищей и серебряными приборами. Невидимые и незаметные слуги, будто тихие серые призраки, молча сновали вокруг, поднося кувшины с вином и добавляя к уже имеющимся на столе огромные тарелки с дичью, овощами, рыбой и хлебом. Конечно, разнообразие еды было не таким богатым, как на свадебном пиру, но выглядело все довольно изысканно.

Я постаралась удержать нейтральное и безразличное выражение лица, шагая под пристальными взглядами собравшихся и представив себе, что просто иду сквозь надоедливую метель, а снежинки, кружащиеся вокруг, никак не трогают меня. Помогло, особенно когда вместо сидящего с надутым видом сира Отто мое воображение подсунуло мне снеговика с красным носом. Я видела их только однажды, когда еще маленькой летала с матерью на ее драконе на Север. Но из того, что я помнила, Десница был идеально на них похож. Я сдержала смешок и подумала, что я точно дурочка. А муж провел меня к нашим местам и отодвинул высокий, искусно украшенный резьбой стул, чтобы я могла сесть. Сегодня мы не были виновниками торжества, поэтому расположиться могли подальше от короля, и это меня воодушевило. Эйгон сидел во главе стола со скучающим, по своему обыкновению, видом, по правую руку от него была Хелейна, выглядя прекрасно в насыщенном жемчужно-сером платье и с вуалью на серебристых волосах. По левую — вдовствующая королева, неизменно в зеленом. Также на ужине присутствовали Кристон Коль и Тайленд Ланнистер. Я удивилась и одновременно обрадовалась тому, что среди них не было Лариса Стронга. Алисента, кажется, благоволила ему, поэтому можно было предположить, что приглашение он получит. Но мне он никогда не нравился и казался скользким и противным. И его отсутствие благотворно сказалось на моем настроении.

Кроме того, чувствуя рядом успокаивающее и подавляющее присутствие Эймонда, я, как ни странно, смогла расслабиться, ощущая себя защищенной. После того, как он заступился за меня в брачную ночь, я поняла, что обижать меня принц вряд ли позволит, и мне было относительно безопасно возле него. Я даже смогла отрешиться от ситуации, пока остальные тихо разговаривали между собой, и немного поесть. И порадоваться, что все проходит на удивление гладко. Ровно до той поры, пока королю не вздумалось обратить на меня внимание. Если честно, своего старшего дядю я не то, чтобы боялась. Просто иногда его идеи ввергали всех окружающих в какие-то неприятности, и было трудно предугадать, что придет ему в голову на этот раз. Я относилась к нему настороженно. А его мои проблемы, похоже, только забавляли и заставляли цеплять меня еще больше.

— Какой прекрасный ужин. Скажи же, птичка? — Эйгон усмехнулся, салютуя мне кубком, и я выдавила улыбку в ответ. — Ты довольна? Хорошо спала? Мой братец, надеюсь, успешно справился со своей… супружеской обязанностью? Не дал нашей леди скучать ночью? Ха-ха!

— Спасибо, ваше величество. — я ответила нейтрально. Ну а какой у меня был выбор, в конце концов? Дорогой дядя был теперь королем, игнорировать монаршую особу мне не позволяли правила приличия, хоть он и раздражал меня до исступления. — Принц Эймонд очень внимателен.

— Valar morghūljagon, mandia (Все обязанности выполнены, брат), — а вот муж, в отличие от меня не тяготился приличиями и отвечал довольно резко. Его голос был сухим и бесстрастным. И говорил он на высоком валирийском явно специально, зная, что Эйгон всегда испытывал трудности в его изучении. — Vairissa ābrazȳrys nykeā issi, va sȳndror līr azantys. Yn nyke pendagon: vestragon ao va ābrazȳri lēda daor, ēdruta bē ñuha (Леди Вайрисса теперь моя жена во всех смыслах этого слова. Но я думаю, что вместо того, чтобы переживать о развлечениях чужих жен, тебе было бы лучше обратить внимание на свою).

Я увидела, как нахмурился король, точно не понимая, что сказал его брат, во взгляде которого мелькнуло скрытое самодовольство и доля насмешки. Но переспросить означало бы публично унизить себя признанием собственной невежественности, поэтому Эйгон натянуто рассмеялся, делая вид, что разобрал слова. Я фыркнула и поспешно прикрылась чашей с вином, а Хелейна неожиданно улыбнулась мне, вынырнув из своих мыслей.

— Иногда в шелках прячутся шипы, — она произнесла тихо, отводя взгляд в сторону. — А к утру — только пепел остается на простынях. Ты бывает думаешь, что дракон держит тебя. А вдруг ты сама держишь его, просто не видишь цепей?

Я распахнула глаза в удивлении. Моя тетушка славилась тем, что могла видеть драконьи сны, и это влияло на нее. Многие считали подобное странным, большинство не верило в такие пророчества. Но что, если в ее словах скрывалось гораздо больше истины, чем принято было считать? Что, если она под драконом подразумевала… Я не успела додумать. Эйгон хохотнул коротко и похлопал жену ладонью по руке снисходительно, подливая ей в кубок вина.

— Выпей, милая. — сказал он небрежно. — Такие мрачные мысли. Пепел, цепи… Ты соскучилась по Дримфайер?

Хелейна кивнула и пригубила. Король потерял интерес к разговору и развалился на стуле, задумчиво подперев голову рукой.

— Ну да, ну да. Санфайер тоже засиделся в Яме… Надо бы навестить малыша… Но к чему грустить? Прекрасный ужин, мама! Повара превзошли самих себя. Если бы еще не такая скучная компания.

— Эйгон… — Алисента слегка поморщилась. — Компания подходящая. Потому что мы с Десницей планировали заодно обсудить в приватной обстановке некоторые проблемы.

— И что за проблемы, мама? — король пренебрежительно фыркнул.

Я же навострила уши. Мысль о том, что у дорогих родственников неприятности, неожиданно согрела душу.

— Пришла весть с Драконьего камня, — вместо королевы в разговор вступил Отто. И намеренно нивелировал теперешний титул моей матери. — Принцесса Рейнира каким-то образом сумела получить весть о браке леди Вайриссы. И она прислала официальное письмо.

В зале повисла тишина. Эйгон замер с кубком у губ. Я увидела, как хмурится, словно от надоедливой зубной боли, Эймонд. Алисента вздохнула. Я же почувствовала, как бухает сердце в груди и к щекам приливает кровь. Мама знала. Но могло ли это мне чем-то помочь? Я сомневалась.

— Рейнира в ярости. Она считает этот брак оскорблением и актом агрессии. — веско продолжил Десница. — И лорд Корлис, следуя ее указаниям, приказал своим кораблям блокировать Королевскую Гавань.

— Что?! Этот старый морской змей посмел сделать что?! — Эйгон вскинулся и сузил глаза, грохнув кубком о стол. Хайтауэр на это едва уловимо поморщился. — Блокировать мою гавань?! Да кто он такой?!

— Забавно слышать такие слова от женщины, что сама захватила Драконий Камень. — иронично пробормотал Ланнистер.

Я подавила желание зашипеть от злости. Уж что-что, а Драгонстоун всегда был наследием моей матери, и вменять ей его захват было низко даже для подлого Льва.

— Вот! — а король, напротив, взмахнул рукой в его сторону, явно придерживаясь того же мнения. — Вот именно!

— Ваше величество, это серьезно. — тихий голос Кристона Коля продемонстрировал его сдержанность. — Если блокада затянется, начнется нехватка хлеба. Народ не поймет, почему из-за “драконьей свадьбы” его дети голодают. А мы быстро почувствуем недостаток продовольствия и товаров. Город может подняться в протестах.

— Именно. — подтвердил Отто, бросая на нас с Эймондом острый пронзительный взгляд. — Рейнира требует, чтобы леди Вайрисса была немедленно освобождена и возвращена на Драконий Камень. В противном случае она угрожает эскалацией конфликта. Она назвала это "похищением и изнасилованием ее дочери".

Эйгон мучительно застонал и потер пальцами переносицу.

— Да пусть воюет, если ей так хочется. — он протянул уже более спокойным тоном. — Может, Санфайер наконец получит возможность кого-нибудь сжечь.

— Эйгон, это не игра. — вдовствующая королева посмотрела на него укоризненно. — Речь идет о возможном столкновении…

— А до этого о нем речи не шло? — мой муж резко перебил мать голосом жестким и мрачным, как ночные метели, барабаня тонкими пальцами по столу. Я вздрогнула от угрозы, тлеющей в нем, и поняла: ему не понравилось, что кто-то хотел распоряжаться мной, когда он считал это только своей привилегией. — Когда ты одела на голову Эйгона корону, которую она считала своей по праву? Мы наверное союзников созывали, и к Баратеонам я летал из чистой вежливости.

— Это не так. Это должно было быть абсолютно не так. — Алисента произнесла уклончиво. Я заметила, как Коль сжал ладонь в кулак на столешнице неосознанно. Ему очевидно претило то, что королеву ставили в затруднительное положение. — Мы готовили мирные переговоры. За сыновьями Рейниры сохранялось право на Драгонстоун и Дрифтмарк. И это было бы подтверждено династическими браками, одним из которых должен был стать и ваш с Вайриссой… Мы думали, что Рейнира более охотно примет условия, учитывая то, что ее дочь стала теперь частью нашей семьи.

— Неважно, что вы планировали, важно то, что есть теперь. — Эймонд отрезал твердо, не оставляя места для споров. — Как бы то ни было, мама, Рисса теперь моя жена. И мы не отдадим ее назад.

Королева-мать промолчала, и муж, удовлетворенный отсутствием возражений, обратил свой взгляд на меня, прямой и требовательный. И его голос казался мне ледяным в повисшей тишине, прерываемой лишь плеском вина в бокале, который крутил в руке Эйгон.

— Рисса, твоя мать требует твоего возвращения. Но теперь ты моя жена. Скажи им. Скажи всем присутствующим, чья ты жена. И кому ты верна.

Я сглотнула. Почувствовала, как меня словно бросают в эпицентр драконьего пламени. Взгляды всех без исключения впились в меня, выжидающие и изучающие, кололи острыми иглами, прожигали насквозь, требовали лояльности. В моей душе бушевала буря. Что я могла сказать? На самом деле, у меня не было особого выбора. Я любила свою мать, я поддерживала свою семью, я осталась бы верной им до последнего вздоха. Но… Сейчас в комнате полной наших врагов, я не могла открыто высказывать свое мнение. Боялась ли я? Да, я боялась последствий. Я боялась, что это разозлит Эймонда, боялась, что если не выкажу ему преданности и публично унижу, то лишусь даже той малой толики его защиты, что была у меня теперь. Я не могла сбежать от него, не могла исчезнуть из Красного замка, улететь на Сирион далеко отсюда, туда, где бы я не была пленницей и заложницей амбиций собственных родственников. Поэтому, все, что мне оставалось, — это играть роли, притворятся и пытаться выжить. И я надеялась, что мать поймет меня и простит за это.

— Моя мать… заблуждается. Мой брак с принцем Эймондом был… законным. — я выдавила, запинаясь слегка, горло словно отказывалось произносить чуждые слова, но я старалась, чтобы это прозвучало уверенно. — Я поклялась в верности пред богами принцу Эймонду, своему мужу. И я верна Дому Таргариенов и королю Эйгону. Я не желаю возвращаться на Драконий Камень.

Эйгон самодовольно заухмылялся, в глазу мужа вспыхнуло удовлетворение и одобрение. Ему понравилось, что я подчинилась, даже если он знал, что в моих словах не больше правды, чем любви между нами. Совершенно очевидным было и то, что остальные тоже не совсем поверили мне, особенно Десница, который скривился и полоснул меня острым, как бритва, взглядом, но принял мои заверения, потому что это было выгодно ему на данный момент. И сказал четко и убедительно:

— Итак, угрозы Рейниры ни на чем не основаны. Но блокада гавани остается. Что мы предпримем?

— Пошлем драконов и раздавим Веларионов. — самодовольно фыркнул Эйгон. — Если старик забыл свое место, Санфайер и Вхагар с удовольствием ему его напомнят.

Отто вздохнул. Напористость внука его, кажется, раздражала. Как и неспособность взвешивать последствия своих действий. А Кристон Коль выразил молчаливое мнение всех остальных, сказав:

— На стороне Рейниры тоже драконы. И не менее опасные и смертоносные. Бросаться в прямое противостояние было бы безрассудством и самоубийством.

Эйгон недовольно скривился, но спорить не стал. Алисента же взглянула на лорда Командующего с благодарностью, от чего тот опустил глаза, явно не привыкнув к столь явному ее одобрению.

— Ну раз наша дорогая сестра так хочет поиграть в морские бои, найдем тех, кто в этом достаточно искусен. — Эймонд протянул спокойно, откинувшись на спинку стула и умостив ладонь на столешнице расслабленно. И я поняла, насколько все же опасным мог быть мой муж. Потому что в отличие от короля, который очертя голову и не думая о возможных итогах лез напролом, он умел думать. И планировать свои шаги. — Созовем завтра Малый совет и обсудим союз с Треархией и объединением Вольных Городов. Насколько я помню, они всегда были заклятыми врагами Корлиса Велариона. Конечно, Треархия — это наемники, которым нельзя доверять, но они имеют мощный флот. Их помощь могла бы быть полезной в нашей ситуации.

— Вот и отлично! — обрадовался Эйгон. — Пусть будет совет. А теперь давайте не будем портить этот ужин больше, чем оно уже есть. За тебя, птичка моя.

Король снова схватил кубок, я сдержанно кивнула, пока остальные за столом возвращались к тихим разговорам. Я же наслаждаться едой уже не могла. Настроение было испорчено ощущением надвигающейся все ближе и ближе тени войны, нависшей над всеми нами роковым пологом, и тем, что меня снова вынудили делать то, что я не хотела. Я вздохнула. Муж наклонился ближе, я почувствовала его горячее дыхание у себя на шее, и это лишь добавляло нервозности.

— Sȳz issi, Rissa (Умница, Рисса). — он прошептал, я повернула голову, наши носы почти соприкоснулись, я утонула в его взгляде и на мгновение подумала, что он собирается поцеловать меня снова, на виду у всех. Но Эймонд лишь отстранился и немного приподнял свой бокал, как бы отдавая мне малую толику уважения. — Sȳrkta ao, ābrazȳrys. Ñuha sōvēs perzys (За тебя, жена. Мое разумное пламя).

Остаток ужина прошел, как в тумане, ибо меня терзали собственные мысли. Чувство, что я, хоть и невольно, но стала причиной обострения конфликта между нашими семьями, тяготило меня. Мы с мужем вернулись в свои покои уже за полночь. В камине едва слышно трещали поленья, да взметались вверх ярко-оранжевые языки пламени. Возле кровати горело несколько свечей в тяжелых и массивных бронзовых подсвечниках. В основном же в комнате царил полумрак. Я прошла к округлому большому зеркалу в серебряной витой раме, стоявшему на столике в углу, и оперлась руками на столешницу, всматриваясь в свое отражение. Я была измучена, глаза грустные, под ними усталые круги. Я вздохнула.

— Aemond (Эймонд)… — сказала, глядя в отражение на то, как муж ходит по комнате, сбрасывая верхнюю одежду, сапоги, и остается босиком и в одних штанах и легкой свободной суконной рубахе. — Daor vaoresagon prūmia se sellī ābrar hen ñuha muña. Daor jagon naejot sōvētās se morghūltas. Lēda, nyke rȳbagon bē ziry, vestragon skoriot nyke jaelagon ao se ābrazȳrys, se ēdruta iā jorrāelagon. Nyke jāhor ivestretan (Не надо заключать союзы с наемниками против моей матери. Не нужно подводить все к войне и смертям. Давай, я попробую с ней поговорить, скажу, что сама захотела выйти за тебя замуж, что была влюблена без памяти… Я что-то придумаю)…

— Мне непонятно, Рисса, кого ты в этой ситуации считаешь более дураком, меня или свою мать? Наивно полагаешь, что она поверит в этот твой бред о безумной любви? Или простодушно думаешь, что я позволю тебе улететь от меня, чтобы вести с ней переговоры?

Эймонд подошел вплотную ко мне сзади, его твердая мускулистая грудь прижалась к моей спине, ладони легли на мои предплечья, не в нежной ласке, а скорее, как знак властности. И я, смотря в серебристой глади зеркала на его лицо, сплетенное из резких теней и бескомпромиссных линий, почувствовала, как меня охватывает отчаяние.

— Эймонд, пожалуйста… — меня бесило, что все, в том числе и он, готовы были, кажется, к кровопролитию и относились к этому, как к какому-то пустяку. Хотелось закричать от бессилия что-либо изменить. — Давай, я хотя бы напишу ей. Ну можно же что-то сделать. Как-то попробовать…

— Daor (Нет). — он оборвал меня, не желая продолжать, и рывком развернул к себе лицом, цепляя мой подбородок пальцами и заставляя смотреть ему в глаза. — Bona daor issa hen ao se nyke. Ziry rhaenagon syt āeksion. Se syt bona daor kostagon ēdruta se zaldrīz (Это не о тебе и мне. Она бесится из-за короны. И из-за того, что не может занять трон).

— Да нет же! — меня настолько возмутили его слова, что я даже не заметила, как впервые повысила на него голос. — Мама не поверхностная властолюбица! Она переживает о королевстве и…

— Хватит. — Эймонд перебил меня еще раз, и по тому, как ожесточилось его лицо, я поняла, что спорить бесполезно. — Я хочу лечь спать со своей женой, а не разговаривать с ней о политике. Раздевайся, Рисса.

Я вздохнула и подчинилась. Распустила косы, позволяя гладким серебристым прядям свободными волнами падать вокруг моей фигуры. Стянула платье медленно, нехотя, стараясь как можно дольше оттянуть момент, и так много возилась, что босые ступни замерзли от стояния на каменном холодном полу, от чего по телу стала пробегать мелкая дрожь. Эймонд не торопил, он развалился на кровати закинув ногу на ногу в непринужденной позе и умостив голову на сгибе локтя. И пожирал меня взглядом, от которого по моему телу испуганным роем разбегались мурашки в дополнение к ознобу. И я наверное довела бы себя до полного заледенения, но на мне уже осталась только одна ночная рубашка из белого льна с бледно-голубой вышивкой у ворота и по рукавам. Снимать больше было нечего, я не могла придумать, как протянуть время еще, и просто послушно поплелась к постели, когда муж приглушенно и хрипло сказал:

— Mēre ao, Rissa (Иди сюда, Рисса).

Я замерла у края кровати, переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда себя деть. Снова возникло смущение и стыд, не такое сильное, как в первую брачную ночь, но все равно мешающее мне посмотреть на принца прямо. Я откашлялась, вперившись взглядом в уже такую привычную стену напротив, а Эймонд мягко обхватил пальцами мое запястье и потянул на себя. Я не ожидала рывка и завалилась на мужа сверху. Лицо сразу стало красным и жарким, но, по крайней мере, я уже не тряслась и не собиралась падать в обморок. После наших с ним поцелуев в Яме, часть меня тайно жаждала этой близости с ним. Мне нравилось прижиматься к нему вот так. Я хотела того тепла, которое он мне давал. Я желала отвлечься. От невеселых мыслей, от приближающейся войны, в которой я могла потерять тех, кто мне дорог. У меня больше не было сил переживать и бояться. Я устала страдать, и мне было нужно то освобождение, которое обещал мне дать он. Даже если это означало на время отринуть ненависть и открыться перед своим врагом. Я готова была это сделать. Поэтому я собралась с духом и посмотрела все же на принца прямо.

— Уже не дрожишь, маленькое храброе пламя? — ладони Эймонда легко скользили вверх и вниз по моим предплечьям, пока я лежала на его груди, опираясь руками на него. Они гладили мою спину, сквозь ткань рубашки я чувствовала их жар, и это согревало меня изнутри, вытравливая стужу из моей души. — Gevie, ūndegon ābrazȳrys (Хорошая, послушная жена). Не будешь сегодня бояться?

Я покачала головой. Я правда хотела верить, что бояться мне больше его не придется. Эймонд довольно хмыкнул и перевернул меня на спину, зажимая под собой. Его пальцы прошлись невесомо по моим ключицам, обвели округлость груди, он выдохнул коротко, и я услышала в его голосе восхищение.

— Умница, Рисса. Закрой глаза.

Я послушалась. Смежила веки, ресницы густыми дрожащими веерами легли на щеки, а Эймонд наклонился и оставил легкие поцелуи под ними, прежде чем его губы скользнули к моим губам. Было обжигающе. Странно захватывающе и приятно. Я уже полностью приспособилась к его поцелуям, отвечала на движения его языка в моем рту, пробовала целовать сама, увлекаясь этим настолько сильно, что манипуляции принца в районе моих бедер не задерживались в сознании и не вызывали испуга и паники. Осознала я их только тогда, когда на секунду отстранилась, чтобы вдохнуть воздуха, и обнаружила, что лежу на спине с широко расставленными и приподнятыми в коленях ногами и задранным до талии подолом рубашки, а тело мужа удобно расположилось между ними.

— Не открывай глаз, Рисса… — Эймонд прошептал прерывисто.

Его пальцы огладили мой подрагивающий живот и спустились ниже. Так и правда было легче. Не смотреть — значило не бояться, не поддаваться страхам, а отдаться ощущениям. И я не открывала глаз. Только вздрогнула тихонько и впилась ногтями в плечи мужа, когда он погладил меня там, между бедер, и мое тело внезапно закоротило от нахлынувшего вдруг неясного еще для меня удовольствия.

— Тебе нравится? — Эймонд пробормотал неразборчиво, потому что его рот был занят тем, что покрывал поцелуями мою шею. Пальцы его кружили и кружили вокруг моего клитора, а я могла только извиваться под ним от накатывающего волнами чего-то настолько необычного, что мне казалось, что я просто умру, если он сейчас остановится. — Хорошая моя… Моя жена… Вот так и делай… Просто расслабься, Рисса…

— Эймонд… — я запищала невнятно и выгнулась, чувствуя, как он отстраняется.

Тело само потянулось за ним, не желая отпускать, но он только быстро рывком стянул с меня рубашку через голову, и я услышала, как шуршит его одежда, когда он ее снимал. А потом он снова опустился на меня. Своей голой и обнаженной кожей я теперь так четко чувствовала его горячую, слегка покрытую испариной и испещренную шрамами. Руки мужа сжали мои бедра, раскрывая меня еще шире. И я тихо застонала, потому что его губы сомкнулись на моем соске, заставляя все внутри меня пульсировать и сжиматься, а там, внизу, в меня уже снова вдавливалось что-то инородное и чужое, с той только разницей, что теперь я этого уже хотела сама.

— Ты такая мокрая для меня, Рисса… Но если вдруг все же будет больно, скажи мне. — Эймонд прохрипел, обводя языком мой сосок и толкаясь в меня все глубже.

Я выгнулась. Больно было, но совсем немного, и я промолчала, впитывая ощущения. Это казалось настолько правильным, быть заполненной вот так. Тело подстраивалось под его движения, как будто мной владела какая-то глубинная женская память. Я двигала бедрами ему навстречу, цеплялась за него, стонала, тяжело дышала, мои ладони ложились на заднюю часть его шеи, притягивая его ближе ко мне, теснее, вплотную, так, чтобы между нами не оставалось свободного пространства. Конечно, я делала это в большинстве своем неуклюже, я еще совсем не умела этого, но учиться оказалось легко, и Эймонду нравилась моя инициатива. Он глухо рычал, оставляя красноватые отметины засосов на моей бледной коже, вбивался в меня снова и снова, уже не сдерживаясь, поняв, что мне не больно и не страшно. И вскоре внутри меня снова разлилась теплая влага. Муж навалился на меня, вдавливая своим телом в кровать, и замер, уткнувшись лицом в мою шею. Я попыталась отдышаться, пока там, внизу, все еще сжималось вокруг его плоти. И посмотрела на него из-под ресниц, когда он приподнялся на локтях, внимательно рассматривая мой взъерошенный вид.

— Ты настоящее сокровище, жена… — произнес тихо, убирая от моего лица пальцами пряди волос. — Но ты не кончила опять, и мне это не нравится. Лежи смирно.

Я не сообразила сразу, чего он хочет. Была слишком расслаблена после того, что произошло. И не понимала, что его не устроило. Потому что меня все устраивало вполне. Близость между нами уже не была такой болезненной, только в самом начале я испытала немного боли, но она быстро прошла. И мне понравилось. Чувствовать его внутри было приятно, теперь я уже могла спокойно это терпеть и даже наслаждаться тем, как он брал мое тело. Но, святые Семеро… Эймонд одним плавным движением сместился вниз и обхватил мои бедра руками, а его голова опустилась между ними, и я осознала, что такое он имел ввиду, говоря, что я не получила достаточно удовольствия. Его язык коснулся меня там, прошелся по всей длине влажных складок, и остатками уплывающего сознания я еще успела подумать о том, почему ему не противно пробовать на вкус наши объединенные жидкости на моей промежности, но уже через мгновение все мысли исчезли из моей пустой и гулкой головы, заполненной лишь расплавленной лавой наслаждения.

Я не знала, что так можно делать, я даже представить себе не могла, что супруги могут заниматься таким, но… На смущение и сомнения уже не осталось места. Язык мужа творил магию между моих ног, удовольствие накатывало волнами, все сильнее, и сильнее. И я металась по простыням и извивалась под ним, пока, наконец, меня не накрыло приливной волной чистого яркого блаженства, и напряжение внутри меня не лопнуло, погребая меня под осколками первого в моей жизни оргазма. Я распласталась на кровати, потеряв разом способность дышать, говорить и двигаться. Почувствовала только, как Эймонд удовлетворенно хмыкнул, явно довольный тем, до какого состояния он меня довел, и опустился рядом, натягивая на нас одеяло.

Рука его уже привычно легла на мою талию, и губы мужа поцеловали мое плечо, пока он притягивал меня ближе, вжимая мою спину в свою грудь. Я вздохнула и завозилась, устраиваясь поудобнее в окружении его тела. После пережитого затягивало в сон, и я была вялой и уставшей. Сил заботиться о том, чтобы встать и смыть липкость между ног не было, как и у Эймонда похоже. Потому что он только сильнее вдавил меня в себя и пробормотал где-то в районе моей шеи, шевеля теплым дыханием мои волосы на ней до щекотки:

— Sȳz issi, Rissa. Izula sir, ñuha bēvil perzys. Tubis nyke olvie va ñuha ābrazȳrys (Ты умница, Рисса. Спи теперь, мое сладкое пламя. Сегодня я очень доволен своей женой).

Я тихо фыркнула. В полусонном состоянии мой обычно дерзкий характер брал верх над страхами и здравомыслием. И похвала мужа вызвала во мне короткую язвительную вспышку. Вместо пленницы я теперь была умницей, и я не знала посмеяться мне над этим, или начать к этому привыкать. Но прежде чем я успела прити к какому-либо решению, мир вокруг погас, и меня забросило в бархатную тьму сна.