Глава 9
Я смотрела по сторонам, непривычно яркий свет, отражающийся от хрусталиков люстры, заставляя меня щуриться. Я была в театре лишь раз, когда была еще совсем маленькой, и мои родители-охотники могли позволить нам такую роскошь. Я знаю, что ша по своему уважаемому званию можно было посещать народные постановки, но на нас с сестрой эта привилегия не распространялась, и няня решила не ходить туда в одиночестве. Она рассказывала нам, что в далекие времена до Пустоши театры выглядели иначе — они походили на королевские дворцы, украшенные золотом и богатой лепниной. Наверное, это выглядело восхитительно, но театры нашего времени, как по мне, не уступали им в красоте. Электрический свет падал на светлые стены круглого зала, и все помещение словно искрилось от солнечных лучей. Балконы второго, третьего и четвертого уровня огораживались стеклянными перилами и из-за своей легкой и полупрозрачной конструкции казались парящими в воздухе озерцами. Нижний этаж, где собирались менее обеспеченные жители Города, попадавшие в театр благодаря благотворительным программам Советов, разделялся единственным длинным проходом и был заставлен простыми, но изящными стульями. Отдельным украшением театра была, конечно же, сама сцена — она располагалась на возвышении, сделанным с такой хитростью, что казалась зависшей между полом и потолком. С пестрыми шторами, яркими декорациями она напоминала плывущий в пространстве корабль. Конечно, нижним этажам приходилось сидеть, задирая головы вверх, но для третьего и четвертого уровня, самого дорогого по стоимости билета — это был идеальный вариант. Там, по самому центру, сели я и Дарио, а за нашими спинами выстроились четыре стража, одним из которых был Ворон.
Я тонула в этом огромном мягком кресле, а советник, тихо посмеиваясь надо мной, попивал шампанское, бутылка которого возвышалась на столике между нами.
— Вы еще не всех рассмотрели?
Я старалась не выказывать своего любопытства к гостям, но это оказалось довольно сложно.
— Мне здесь некомфортно, — честно призналась я, — мы сидим на виду у всех. Так что это не я рассматриваю, а меня.
Дарио кивнул:
— Эти места принадлежат советникам, и тут редко видят другие лица.
— Особенно мое.
— Да, особенно ваше.
— Не понимаю, почему вы позвали меня?
— А разве вам что-то не нравится? Я отказал стольким людям, которые с удовольствием посетили бы со мной сегодняшнее представление.
— Это, конечно, большая честь, — улыбнулась я, — но все-таки, почему?
— Я посчитал, что эта постановка будет для вас полезна.
— Она об изгнанниках и Объединениях, правильно? — я усмехнулась.
— Вы правы, Алиса. Сейчас это особенно актуальная тема.
— А вы не думаете, что если человеку изо дня в день повторять одно и то же, это вызовет раздражение? Ваша пропаганда может привести к негативным последствиям.
— Ваша пропаганда? Наша! Выражайтесь осторожнее, мисс, не то я решу, что вы еще не покончили со своим прошлым.
Я сжала зубы. Стоит быть осмотрительнее!
— И нет, я с вами не согласен. Искусство доносит мысли яснее, ведь человек лучше осознает истину с помощью чувств, а не с помощью разума. Вам понравится сегодняшний вечер, вот увидите.
— А еще люди увидят меня с вами, и доверие ко мне повысится, — тихо добавила я.
— Да, история с меткой уже сошла на нет. А вы ведь не хотите, чтобы от вас продолжали шарахаться, и ваши речи летели в никуда? Вы постепенно входите в наше общество, а я помогаю вам ускорить этот процесс.
— Благодарю вас, советник, — как можно искреннее произнесла я, и Дарио с улыбкой кивнул мне в ответ.
В этот момент свет начал постепенно гаснуть, и мой взгляд невольно потянулся к сцене. Как бы меня не нервировало присутствие советника, мне было интересно посмотреть представление.
Аплодисменты оглушили меня, и когда занавес стал медленно опускаться, я поняла, что первый акт подошел к концу. Мне так захватило разыгравшееся на сцене действо, что я позабыла обо всем на свете. Это было просто невероятно! Музыка, танцы, трюки, игра актеров — все вместе это создавало уникальную атмосферу, которую я и представить себе не могла. Конечно, сюжет разворачивался вокруг одной и той же избитой темы, и в первые минуты мне хотелось подняться и закричать, что все это гнусная ложь, и тени вовсе никакие не дикари. Но потом я смирилась. Что толку сидеть и возмущаться, если я сама каждый день уверяю людей в том же. Как я могу требовать от них другого отношения! К тому же, как ни крути, нельзя было не признать гениальности всех участников этой постановки.
— Вижу, вы довольны, — Дарио улыбнулся, — хоть это и не самое выдающееся представление, — я округлила глаза. — Актерам стоило бы еще поработать, а музыка не всегда подходила под сюжет. Вы не согласны?
На его провокацию я не попалась:
— Вы говорите с бывшим изгнанником, сэр, мои представления об искусстве ограничиваются фокусами Пустоши.
Он засмеялся:
— Но думаю, фантазия у нее безгранична.
— Да, и ее не упрекнешь в слабой самоотдаче.
Мы оба засмеялись, а потом я резко нахмурилась. Теперь я обмениваюсь шуточками с советником, ниже катиться некуда!
— Мне необходимо пообщаться с некоторыми знакомыми, но вас я прошу остаться здесь. Не будем смущать наш впечатлительный народ вашим присутствием, — он поднялся, а я мрачно усмехнулась. — Ворон, посторожи нашу юную леди, чтобы ее никто случайно не украл.
Неужели он всерьез боится, что я сбегу? У меня вдруг сжался желудок, и закололо в груди. Я обернулась на Ворона и посмотрела на его оружие. Могла ли я с ним справиться, а потом скрыться в толпе? Ни одного шанса. От мысли, что свобода так близко, сбило дыхание, а потом тяжелое чувство отчаянья заставило меня вцепиться в подлокотники. Мне некуда идти, через стены самой не пробраться, а в Пустоши без запасов и оружия нечего и делать, и как отыскать изгнанников? Один вопрос за другим ударял мне в голову, и я вдруг отчетливо поняла, в каком безнадежном положении оказалась. Даже если мне удастся сбежать из самого ОБ, а потом из Город, я не смогу дойти ни до берега, ни до хоть какого-нибудь рейта. Карта, вот что нужно раздобыть в первую очередь, и компас — без них и пробовать не стоит. Я потерла виски — голова уже начинала болеть от всех этих рассуждений, но это уже чем-то напоминало план.
— Мне не нравится твое задумчивое лицо, — вдруг произнес Ворон, и я осознала, что до сих пор разглядывая его. — Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты собираешься подраться со мной, захватить оружие и бежать.
Я издала короткий смешок и ответила:
— Но ты и правда меня не знаешь.
— Тогда что же ты не бежишь?
— Хочу спектакль досмотреть, когда еще выпадет такой шанс? И с чего это ты вдруг заговорил? Не слышала твоего голоса уже несколько дней.
— Хотел предупредить, что слежу за тобой.
— О да, это что-то новенькое!
Ворон не успел ответить, а может не захотел, как в ложу вернулся Дарио.
— Заскучали, мисс? — советник выглядит на редкость довольным.
— Немного, но Ворон попытался меня развлечь, — мы с Дарио кинули взгляд на стража, но его лицо осталось непроницаемым. — Вас что-то порадовало, советник?
— Да, получил хорошие новости по одному делу. Возможно, Алиса, мне придется оставить вас немного раньше. Я занятой человек, и в театр спокойно не сходишь, но не расстраивайтесь заранее, вдруг я еще останусь.
Я вежливо улыбнулась и помолилась богам и духам, чтобы Дарио ушел.
— Советник, я хотела вас еще раньше спросить, почему так мало мест занято на балконах? Нижний этаж полон, а здесь половина пустует. А после антракта стало еще меньше.
Дарио кивнул:
— Не удивляйтесь, Алиса, такое бывает. Как я уже сказал, постановка не самая выдающаяся, и к тому же сегодня у одного из наших финансовых руководителей Города юбилей, многие влиятельные люди на его вечере.
— А вы пришли сюда?
— Я не любитель всех этих торжеств, и к тому же у меня есть дела, а покидать вечер было бы слишком невежливо даже для первого советника.
Он хитро мне подмигнул, но я все равно осталась недовольной его ответом.
Второй акт прошел для меня как в тумане. Я все еще пыталась понять задумку советника, и постановка, в которой все больше и больше покрывали изгнанников грязью, начинала меня раздражать. Мне нравилось шоу, но хотелось зажать уши руками и не слышать этих слов.
Кто-то постучал и тихо проскользнул в нашу ложу. Незнакомый мне человек подошел к Дарио и прошептал ему что-то на ухо, советник с серьезным видом кивнул и нагнулся ко мне:
— Боюсь, мне все-таки придется уйти. Наслаждайтесь представлением. Ворон о вас позаботится. Рад, что вы приняли мое сегодняшнее предложение.
Он ушел, но я почему-то не ощутила облегчения. Удивительно, но мне стало одиноко, я быстро начала тонуть в своих мыслях и переживаниях. Хохот зала, блики света нервировали меня, звуки музыки словно становились глуше. Мне стало мерещится, что в зале потемнело, мрак наползал на нижние ряды, но люди не замечали его. Мое тело приковало к креслу, по спине потекли холодные капли пота, а сцепленные вместе пальцы заледенели. Смех катился по театру, и от него сотрясались стены. Мне стало тяжело дышать, сцена расплывалась цветными пятнами. Я не понимала, то ли это рисует мое мозг, то ли Тьма и правда вернулась в Город. Я не чувствовала присутствия Князя и того ужаса, что возникал перед ним, но что-то все равно сковывало мои внутренности.
— Ворон, — прохрипела я. — Ворон!
Он быстро оказался рядом и схватил меня за плечо:
— Тебе плохо?
— Уведи меня отсюда.
— Но советник..
— Пожалуйста! Меня сейчас стошнит.
Страж помог мне подняться, я с трудом шевелила ногами и опиралась на стража, чтобы идти. Теперь мне стало страшно уже из-за того, что со мной творилось. Это ненормально, такого не должно происходить со здоровым человеком.
Мы почти достигли двери, как нас оглушил грохот. За мгновение в моей голове пронеслась мысль, что это рушатся небеса, а потом в спину ударило горячей волной, и мы отлетели в стену.
Дрожь сотрясла здание, в лицо дыхнуло жаром, но от боли я не могла открыть глаза. В ушах стояла глухая тишина, потом появился звон, а потом прорвались крики. Вернее, душераздирающие вопли. Снова загрохотало, и я почувствовала, что куда-то падаю.
— Держись!
Открываю глаза — рука Ворона держит меня за запястье, а мое тело висит в воздухе. Я испуганно дергаюсь, а страж затягивает меня обратно на твердую поверхность. В нос ударяет запах гари, и я оборачиваюсь.
Половина театра исчезла, на месте сцены зият пламенеющая огнем дыра, а стены и балки продолжают рушиться. Несколько балконов искореженно грудой валяются на первом этаже, где охваченной паникой толпа сминает друг друга. Огонь не дает им пройти сквозь дыру в стене, и все они рвутся к единственному выходу. Я замечаю что-то красное и страшное среди руин, но не успеваю разглядеть это:
— Не смотри! — рука Ворона закрывает мне глаза, и страж оттаскивает меня подальше от края разрушенного ложа.
— Боже! — вырывается у меня, но Ворон не дает мне задуматься и дергает за руку.
— За мной, Алиса, здесь сейчас все развалится!
Он тянет меня через дыры в стене, и я вижу, как по его виску растекается кровь. Мы бежим по пустующей лестнице — у советников свой отдельный вход в театр. Потом вниз, и к выходу.
Меня как будто огрели по голове, я не могу осознать случившееся и не могу выбросить картинку сминающих друг друга людей. Крики слышатся повсюду, и когда мы выбираемся на улицу, они раздаются и здесь. Вокруг театра бегают стражи, над здание поднимается столб дыма, огневиков еще не видно, а из дверей выбегают людей. У них обезумевшие взгляды, так что мне невольно становится страшно, многие из них ранены, кто-то без сознания падает на землю.
— Руби дверь! — различаю я среди потока голосов, а потом слышу треск, новый грохот и крики.
— Я должен увезти тебя, — Ворон трясет меня за плечо, — слышишь? Ты ранена, у тебя лоб рассечен и странно вывернута рука.
В этот момент я понимаю, что он прав, и вся моя правая сторона ноет от боли.
— Я вправлю, — бросает страж.
Я не успеваю возразить и вскрикиваю от еще большей боли. Перед глазами прыгают черные точки, я шатаюсь, и Ворон опускает меня на землю.
— Мы должны уходить, — я не понимаю, зачем страж продолжает это повторять и стоит на месте. — Я... обязан увезти тебя, — он смотрит в сторону прохода. Все трещит и воет. — Ладно, сиди здесь, — вдруг бросает он, — нельзя же их просто бросить! — страж срывается с места и бежит куда-то в сторону.
До меня неожиданно доходит — он хочет помочь людям выбраться через ту дыру. Но там же огонь! Я встаю, но снова опускаюсь на землю. Что я собираюсь делать? Вокруг все больше людей, но их слишком мало по сравнение с теми, что остались внутри. Я вижу, как подъезжают машины лекарей и огневиков, и снова поднимаюсь. В воздухе пахнет дымом и кровью. Я подхожу к какой-то женщине, у нее глубокая рана на боку, из которой торчит обломок. Она часто дышит, и слезы текут по ее грязному лицу.
— Там... там остался мой друг, — она всхлипывает и указывает в сторону выхода. — Я ... я хотела уйти пораньше...
Я опускаюсь на колени и осматриваю ее рану:
— Нужно это вытащить, но у меня нет антисептика, — бормочу я.
В голове вспыхивают образ Вэнди и ее слова, объясняющие мне, что делать. —Я помогу вам подняться, и мы дойдем до лекарей.
— Не смогу... встать.
— Тогда подождите, я сейчас вернусь. Не бойтесь!
Я словно не могу проснуться ото сна, но мои руки делают все сами. Я и не знала, что Вэнди удалось так многому меня научить. Эта женщина будет жить. Когда я заканчиваю с ней, то перехожу к другому раненому. Свою больную руку я не замечаю, но знаю, что завтра она отплатит мне сполна. Меня тошнит, я хочу спрятаться где-нибудь, но почему-то продолжаю помогать лекарям. Потому что так поступали в рейтах. Крики и грохот не прекращаются, их невозможно игнорировать. Но я перехожу от одного к другому. От одного к другому. Пока вокруг не становится тише.