глава 19
Виолетта поцеловала меня в нос и сказала:
– Оказывается, ты совсем себя не знаешь... Как насчет лба? Могу поспорить, он тоже теплый.
Я обхватила ее руками, блаженно улыбаясь. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
– Ну как? – улыбнулась я.
– Как пламя.
– Ну конечно...
– И это мы еще не дошли до самого горячего, – шепнула она.
– До чего? – спросила я, уже зная ответ.
Виолетта наклонилась и поцеловала меня в губы. Я прижалась к ней всем телом и ответила на поцелуй. Игры закончились, и внезапно все стало до дрожи серьезно. Ее губы ласкали меня, дразнили, доказывали, что я не лед и не камень, а живая и теплая... Я застонала, до того хорошо мне было. Она углубила поцелуй, проникла в меня, коснулась моего языка своим и выпустила, дыша так же тяжело, как и я. Мы обе будто только что пробежали короткую дистанцию...
– Я точно знаю, что в тебе нет никакой холодности, Лисса, – сказала она. – И тебе докажу тоже, если доказательства до сих пор нужны.
Вокруг прогуливались люди с собаками, проезжали велосипедисты, и старики пили кофе на скамейках, но нас с ней словно окружала вакуумная сфера, внутрь которой не проникал ни шум, ни чужая суета. Внутри были только мы и пьянящее, густое и сладкое, как взбитые сливки, чувство счастья: меня держали в объятиях, ласкали и не собирались сделать больно.
* * *
Я никогда не спрашивала у Виолетты, что именно она сделала с Дереком. Мне было все равно. Даже если бы она четвертовал его и удобрила останками розы в мамином саду, я бы бровью не повела. Однако я все-таки узнала, что с ним случилось. Мама позвонила мне на следующий день, когда вернулась от Луизы. Рассказала, что в дом вломилась незнакомка, выбила дверь в кабинет и напала на Андрея, который был у отца в гостях.
– Какой ужас, – без всяких эмоций сказала я, подкрашивая губы у зеркала. – Это отец тебе сказал?
– Да. Андрея не узнать, – ответила мама, шмыгая носом. – Отделали так, что страшно смотреть.
– Я уверена, что таким, как он, это только на пользу.
– Мелисса, не говори так. Я, конечно, не слишком жалую Андрея после того, что ты мне о нем рассказала, но насилие никогда не было способно решить никакие проблемы.
Я оглянулась на Виолетту, которая в тот момент разговаривала по телефону с Джоном, сунув перебинтованную кисть в задний карман джинсов, и в очередной раз ощутила необъятную благодарность.
– Насилие, может, и не решает проблемы. А вот насилие над насильниками возвращает равновесие кармическим весам. Ты можешь, конечно, спорить, мама, но любой, кто совершает насилие над насильником, будет отныне моим личным героем.
– Самосуд – это не романтично и не прекрасно, Мелисса. Это пережиток дремучей древности. Если человек виновен – его нужно вести в суд.
– Ну конечно, – сказала я, даже не пытаясь скрыть сарказм. – Еще бы этот суд работал как надо.
– Ты становишься такой агрессивной и резкой, Мелисса. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Если бы ты увидела Андрея, то изменила бы мнение.
Я ничего не ответила. Снова оглянулась на Виолетту и смотрела, как она застилает диван пледом, стараясь не слишком тревожить кисть. Она заметила, что я смотрю на неё, и подмигнула. Мама прекратила говорить о Андрее и спросила, как у меня дела, хорошо ли мне живется у друзей и не хочу ли я приехать к ней на кофе в субботу.
– Все хорошо. Как насчет кофейни в городе? – спросила я. Возвращаться в родительский дом я отныне не планировала даже ради матери. – Заодно расскажу тебе, что именно случилось с дверью в отцовский кабинет.
– То есть? – переспросила мама после долгой паузы. – Разве он солгал мне?
– Давай встретимся в субботу. Я не в состоянии сейчас говорить об этом. Может, через неделю меня немного отпустит, и тогда смогу. До встречи.
– Все окей? – спросила Виолетта, когда я закончила разговор.
– Да, – кивнула я, разглядывая застеленный пледом диван, на котором ей снова предстояло коротать ночи. – Ты правда не против спать отдельно?
– Мы уже говорили, и ты знаешь мой ответ, – сказала она, посылая мне улыбку.
– Знаю. Но мне все равно не по себе.
– Зато я счастлива, – сказала она. – Ты будешь крепко спать, и единственное, что тебя может беспокоить – это мой зверский храп.
Ее подшучивания над тем, что казалось мне огромной проблемой, согревали мне душу. Хотелось отблагодарить ее за это и дать понять, что как только мои панические атаки пройдут, я не останусь в долгу. И я придумала, как это сделать.
Вечером мы вместе посмотрели сериал, прикончили банку арахисового мороженого, и я ушла в свою комнату. «Спокойной ночи, Ви», – написала я ей в мессенджер, когда услышала, что она щелкнула выключателем и легла.
«Спокойной ночи, Лисс(:», – ответила она.
«Можно мне отблагодарить тебя за все, что ты делаешь?»
«Я не делаю ничего особенного, так что и благодарить не за что» + сердечко.
«А если все равно хочу, можно?»
«Что ты задумала?» – спросила она, и я представила, как она улыбается, лежа в темноте и глядя на экран телефона.
«Просто небольшое пожелание спокойной ночи», – ответила я и приложила к сообщению фотографию: свое селфи, снятое в полумраке комнаты, на котором мою грудь прикрывали только волосы, рассыпавшиеся по плечам. Причем прикрывали весьма слегка.
«Ох, Лисса............»
«Получилось порадовать тебя?»
«Порадовать и вызвать множество других реакций, которые я не в состоянии контролировать».
Я рассмеялась так громко, что Виолетта, наверно, услышала даже за закрытой дверью.
«Я разрешаю тебе помочь своим реакциям, глядя на мое фото. Совсем не против».
«............» – прислала она, и я снова рассмеялась.
«Спокойной ночи, Виолетт!».
«Подожди».
Спустя пару секунду она тоже прислала свое селфи, на котором была без футболки. волосы были растрепаны, так же прекрывая грудь девушки. И влажно блестели после душа. Я поймала себя на мысли, что совсем не прочь приложиться губами к ее соскам. К каждому по очереди. Водить языком по ее пирсингу. Исследовать ее тело, каждый сантиметр. И позволить ей сделать то же самое со мной... Мои фантазии помчали вперед, как дикие, не угнаться.
«Ты тоже вызываешь у меня множество реакций, которые сложно контролировать, Виолетт».
«Я тайно надеялась на это».
Разглядывая ее фото, я скользнула пальцами вниз, под резинку своего нижнего белья, и внезапно обнаружила влагу. Ее было так много, что впору было искать бумажные салфетки. Гору бумажных салфеток. Я была потрясена. Будто случайно обнаружила потайную дверь в комнате, которую всегда считала пустой.
* * *
Я проснулась раньше Виолетты на следующий день. Тихонько проскользнула на кухню и стала готовить завтрак, беззвучно напевая себе под нос. Разбила на сковородку яйца, поджарила хлеб в тостере, посыпала яичницу чеддером и кусочками авокадо и осталась очень довольна результатом. Когда я принялась варить кофе, стараясь не греметь чашками, то услышала шаги, и в следующую секунду на кухне объявилась Виолетта, сонно потягиваясь.
– Доброе утро, гёрлфренд, – сказала я ей, и она тут же замерла. Остановилась посреди кухни, ошарашенно улыбаясь и прищурив один глаз.
– Можно поподробней с этого места? – проговорила она. – Кажется, я что-то пропустила.
– Пропустила, – кивнула я, невозмутимо протирая полотенцем чашки. – У тебя теперь есть девушка. Ее зовут Ванесса. От имени немного веет чучелами фазанов и напудренными париками, но все остальное вроде бы ничего. Она не смущается, разговаривая о порно, неплохо готовит свое коронное блюдо – яичницу, и по слухам вроде как... не холодная, а огонь.
Виолетта рассмеялась, подошла ко мне и положила ладони на мои щеки.
– Серьезно? – вымолвила она, вглядываясь в мои глаза, словно ожидая подвоха.
– Серьезней некуда. Ты рада?
– Это лучшая новость за последние двадцать два года.
– То есть за всю твою жизнь? – улыбнулась я.
– Да, – сказала она и заключила меня в объятия.
Я закрыла глаза от наслаждения, держа в одной руке чашку, а в другой – упаковку молотого кофе. На мне была очень свободная полупрозрачная ночная рубашка, которая съехала с моего плеча, и Виолетта принялась ставить на него поцелуи, как печати. Я просто умирала от избытка нежности. Это так и ощущалось: будто во мне ее так много, что она не умещается внутри, и, чтобы не лопнуть, мне нужно выплеснуть ее на кого-то. Обильно и щедро.
– Как спала? – прошептала я, встречая ее губы.
– Честно? Ужасно.
– Почему?
– Сложно спать с частью тела, которая увидела твое фото и спать передумала.
– Непристойности с утра пораньше, идеально, – рассмеялась я.
– Какие еще непристойности? Я имела в виду мозг. А ты о чем подумала? – улыбнулась она.
Я вспомнила о вчерашней переписке и почувствовала, как краска заливает лицо. Виолетта, очевидно, подумала о том же, потому что развернулась и сказала, что будет пить кофе на другом конце комнаты. И чтобы я не смела приближаться к ней или сходила в свою комнату и накинула что-то менее прозрачное.
Я сжалилась над ней и набросила на себя толстый шерстяной плед. Она сказала, что даже плед слишком сексуально смотрится на мне, и, пожалуй, она не будет смотреть на меня вовсе. Заявила, что лучше будет смотреть на кружочки желтков на своей тарелке, хотя после вчерашних селфи любые кружочки вызывают у неё жесткую эрекцию. Весь наш завтрак я смеялась так, что есть толком не могла. Это было очень забавное и приятное утро, теплое и пушистое, как любимая пижама.
Мы упивались каждой его минутой, ровно как и новым статусом наших отношений. Теперь мы были не просто людьми, делившими одно жилье, а двумя частями чего-то целого. Двумя сторонами света, соединяющимися в одно небо.
Виолетта была права, сказав, что если мы как-то обозначим наши отношения, то мои проблемы станут нашими общими проблемами, а это позволит мне начать по-другому относиться к ним. В то утро я ощущала все сказанное им так явственно, будто эти слова были материальны, как огонь или сталь, и теперь они точно так же, как огонь и сталь, могли отогреть и защитить меня.
* * *
Ближе к обеду Виолетта ушла на пробежку, а я взялась за работу над очередной статьей. И пока набрасывала план, получила письмо от отца, который, отчаявшись добраться до меня через телефон, взялся за электронную почту и накатал мне большое и злое письмо:
«Андрей решил не заявлять на ту тварь, с которой ты явилась позавчера и которая вышибла дверь в мой кабинет, стоило ей приревновать. Так что пусть спит спокойно, хотя по ней плачет тюрьма. Но тебе, дочка, я предлагаю подумать вот над чем: неужели ты думаешь, что она не станет разочарованием? Андрей сказал, что эта девчонка возила к вам еду из ресторана. Серьезно? Это твой выбор? На что ты будешь жить? В каких условиях? Вашего нищенского дохода может и хватит на жилье и продукты, но та жизнь, к которой ты привыкла, останется в прошлом. Ты не сможешь позволить себе новую машину, когда эта надоест. Не будешь ездить в путешествия по шесть раз за год. Забудь о дорогой одежде и роскошных ресторанах. А теперь скажи – чуть более нежная девочка стоит всех этих мучений? Андрей признался мне, что возможно был слишком... страстен с тобой. Что вероятно твоя натура создана для более спокойных отношений с человеком, который беднее тебя и над которым ты могла бы доминировать. Мне трудно обо всем этом судить. Я не знаток новомодных веяний, но я точно знаю, что зов тела может обманывать. Я занимаюсь бракоразводными делами вот уже тридцать лет и точно знаю, что люди, не подходящие друг другу по статусу, никогда не бывают счастливы вместе. Адвокатша не будет счастлива с официантом, а владелец транснациональной корпорации не найдет счастье с деревенской простушкой. И точно так же Дементьева Мелисса Дмитриевна, наследница крупной юридической фирмы, недолго будет миловаться с девчушкой с улицы, у которой ни образования, ни манер, ни будущего. Придет время, и ты сама поймешь, что дела постельные – это еще не все. Я буду ждать этого момента и дождусь.»
Я быстро почитала сообщение и еще быстрее написала ответ, который так и жег мне язык с самой первой секунды:
«Жаль, что ты забыл, что ты и сам не из богатой семьи, а деньги на свое образование и первое дело занял у родителей мамы. Ее ты ни разу не обвинил в том, что она связалась с простаком. Так вот, продолжай эту прекрасную традицию и со мной. Буду благодарна».
Я сразу же отправила письмо – можно сказать, швырнула его отцу, захлопнула ноутбук и пошла на балкон курить. Сидела там полчаса и хмурилась, пока не пришла Виолетта.
– Все в норме? – спросила она, заглядывая на балкон.
– Да. Просто отец не знает, чем еще заняться, – сказала я и чмокнула Виолетта в губы.
– Он звонил?
– Написал.
– Снова хочет свести тебя с бывшим? – поинтересовалась Виолетта, стаскивая мокрую майку и опасно усмехаясь.
– Нет. Решил напомнить, что счастье заключается в деньгах, – пожала плечами я, с неизменным интересом разглядывая обнаженный торс Виолетты.
– Ну, он прав частично.
– Нет, он не прав, – сказала я, нервно раскуривая очередную сигарету и пытаясь унять в пальцах дрожь. – Я всю жизнь сорила деньгами, ела в дорогих ресторанах, носила Баленсиагу и меняла машину каждый год от скуки. К двадцати одному я объездила полмира. А теперь посмотри на меня – я затравленный, сломленный и психически нестабильный человек, который шарахается от своей тени. Меня так умело обработали, что насилие и унижение воспринимались как нечто, что я заслужила. Иногда у меня случаются такие панические атаки, что не хочется жить. Потом я оказалась у тебя, и впервые за долгое время ко мне вернулось чувство, что жизнь прекрасна. У меня есть только моя зарплата, которая чуть выше минимальной, я сама приготовила яичницу сегодня утром, а вместо Барселоны мы прогуляемся вдоль реки, у которой наверно даже названия нет. Но я счастлива, мне спокойно, и моя психика приходит в норму впервые за долгое время. Мне не хочется бежать, прятаться, покончить с собой. Наоборот. Хочется жить, просыпаться, дышать и быть счастливой. И если мой пример – это не доказательство того, что деньги не имеют никакой силы, то я не знаю, что тут еще можно сказать. Конечно, деньги не бывают лишними, но глобально они ничего не решают. Деньги – они как красивая винная бутылка, а твое счастье и мироощущение – тот напиток, который плещется внутри. Кажется, что они взаимосвязаны, и чем красивее бутылка, тем вкуснее будет вино, но ведь это не так. Красота бутылки никак не влияет на содержимое – внутри может оказаться как нектар богов, так и уксус. И вот я просыпаюсь каждое утро и думаю: лучше я буду пить нектар богов из жестянки, чем уксус из хрустального графина, – закончила я.
Виолетта взяла у меня сигарету, сделала одну затяжку и выдохнула, глядя вдаль – на солнце, медленно гуляющее по крышам соседних домов. Ласково коснулась моей щеки и сказала:
– Я согласна, что главное – найти нектар. Но все же его куда приятней пить из хрусталя, чем из жестянки.
– Да мне не важно, Ви. Не важно, поверь. Богатство – это просто блажь, без которой я прекрасно проживу.
– Можно мне поделиться с тобой кое-чем? – спросила она. – Я давно хотела, но как-то не было случая.
– Смотря чем, – пробормотала я, разглядывая ее самодовольное лицо и надеясь, что она не станет ради меня играть в лотерею или участвовать в каких-то сомнительных авантюрах, вроде финансовых пирамид.
– Я планирую поступить в Королевский хирургический колледж этим летом. Нужно сдать экзамены, я уже готова к ним, и внести оплату за первый год. Мы ни в чем не будем нуждаться. Я знаю, что в роскоши не заключается смысл жизни, но мне бы хотелось подарить ее тебе однажды. Просто так.
Она улыбнулась, задорно и совсем по-девчачьи, чмокнула меня в лоб и ушла в душ. А я так и осталась стоять посреди балкона, хлопая глазами. Виолетта умела удивлять. Она делала это постоянно с момента нашей первой встречи и уверенно продолжала эту традицию.
* * *
После обмена фотографиями прошлой ночью между нами что-то изменилось. Стало интенсивней и ярче, будто ветер подул на угли. Вчера я так возбудилась, глядя на ее фото, что даже задумалась над новой главой в наших отношениях. Но стоило мне закрыть глаза и вообразить, как ее тело ложится на мое, – и мне опять становилось не по себе.
Днем я наводила порядок в комнате, увидела свои таблетки и вспомнила, что они успокаивали не только боль, но и тревогу.
Виолетта тогда сказала, что не хотела бы, чтобы я принимала таблетки лишь бы снять нервозность, но я не видела иного решения для своей проблемы. Мое сердце хотело сделать эту девушку счастливой. Мой страх возражал, что я не готова. А таблетки шепнули, что могут решить все неудобства.
Поэтому сразу после ужина я достала из блистера две штуки, положила на язык и запила чаем. В своей комнате я надела самое красивое нижнее белье, что у меня было. Завила волосы: вид у меня с ними становился романтичный и игривый, как у девчушки из романтичной комедии. Набросила сверху легкий шелковый халат и пришла к Виолетте в гостиную.