глава 12
– Тебе есть куда пойти? – спросила она.
Я не сразу ответила, раздумывала. И Виолетта тут же поинтересовалась:
– Ты же не думаешь вернуться обратно?
– Нет. Если только...
Если только мое извращенное, опасное чувство вины не поднимется на поверхность, как аллигатор, и не начнет вопить мне, что я сама во всем виновата, а Андрей – ну он просто такой, какой есть: пылкий, страстный и страшно сексуальный – с акцентом на слове «страшно».
– Если только что? – спросила Виолетта.
– Иногда мне кажется, что я все преувеличиваю. И это чувство – оно словно в бездну меня тянет за ногу...
– Послушай, – Виолетта взяла меня за плечи и сказала, твердо, настойчиво: – Ты не можешь вернуться к нему. Даже того, что я вижу, – она снова коснулась моего виска, – уже достаточно, чтобы больше никогда не возвращаться. А наверно есть еще то, о чем я ни сном ни духом. Поэтому если тебе нужен кто-то, кто заверил бы твои чувства и признал, что они адекватны, то я могу сделать это прямо сейчас. Я свидетельствую, что ты ничего не преувеличиваешь, Лисса, ты не сумасшедшая и ни в коем случае не должна возвращаться обратно. Точка.
Это было больше, чем просто слова. Это была инъекция силы и зерно здравого смысла, которые мне нужно было получить снаружи, потому что мои собственные силы и здравый смысл давно были похоронены под толстым слоем насмешек, унижений и насилия... И еще это ласковое «Лисса» – я чуть не расплакалась снова, как только услышала его. Так меня называли в детстве, очень давно...
– Тебе есть куда пойти? – снова спросила Виолетта, явно считая закрытым вопрос о моем возвращении.
Я решила, что мне все же нужно поехать к родителям и провести у них пару дней, пока в моей голове, как феникс из пепла, не возродится ясность. А там видно будет. Жизнь не окончена, просто находится в глубокой заднице.
Я позвонила матери и приготовилась выслушать от нее кучу всего, но она не стала распекать меня. Наоборот, говорила тихо, словно прикрывала трубку рукой. Я сказала, что хочу пожить дома, пока не решу, что делать дальше, на что она ответила:
– Андрей здесь.
Я сглотнула ком в горле. Левый глаз начал дергаться.
– Он здесь и собирается вернуть тебя.
– Даже не начинай, мама.
– Я не начинаю, – ответила она. – Наоборот, хочу уберечь тебя. Послушай. Отец не станет его выставлять на улицу, а Андрей, если ты приедешь, покоя тебе не даст. Поэтому если тебе есть, к кому пойти на пару дней, то иди. Я скажу Андрею, что тебе нужно время и чтобы он не искал тебя, а ты пока поживи у кого-то из своих подруг, ладно?
Виолетта, пока я говорила, принесла мне еще один бокал вина и тарелку горячей еды.
Я распрощалась с матерью и набрала Диану, но та не ответила. Диана всегда ложилась рано, возведя «beauty sleep» в статус религии. Думаю, сейчас уже видела десятый сон. Тогда я набрала Вику. Та тут же сняла трубку и спросила, в порядке ли я. Словно знала, что этот звонок посреди ночи однажды случится.
Я попросилась к ней на пару дней, но она сказала, что уехала ночевать к своему парню. «Если сможешь заехать ко мне и взять ключи от моей квартиры, то приезжай! Правда, я далековато – в Дроэде».
До Дроэды был час езды. Я посмотрела на Виолетту, которая сидела напротив, и подумала, что она будет не в восторге,
если я попрошу ее подкинуть меня до Дроэды в разгар ее вечерней смены.
– Что там? – спросила она, когда я закончила разговор.
– Андрей ждет меня в доме родителей, и мама посоветовала не приезжать. Моя подруга даст мне крышу над головой, если я смогу приехать к ней в Дроэду и взять ключ от ее Питерской квартиры. Я не собираюсь просить тебя отвезти меня в Дроэду, но, может быть, ты бы смогла занять мне денег на такси? Я без машины и без денег сегодня ночью. Все отдам, как только верну свою кредитку. Она осталась в доме Андрея, и возвращаться туда мне совсем не хочется...
– Ты можешь остаться у меня, – ответила Виолетта, и я умолкла на полуслове. Мысли сразу же разлетелись в разные стороны. Но не от радости, а от паники.
Я не хотела ночевать дома у незнакомки. Даже у такой, как Виолетта. Она была бесконечно добра ко мне, но Андрей научил меня остерегаться. Необъяснимый страх остаться вдвоем наедине сидел внутри – точно так же, как сидела внутри моя внутриматочная спираль, – и я никак не смогла бы вынуть его, избавиться. Вряд ли Виолетта смогла бы сделать со мной что-то плохое, но я не была уверена в этом на сто процентов.
Я ведь даже не знаю ее.
Да, она всегда готова прийти на помощь, и у меня внутри разливается тепло, когда вижу ее, но ведь Андрей тоже прекрасен в глазах женщин, которые его не знают.
– Я не могу, Виолетт. Спасибо, но я просто не могу, – ответила я, краснея.
– У тебя будет отдельная комната, и на двери есть внутренний замок: тебя никто не потревожит, включая меня. Клянусь, что пальцем тебя не трону. Тебе не о чем волноваться, – поспешила добавить она.
– Я умом понимаю это, но не могу перебороть себя, – я шумно выдохнула. – Прости меня, прошу. Я чувствую себя неблагодарной тварью, которая не достойна помощи и которая сама виновата в том, что от нее все отворачиваются...
– Нет, Мелисса, прекрати. Это посттравматический синдром. Твоя психика пытается защитить тебя. Допивай вино, и я отвезу тебя в Дроэду.
* * *
Мы уже минут десять ехали по направлению к Дроэде. Руки Виолетты лежали на руле, и только тогда я заметила, что ее правая кисть, которую я сегодня обрабатывала перекисью, – очень отекла и стала сине-бордовой. Запястье опухло тоже. Она с трудом поворачивал руль, морщась от любых движений, хотя ни слова не сказала мне.
Я включила свет в салоне, пока мы стояли на светофоре, и оглядела ее руку. Виолетта не только стесала костяшки – она еще и сильно ушибла ее, когда упала. Черт, а если у нее перелом? Я внезапно вспомнила, что люди, случается, ломают себе кости, но не знают об этом – не чувствуют боль из-за отека.
– Мы не поедем в Дроэду, Виолетт, – сказала я. – Я буду свиньей, если заставлю тебя час крутить руль с вот такой рукой. А потом столько же в обратную сторону. Давай все-таки поедем к тебе.
– Все нормально, не переживай, – заспорила она. – Просто небольшой ушиб.
– Тебе больно, и я это вижу. Аж зубы сжимаешь на поворотах. И подбородок твой мне не нравится.
– Странно, обычно девчонкам нравится мой подбородок, – отшутилась она.
– Я о ране, ты поняла. Вот заживет, и мне тоже будет нравиться.
Виолетта рассмеялась и снова потрогала его пальцем.
– Не трогай грязными руками. Отвалится – чем девчонок кадрить будешь?
– Я рада, что ты потихоньку приходишь в себя, – благодушно улыбнулась она.
– Это все вино, – призналась я. – Такое чувство, что мне вкололи инъекцию... похерона. Лошадиную дозу. Что это было? Какая-то корейская настойка?
– Рисовое вино Джона, – ответила Виолетта. – Он готовит его по рецепту своей бабушки.
– Теперь, когда мне будет плохо, я буду пить рисовое вино.
– Когда тебе плохо, лучше говорить с людьми, – сказала Виолетта. – Ладно?
– Попробую. А теперь разворачивайся и поехали к тебе. Если у тебя правда есть отдельная комната и кровать.
– Есть. Не переживай ни о чем.
Виолетта жила в Талла – юго-западном пригороде Санкт-Петербурга, в старом таунхаусе на окраине, и после дома Андрея ее жилье показалось мне крошечным. Здесь не было трехметровых потолков, шикарной мебели на заказ, панорамных окон и дубового пола. В гостиной хватило место только для дивана, обеденного столика и полки с книгами. В маленькую кухню едва помещались холодильник и микроволновка. А ванную комнату моя мать назвала бы обувной коробкой.
Но наверно даже Хилтон в ту минуту не обрадовал бы меня так, как это место. Тут было немного не прибрано, во всем угадывалась легкая запущенность холостяцкого жилья, но тихо, спокойно, уютно. Пол у старого камина, прикрытого металлической задвижкой, был усыпан пеплом – значит, рабочий, и совсем недавно Виолетта разводила в нем огонь. Настенная лампа отбрасывала на пол круг теплого света. Прозрачная дверь вела на балкон, а за ней открывался вид на живописную пустошь, залитую лунным светом.
– Это конечно не те хоромы, в которых ты живешь, – сказала Виолетта, убирая мое пальто в шкаф у входа, – но, думаю, пару дней продержишься.
– Хоромы теряют свою привлекательность, если живешь с человеком, чью смену настроения боишься пропустить. Лучше уж домик лесника, чем замок ужасов.
– Лесник к твоим услугам, – улыбнулась Виолетта.
Я зашла в ванную комнату вымыть руки и заглянула в зеркало. Меня сейчас можно было выставлять на порог вместо декораций на Хэллоуин. Я выглядела бледной и потерянной, как привидение...
После я прошлась по гостиной, разглядывая узоры на каминной плитке. Мне действительно нравилось здесь. Единственное, что смутило, – спальня. Вернее то, что она была одна.
– Я посплю на диване, – объяснила Виолетта.
– Когда ты сказала, что у меня будет своя комната, я не думала, что тебе придется отдать мне свою. Теперь мне стыдно...
Виолетта достала из комода комплект чистого постельного белья, подошла ко мне и сказала:
– За что? Прекрати... Ты сможешь сама перестелить постель? Боюсь, я едва могу шевелить рукой.
Я перевела взгляд на ее кисть. Ее так раздуло, что было страшно смотреть.
– Тебе нужно в травмпункт, сделать рентген.
– Займусь этим завтра. Я просто на последнем издыхании, – ответила она.
– Я помогу тебе застелить диван. И давай туго перебинтуем кисть? Если там смещение, то лучше его зафиксировать. Чем мне еще помочь? – спросила я.
– Я не при смерти, не волнуйся, – самоуверенно улыбнулась она. Но от повязки все-таки не отказалась.
Она сняла толстовку и осталась в одной черной футболке. На ее предплечьях было полно татуировок: звезды, цветы. Но больше всего мне понравились сами руки: они были крепкими и рельефными, как у атлета. На вечеринке рукава рубашки скрывали их, но теперь я могла увидеть их полностью и... получила от зрелища удовольствие. С Андреем такого не было. Не припомню, чтобы мне хотелось разглядывать его. Задерживать взгляд на его лице или руках. И только сейчас отсутствие этого желания показалось мне странным. Только сейчас.
– Мне нравятся твои тату, – сказала я, надеясь, что Виолетта не воспримет это как флирт. – И это забавно, учитывая, что обычно они меня отталкивают.
– Почему так?
– Не знаю, наверно воспитание. Все бунтарское меня немного пугает: татуировки, кожаные куртки, пирсинг, наркотики, тяжелая музыка...
– А между тем ты тоже бунтарка, – усмехнулась Виолетта. – Которая пишет бунтарские статьи о порно.
Я рассмеялась, качая головой.
– У меня не было выбора. Сложно смотреть на эксплуатацию и делать вид, что это нормально.
Виолетта помолчала, раздумывая над чем-то.
– Ты бы запретила порно совсем, если бы это было в твоей власти?
– Хм... Нет. Это неверный подход.
– Почему?
– Потому что любое явление, которое вынуждают уйти в подполье, в итоге приобретает уродливые формы. Если запретить порностудии, то для тех, кто вынужден сниматься в порно – а большинство из этих людей приходят туда по нужде, – все станет еще хуже. Их можно будет запугивать, травить, шантажировать, обманывать, не платить деньги. Нельзя запрещать то, от чего люди все равно не смогут отказаться: алкоголь, сигареты, порнографию, проституцию. Это как вместо того, чтобы лечить гнойную рану, просто прикрыть ее кружевной повязкой и сказать, что заражения нет. Но ведь заражение никуда не денется, и рана продолжит гнить... Простой пример: там, где проституция легализована, человек, предоставляющий секс-услуги, в случае насилия сможет обратиться в полицию. Он будет защищен. Ему нечего будет скрывать. Если же проституция запрещена, то те, кто в нее вовлечен, лишатся защиты. Никто не станет обращаться в полицию, никто не будет требовать справедливой платы за свои услуги или безопасности. Мы никогда не узнаем, что творится с раной, прикрытой кружевом. То же самое с абортами. Там, где их запрещают, их не становится меньше. Зато взлетает смертность среди тех, кого прооперировали в подполье падкие на деньги врачи. То же самое с порно...
– Логично, – ответила Виолетта. – Но тогда что бы ты сделала?
– Обязала бы все студии получать государственную регистрацию, и только контент этих студий мог бы быть размещен на публичных сайтах. Все видео должна была бы сопровождать документация, подтверждающая возраст участников и их согласие. Запретила бы функцию скачивания порно, чтобы криминальный контент – такой, как секс-эксплуатация несовершеннолетних или порно-месть, – невозможно было скачать и перезалить куда-то. Замораживала бы любое видео по первому требованию и проводила бы тщательное расследование... Понимаю, что сложно, дорого и потребует времени, но порноиндустрия приносит колоссальные прибыли, и нет ни одной причины ни к чему ее не обязывать.
Я подняла глаза на Виолетту и заметила, что она пристально смотрит на меня. Словно я рассказывала ей что-то, чего больше никто никогда не расскажет. Я не привыкла получать столько внимания от кого бы то ни было, и тут же умолкла.
– Я увлеклась, – пробормотала я, робея под ее взглядом. – Иногда мне кажется, что если бы не журналистика, то я бы пошла в полицию.
– Мне нравятся твои рассуждения, – сказала она. – И полицейский из тебя вышел бы что надо.
– И форма у них крутая, – улыбнулась я.
– О да, с удовольствием посмотрела бы на тебя в форме.
– В этой фразе есть какой-то эротический подтекст? – Я толкнула ее в бок.
– Нет! – улыбнулась Виолетта. – Я правда имел в виду настоящую полицейскую форму, а не...
– А не костюм из секс-шопа?
– Совсем не костюм из секс-шопа!
– Ладно, поверю тебе на слово.
Я закончила бинтовать ее запястье, и теперь мы сидели за столом друг напротив друга. Я заварила две чашки чая, Виолетта бросила упаковку промасленного торфа в камин, и какое-то время мы просто смотрели на огонь и потягивали ройбуш. От моего стула до камина был всего метр, не больше. За столом, кроме нас с Виолеттой, больше никто не уместился бы. Рукой, казалось, можно дотянуться до потолка. И эта теснота странным образом усилила мой внутренний покой и чувство безопасности. Я словно была загнанным зверем, который долго несся сквозь терновник, убегая от охотника, и вдруг прошмыгнул в маленькую узкую нору, в конце которой его ждало тихое, устланное пухом пристанище.
– Прости еще раз за то, что ты увидела сегодня, – сказала я, разглядывая огненные языки и внезапно вспомнив о том, что мучало меня все это время. – Я не думала, что Андрей... будет так себя вести при свидетелях. Мне очень стыдно...
– Забудь, – сказала Виолетта. – Мне не надо было заходить в твой дом. Как чувствовала, что не стоит. Достаточно было просто разговора на пороге, чтобы...
– Что?
– И так все мозги растерять, – призналась она.
Странное тепло разлилось внутри – плотное и густое, как подтаявший шоколад.
– Я рада, что ты появилась в моей жизни, – призналась я. – И счастлива, что теперь могу общаться с тобой, когда захочу, в любой момент. В тебе оказалось то, в чем я сильно нуждалась: мне спокойно рядом с тобой. С первой встречи и до сих пор.
Виолетта посмотрела на мое лицо, коснулась пряди волос и заправила ее мне за ухо. Ее глаза были полны нежности. Прикосновение ее руки – легким, как снежные хлопья. Наверно она поцеловал бы меня, если бы не ее обещание не прикасаться ко мне. Я и сама вдруг захотела поцеловать ее, но боялась, что это подтолкнет нас к тому, чего я не хотела. Мысли о близости вызывали у меня в эту минуту только гнев и панику.
– А я рада общаться с тобой, – сказала она наконец. – А теперь иди спать, пока я не бросила к твоим ногам еще и свое сердце.
Виолетта явно подшучивала надо мной, но у меня внутри разлилась такая слабость, словно я снова напилась рисового вина.
– Спасибо за перевязку, – сказала она, поднимаясь и разминая мышцы.
– Спасибо за пристанище, – ответила я, вставая тоже.
Я ушла спать в ее комнату. Нашла в комоде одну из ее футболок, которые она разрешила мне взять в качестве ночнушки. На мне по-прежнему было то самое платье, которое я надела утром, прихорашиваясь для Виолетты. И это же платье было на мне, когда Андрей набросился на меня. На нем до сих пор были пятна и даже прореха на бедре – Андрей порвал его, когда пытался снять с меня белье. Я с трудом могла смотреть на него. Скомкала, спрятала под угол матраса и погасила свет.
В гостиной, светлой и уютной, я чувствовала себя спокойно, но стоило оказаться в темноте, и внезапно на меня навалились воспоминания дня. Даже не воспоминания, а пугающее кино, карусель мельтешащих перед глазами кадров.