18. Неизбежный разговор
Мы едем в машине, и внутри царит тишина.
Не напряжённая, нет. Скорее, наполненная мыслями, которые не требуют слов.
Я наблюдаю, как улицы медленно проплывают мимо, и с каждым поворотом приближаемся к неизбежному.
К дому.
К разговору.
К последствиям.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь удержать тревогу на краю сознания.
— Высади меня чуть дальше, — говорю наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Никита бросает на меня короткий взгляд.
— Почему?
Я отвожу взгляд, пальцы нервно стискивают ткань юбки.
— Они уже видели, как меня подвозили на дорогущей машине. Уже были наезды. Если увидят снова...
Я замолкаю, не заканчивая фразу.
Никита понимает без лишних слов.
Он сжимает руль чуть крепче, но не спорит.
— Ладно.
Я благодарно киваю, чувствуя облегчение.
Когда мы приближаемся к моему району, он сворачивает в сторону, останавливаясь в нескольких кварталах от дома.
Я растягиваю ремень безопасности.
Задерживаюсь на мгновение, пальцы всё ещё сжимаются на ручке двери.
Никита внимательно смотрит на меня, не торопит, просто ждёт.
Как будто понимает, что мне нужно ещё несколько секунд, прежде чем сделать этот шаг.
Я поворачиваюсь к нему, позволяя себе увидеть в его глазах то спокойствие, которое мне так необходимо.
А потом медленно наклоняюсь и касаюсь губами его щеки.
Тепло его кожи, знакомый запах, тихая близость, которая говорит больше, чем любые слова.
— Спасибо, — шепчу я, отстраняясь.
Никита чуть улыбается, но не отвечает, просто смотрит на меня так, как будто я единственное, что сейчас важно.
Открываю дверь и выхожу в вечерний воздух, который кажется слишком холодным после тепла его присутствия.
Но прежде чем я отойду, он негромко произносит:
— Если что, я тут.
Я киваю, стискивая пальцы, и наконец поворачиваюсь, направляясь домой.
К неизбежному.
К разговору, который точно не будет простым.
Но, почему-то, мысли о том, что Никита ждёт неподалёку, делают этот шаг немного легче.
***
Я стою перед дверью квартиры, пальцы сжаты в кулак.
Дверь такая же, как и всегда.
Знакомая.
Но почему-то сейчас она кажется чужой.
Я глубоко вздыхаю, пытаясь собраться, но внутри всё равно дрожит напряжение.
Я знаю, что жду за порогом.
Я знаю, что не будет лёгкого разговора.
Я знаю, что они будут злиться.
Я медлю, оттягивая момент, но потом всё же поднимаю руку и тихо стучу.
Тишина.
Проходит несколько секунд, и я слышу шаги.
Дверь распахивается, и прежде чем я успеваю сказать хоть что-то, мама уже обнимает меня.
Сильно.
Так, будто хочет убедиться, что я реальная, что я здесь, что я не исчезла.
Я замираю, но потом всё же обвиваю её руками, чувствуя, как напряжение внутри на секунду ослабевает.
— О боже, Эби, — её голос дрожит. — Мы так волновались!
С кухни доносятся шаги — папа выходит в коридор, и его выражение мягче, чем у мамы.
Он не ругает, не обвиняет.
Просто смотрит на меня с облегчением.
— Всё в порядке? — спрашивает он, и в его голосе нет гнева, только забота.
Я киваю, чувствуя, как ком в горле становится плотнее.
— Да, — говорю я. — Всё нормально.
Но мама уже отступает, и тревога в её глазах сменяется раздражением.
— Ты просто исчезла! — голос резкий, почти обвиняющий. — Без звонка, без объяснений!
Папа бросает на неё быстрый взгляд, будто хочет успокоить, но не вмешивается пока.
— Телефон сломался, — объясняю я, стараясь говорить ровно.
Но маме этого недостаточно.
Она скрещивает руки на груди, смотрит на меня пристально, и я чувствую, что это только начало.
— Где ты была?
Я выдыхаю.
— У друга.
— У кого?
Я медлю, потому что знаю — этот ответ ей не понравится.
— У Никиты.
Пауза.
Я вижу, как её лицо меняется, как губы сжимаются в тонкую линию, как глаза вспыхивают недовольством.
— Серьёзно? — её голос уже резкий, почти злой. — Ты снова связалась с ним?
Я стискиваю пальцы, готовясь к этому разговору.
— Он изменился.
— Он употреблял, Эби! — мама делает шаг ближе, уже почти кричит. — Ты понимаешь, что это значит?
Я сдерживаю раздражение, стараясь говорить ровно.
— Это было раньше.
— Такие люди не меняются!
— Я знаю, что он изменился.
Папа изучающе смотрит на меня.
— Ты уверена?
Я киваю, чувствуя, как раздражение сменяется твёрдой решимостью.
— Да.
Но маму это не убеждает.
— Неважно. Я не позволю тебе с ним встречаться.
Я смотрю на неё, на этот контроль, на эту попытку снова загнать меня в угол.
Я улыбаюсь уголками губ, но в этой улыбке нет веселья.
— Что ж, мамочка, поздно. Я уже это сделала.
Её глаза расширяются, она на секунду теряет слова, будто не верит, что я сказала это вслух.
Наступает короткая пауза.
Напряжённая.
Густая, как воздух перед грозой.
Папа отводит взгляд, явно предвидя очередной взрыв.
А мама, оправившись от удивления, стискивает челюсть.
— Значит так, — её голос уже не дрожит, а звучит твёрдо. — Ты под домашним арестом.
Я не моргаю.
Не удивляюсь.
Я ожидала этого.
Но тут вмешивается папа.
— Дай ей хотя бы объяснить.
Мама бросает на него раздражённый взгляд.
— Ты опять её защищаешь?!
— Я пытаюсь поговорить спокойно.
Но это не помогает.
Потому что они сами каждый день спорят.
Потому что между ними всегда напряжённость.
И теперь я снова в центре этой бурной сцены.
— Отлично, — говорю ровно. — Посмотрим, сколько это продлится.
Папа тяжело вздыхает, проводит рукой по лицу, но не говорит ничего.
Мама смотрит на меня, как будто ждет, что я взорвусь.
Но я не взорвусь.
Я просто сделаю то, что всегда делала.
Я подожду.
А потом найду выход.
Как всегда.
Я резко разворачиваюсь, шаги звучат чётко по полу.
Дойдя до своей комнаты, я распахиваю дверь и с силой хлопаю ею, даже не пытаясь сдерживаться.
Гулкий звук разносится по квартире, но мне всё равно.
Я прислоняюсь спиной к двери, закрываю глаза, глубоко дышу, стараясь успокоить бешеный ритм сердца.
Но сквозь тонкие стены всё равно слышу их.
— Ты ведёшь себя слишком жёстко, — папин голос низкий, но сдержанный, старается не усугублять.
— А ты ведёшь себя слишком мягко, — мама уже почти кричит. — Ты вообще понимаешь, что она делает?
Пауза.
Я слышу, как папа вздыхает, как будто устал от этого разговора ещё до его начала.
— Она взрослеет. Ты не можешь контролировать всё.
— Она сбежала через окно! — мамин голос полон негодования.
Папа молчит на секунду, потом говорит тише, но настойчивее:
— Потому что ты не оставила ей выбора.
Тишина.
Напряжённая.
А потом снова голоса.
Снова спор.
Снова те же фразы, те же обвинения, те же попытки доказать, кто прав.
Я быстро хватаю рюкзак, запихиваю вещи, даже не осознавая, что именно беру.
Я задерживаюсь на секунду, пытаясь заглушить гул мыслей в голове.
Родители остынут. Через день, неделю, месяц.
Этот спор — не первый и не последний.
Но Никита...
Я резко выдыхаю, чувствуя, как внутри всё сжимается.
Я уже давно поняла, но боялась признать.
Я не могу без него.
Я уже не представляю свою жизнь без его взгляда, без его слов, без его присутствия, которое всегда ощущается как что-то неизменное.
Родители остынут, но я не могу ждать, пока это случится.
Я не могу сидеть здесь, пока они решают, как мне жить.
Я поднимаюсь, резким движением закидываю рюкзак на плечо.
Подхожу к окну, открываю его.
Холодный воздух хлещет в лицо, как подтверждение, что я всё правильно решила.
Я вздыхаю, вставая на карниз, готовая сделать первый шаг вниз.
Но вдруг взгляд цепляется за фигуру внизу.
Никита.
Я замираю, едва не теряя равновесие.
— Чёрт... — шепчу себе, глядя вниз.
Он стоит там, смотрит прямо на меня, будто знал, что я так поступлю.
— Что ты здесь делаешь?! — шепчу резко, удивление прорывается сквозь тревогу.
Никита наклоняет голову, глаза тёмные, спокойные.
— Пришёл помочь тебе сбежать, — говорит ровно.
Я моргаю, не веря.
— Ты... Я бы справилась сама.
— Я не сомневаюсь, — он качает головой. — Но я не мог просто сидеть сложа руки и ждать, пока тебе будет плохо.
Я смотрю на него, на уверенность в его словах, на то, как он стоит под моим окном, словно единственная точка опоры в этом хаосе.
— Я не хочу, чтобы ты пострадала, пока выбираешься оттуда, — его голос ровный, но в нём скрыта глубина.
Меня это задевает.
Я сжимаю пальцы на карнизе, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Никита...
— Прыгай, — говорит он мягко. — Я поймаю.
Я смотрю на него, на его вытянутые руки, на решимость в глазах.
И вдруг понимаю — я ему верю.
Без сомнений.
Без страхов.
Я делаю шаг.
И прыгаю вниз.
Я чувствую, как ветер резко ударяет в лицо, как сердце замирает на долю секунды.
Но потом я падаю в знакомые, крепкие руки.
Никита ловит меня уверенно, без колебаний.
Я вздрагиваю от резкого приземления, но он уже держит меня, будто знал, как правильно поймать.
На секунду мы просто стоим так, его руки вокруг моей талии, мои пальцы стискивают ткань его куртки.
— Целая? — тихо спрашивает он.
Я киваю, делаю шаг назад, пытаясь стабилизировать дыхание, но адреналин всё ещё скачет в крови.
Никита внимательно смотрит на меня, затем его взгляд падает на рюкзак, который висит на моём плече.
— Дай сюда, — говорит он, протягивая руку.
Я хмурюсь.
— Я сама могу нести.
Он закатывает глаза, но без раздражения.
— Эби, ты только что сиганула из окна. Позволь мне хотя бы понести твои вещи.
Я колеблюсь, но потом молча протягиваю ему рюкзак.
Он забрасывает его себе на плечо так, будто он ничего не весит.
Я наблюдаю, как его движения остаются спокойными, уверенными.
Как будто он не просто помогает мне сбежать, а делает это, словно так и должно быть.
Словно не сомневался ни секунды.
Словно выбор всегда был очевидным.
Я сглатываю, отводя взгляд.
— Куда теперь? — спрашивает он.
Я выдыхаю.
— Подальше отсюда.
Он кивает, и мы исчезаем в ночи.
...