XXIX. Время уходит, а он не готов.
🎧kuroiumi 黒い海 x maynovsky — black and blue
29
Мой черно-белый лабиринт
Закрыл в себе меня
Сквозь темноту я слышу только, как ты дышишь
Я сохранил в себе твой взгляд
И я останусь здесь
Зачем тебя мне звать
Ведь ты не хочешь слышать
Противный запах антисептика и бьющий по вискам пищащий звук различных аппаратов дает о себе знать, когда Чонгук открывает глаза. Самое ужасное — это пытаться сдержать шипение от гула в ушах и больно пульсирующих висков. Больничная койка, будто сильнейший магнит, тянет обратно на себя, не давая тому встать. В голове все идет кругом, даже думать в таком состоянии уже невозможно. Чисто физически он изранен, болят ребра, по всему телу много порезов и ушибов. Удар головой был неслабый, по крайней мере, Чон был в этом уверен, каждый раз накрывая рукой лоб. Рядом стоит монитор, на котором отображаются его показатели. К счастью, пульс в норме, да и давление стабильное. Перед глазами летало много бликов и ярких разноцветных точек, словно «мушки». Гук пытался вспомнить, что произошло ранее.
«Это он стоит на дороге. Боже, нет!» — пронеслись фразы в его голове. Новая колкая боль снова охватила Чонгука, этим давая понять и вспомнить то самое ужасное происшествие.
Повернув голову направо, младший сквозь мутную пелену перед глазами увидел Намджуна на соседней кровати. Палата огромная, с дорогим оборудованием, со всеми удобствами, ведь предназначена для известных личностей. На каждой тумбе полно приятно пахнущих цветов, но Гуку было противно вдыхать этот аромат. Слишком приторный и грубый для его ужасного и паршивого состояния. Идти до соседней койки для Чонгука слишком далеко, особенно в его положении. Он приподнимает левую руку и спешно снимает иглу от катетера, присоединенной к капельнице с каким-то зеркально отражающимся препаратом. Вялые ноги сразу подкашиваются, как только он встает с кровати и медленно, не спеша, делая как можно шире шаг, подходит к койке. Мигрень дает о себе знать с каждым шагом вперед, но Гук не останавливается ни на минуту, чтобы отсчитать время, когда пройдет боль в голове.
Он не мог сказать по виду Джуна, насколько сильными были повреждения внутренних органов, хотя Гук был благодарен, что порезы были только поверхностные. Он потянулся и осторожно обнял его. Неоднократный с паузами звонкий звук из колонок, свидетельствовал о том, что все показатели в норме, хоть и по виду Рэпмона этого не скажешь.
— Намджун? — прохрипел наследник, — Ты же слышишь меня, правда? — с надеждой спросил он.
В ответ тишина, настолько противная, что звук показателей становится слишком привычным, являясь задним незначительным фоном.
— Прошу, прости меня, — Чонгук держался, чтобы не пустить слезы, — я очень надеюсь, что с тобой все будет хорошо. Ты же знаешь, как ты мне дорог.
Резкий звук стал громче и отчетливее после этих фраз.
Намджун его слышит.
Чон аккуратно поправляет одеяло, задевая холодную руку Мона. Он трепетно прикасается к чужой ладони и слабо сжимает в надежде на ответное действие. Через ингалятор с длиной подсоединенной трубкой к приборам слышно как спокойно, но громко вбирает воздух парень. Его естественные лохматые волосы и отросшие корни сейчас были намного лучше видны под прямым светом нависающих ламп. Когда младший поднял глаза на ядерный источник света, то словил новую порцию боли в задней части головного мозга, от чего сощурился, сжимая от противных ощущений в висках руку Джуна. На его лице нет живого места и только глубокая рана на левой щеке сочилась с новым напором через толстый слой повязок.
Фаланги пальцев разбиты в кровь, похоже, он не успел закрыть лицо, но в этот миг среагировал поднять руки. Смотря на него, можно понять — это чудо. Многочисленные порезы не дадут и не позволят повернуть язык, что этот человек жив. Но слава всем богам, Чонгук сидит рядом с ним, хоть и осматривает его ужасное состояние. Ему больно смотреть на это и он с нарастающей силой чувствует свою вину все больше.
«Из-за своих нелепых галлюцинаций... Из-за своих негативных мыслей... Из-за моей тоски и депрессии все так обернулось. Все из-за меня... Это я среагировал на облик Чимина перед машиной, это я его создал с помощью своей бушующей фантазии. Это я рефлекторно кинулся на руль, не давая брату во время восстановить направление. Это из-за меня Джун лежит передо мной в таком состоянии. Это все я... Мне нет прощения.»
Воспоминания, словно пленкой из фильма под названием «Моменты с этим человеком» крутятся со скоростью света перед глазами.
— Помнишь, как мы с тобой проводили время дома? Конечно же, помнишь. Ты так часто называл меня мелким, что я каждый раз злился, ударяя тебя под ребро. А потом я вырос, но даже так ничего не изменилось, — нелепо улыбнулся Чонгук, вдыхая кислород из рядом стоящего увлажнителя воздуха, — я всегда мог прийти к тебе, чтобы услышать пару советов, к которым я обязательно прислушивался, ведь Рэпмон-и всегда был прав, и я этого не отрицал никогда, — в его дрожащем голосе было слышно столько искренности.
Ведь половина жизни Чонгука состояла из учебы, контрактов, поездок за границу и документов. И в каждом из этих промежутков были моменты с Намджуном. В их общении было что-то особенное, а именно — легкость. Простое взаимопонимание, всегда необходимая поддержка, ссоры, которые заканчивались очень быстро, благодаря истеричному смеху Гука от «волны» бровями друга. Да, именно друга, лучшего друга. Несмотря на такую большую разницу в возрасте, они находили общий язык и видели друг друга насквозь.
— Иногда я себя ненавижу, когда вспоминаю, сколько слов я говорил тебе при ссорах. Я ужасный, мне стыдно, — виновато опустил он голову, зная, что тот его все равно не видит, но к его радости слышит, — Мне хочется снова с тобой поговорить на любую тему, снова провести с тобой время, снова поехать в поход, снова учить английский язык, который мне редко удается, но с твоей помощью у меня все получается, и ты меня каждый раз хвалишь, - вспоминая все моменты, Чон продолжил: — Помню однажды я так радовался своему успеху, что разбил твой планшет, на котором был несохраненный документ для контракта. Я видел, как ты был зол тогда, ты чисто из-за особого отношения ко мне просто потрепал мне волосы, называя меня неуклюжим, как старший брат. Я всегда был рад твоему приходу, всегда посмеивался над твоей нелепостью в обращении с вещами. Я не знаю сколько раз я должен поблагодарить тебя за все, но все равно... Спасибо тебе, — с особым чувством благодарил Чонгук старшего,
Тишина наполняла палату, и только звук приборов и всхлипы младшего были слышны.
— Ты мне как родной. Намджун, я всегда считал тебя вторым братом.
На глаза накатывали слезы, но он все еще пытался сдерживаться. Он всегда оставался сильным, ощущая, как мир вокруг него рушится.
— Я так хочу, чтобы ты сейчас открыл глаза и снова широко улыбнулся, как при самой первой встрече в мои четырнадцать. Не оставляй меня.
В палату постучался врач. Зайдя в комнату, мужчина заметил, что койка младшего наследника пустая, но повернув голову, его беспокойство улетучилось. Он сделал два уверенных шага вперед и перед тем как объявить новость, тихо вздохнул.
— Господин Чон Чонгук, — официально окликнул его врач, убирая руки за спину, — Вы очнулись, это радует, но я обязан вам сообщить одну новость. Вы долгое время пробыли в коме, поэтому это известие вы услышали не сразу...
— Что-то с братом? — повернулся наследник в сторону собеседника, не отпуская руку Намджуна.
— Я... — неуверенно начал врач, — Очень сожалею этому, но... Ваш брат скончался на месте, к моему сочувствию, мы не успели его спасти. Примите мои соболезнования, господин Чон.
Силуэт врача стал мутнеть от соленой жидкости в глазах, и, не сдержавшись, Чонгук заплакал, опуская голову от стыда за повторное проявление своей слабости. В ту секунду, когда душить свои вырывающиеся рыдания стало невыносимо, он услышал звук падающих показателей.
Первобытный крик вырвался из его горла, когда он увидел это:
— Нет! — прокричал он, и невероятная боль толкнула его на пол, сокрушив и притягивая к земле, но он устоял.
— Нет, Намджун, нет! — кричал он, до сих пор держа его холодную руку, чтобы нащупать пульс. Облегчение не наполнило его, когда он не нашел пульс, медленно понимая, что больше и не сможет уловить его постоянное сердцебиение, даже слабое и едва уловимое. Облегчение сразу же ушло, страх сменил его.
Он ушел вслед за любимым братом...
Все происходит в замедленной съемке без какого-либо звука. В его застланных слезами глазах отражалась невыносимая боль. Она убивает его изнутри. У него отняли самых дорогих людей, по его же вине. Гук надрывно кричит, словно зверь, руша все вокруг. Прозрачные слезы не перестают литься по его щекам, он начинает царапать свою шею от горя, оставляя красные полосы на коже. Наследник продолжает срывать голос до темных кругов перед глазами. Он ни на что не обращает внимания, его пытаются держать врачи с обеих сторон. Чонгук прекрасно понимает, что сопротивляться бесполезно, но он рвется к Намджуну, будто сможет его каким-то образом спасти. На левой руке он почувствовал напряжение, сравнимое с тяжелым грузом. Содержимое успокоительного разливается по вене, давая не своевольно, но благодаря сопротивлению, медленно закрыть глаза. Перед веками он увидел, как палату озарил первый луч света. Такой светлый и теплый, он будто бы говорил: «Все будет хорошо. Как ночь сменяется днем, так и страдания сменяются счастьем».
Он был единственный кто у меня остался из родных мне людей.
Я остался совершенно один...
В голове, как заевшая пластинка, та самая песня, которая играла в машине. Она стала символом этого печального события и останется им навсегда. Слезы продолжают течь из его глаз ручьем, но он уже не может ничего с этим поделать. Гук скучает, он осознал то, что больше не увидит родных. Слишком уж быстротечны были дни, поэтому они не позволяли ему увидеть всю полноту картины своих мыслей и чувств, но то, что произошло, дало им какой-то невидимый толчок, и они вырвались наружу, заставляя ему понять многое, доселе неизвестное ему. Неземная печаль заполняет Чонгука с каждой минутой все сильнее и сильнее, рвет его душу на части.
«Я не хочу, чтобы все так было, хочу отмотать время назад, попытаться предотвратить неотвратимое, я понимаю, что не могу этого сделать, но хочу. Я не сказал много важного им, не поблагодарил за их заботу, ласку, внимательность и беспокойство ко мне. Я не успел с ними попрощаться. Уже поздно...»
I feel it in my heart, soul, mind that Iʼm losing
Я сердцем чувствую, душой, головой, что я теряю
You, me, youʼre abusing
Тебя, себя, ты забираешь
Every reason that Iʼve left to live.
Всё, ради чего я мог бы жить.