Part 15
Телефон дрогнул в руке. Уведомление от новостного канала.
Её дыхание сбилось ещё до того, как экран загорелся.
«Обновление: самолёт, следовавший рейсом LH450, потерпел крушение в районе Рейна. На борту находились 236 пассажиров. Подтверждено: выживших нет.»
Лия не сразу поняла, что это реально.
Нет, мозг отказался это принять.
Слово «крушение» будто вспыхнуло огнём на экране, потом исчезло, но осталось внутри.
"Выживших нет."
Нет.
Нет.
Нет.
НЕТ!
Она встала. Резко. Почти спотыкаясь, будто пытаясь сбежать от этой фразы. От этой реальности.
быстро открыла телеграмм и сообщения от Тома
—рейс LH450
—нет нет нет-говорила она шепотом
Она схватила худи — его худи — натянула на себя, как броню.
— Нет, вы чё, ёбнулись, блядь?! — выдохнула она, и голос сорвался.
Она снова открыла его сообщения.
"Вылетел. 2 часа и я в другой вселенной."
В какой нахуй вселенной...
Слёзы хлынули. Без предупреждения, без пафоса — просто резко, будто тело сдалось.
Она сжалась на полу, телефон где-то под боком, а сама — в темноте, в тишине, в полном одиночестве.
И впервые за всё лето стало реально страшно.
Не от змей, не от темноты.
А от того, что Тома больше нет.
Она не помнила, как оказалась у стены. Просто сидела, сгорбившись, прижав колени к груди, ногтями вцепившись в ткань худи, будто могла выдавить из неё его запах, его голос, его руки.
Голова гудела. Пульс в ушах — будто взрывы. Она глотала воздух, но его не хватало.
— НЕТ, НЕТ, БЛЯДЬ, НЕТ! — закричала она, и голос сорвался в хрип. — ТЫ ОБЕЩАЛ, ЧТО ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО!!
Её трясло. Реально трясло. Конечности стали ватными, желудок сжался в ком. Она ударила по полу — раз, второй, потом кулаком в стену. Как будто можно было ударить сильнее и выдавить из мира другой результат.
— Ты сказал, что вернёшься, ТОМ!
— Ты обещал, блядь...
Слёзы шли потоком. Не одинокой дорожкой по щеке — нет. Это были рыдания, рвущие её на части.
Она задыхалась в них.
Что-то внутри треснуло.
Не щёлкнуло — треснуло. Глубоко. Как лёд, уходящий трещиной под воду.
Она сорвала с себя худи, швырнула его на кровать. Потом тут же подползла, прижалась к нему лицом, вцепилась руками и всхлипывала уже глухо, в ткань, как будто это снова был он.
Его нет.
Эта мысль врезалась, как нож. Без переходов, без оглядки. Просто всё. конец. пусто.
— Пожалуйста... — прошептала она, захлёбываясь. — Просто... вернись. Просто напиши. Просто соври. Я поверю.
И снова — крик.
Один, вырванный из самой глубины. Как будто душа рвётся наружу.
Она не знала, сколько прошло времени.
Минуты? Часы?
Но когда голос охрип, когда тело обмякло, а от слёз не осталось ничего, кроме боли в глазах и дикой пустоты внутри — она просто лежала на полу.
Схватив телефон в дрожащих пальцах.
И смотрела на его последнее сообщение.
«2 часа — и я в другой вселенной»
Спустя время Она заснула. Наконец.
Глубоко, с залитыми слезами глазами, в его худи, с клокочущей болью под рёбрами.
Тело просто не выдержало.
Отключилось.
А потом —
ДЗЗЗЫНЬ.
Резко. Оглушительно.
Будто кто-то выстрелил в висок.
Лия вскочила, сердце в горле, дыхание сбито.
Телефон гудел на кровати, освещая комнату тусклым экраном.
На нём — Том.
Она застыла.
Что?
Это бред.
Это шутка.
Это кто-то просто издевается.
Она ведь только вчера видела новость, в которой говорилось о крушении.
Говорилось, что погибли все.
Но экран не исчезал.
Том звонит...
Рука дрожала, когда она потянулась.
Касание к экрану — как удар током. Она поднесла телефон к уху и не дышала.
— ...Алло?
Тишина. Несколько секунд. Шум помех. Дыхание.
— Лия?..
Голос с хрипотцой. Уставший. Сломанный.
Но это был он. Не во сне. Не в голове. Он.
Она разрыдалась.
Как будто прорвало плотину.
Как будто мир на секунду позволил дышать.
— БЛЯДЬ! — закричала она в трубку. — ТЫ ЧЁ? ТЫ ЖИВОЙ?!
— Живой... — выдохнул Том. — Я... я не попал на самолёт. Я опоздал. Чёрт, Лия... я...
Она не слушала.
Она сползла на пол и рыдала.
Смех и слёзы, боль и облегчение, всё разом.
Он был жив.
Жив.
И только теперь дождь, барабанивший по подоконнику, казался не наказанием.
А каким-то ебаным чудом.
Лия не могла перестать плакать, даже когда он предложил включить камеру. Руки дрожали так, что телефон почти выпал из пальцев.
— Лия... эй... я с тобой, слышишь? — голос Тома был севшим, чуть охрипшим, но до боли родным.
Она включила фронталку. На экране — его лицо. В синем капюшоне, тени под глазами, но живой. ЖИВОЙ.
— Покажись, — прошептал он, и она подняла взгляд.
Глаза Лии были красные, распухшие от слёз. Волосы спутались. На ней всё ещё было его худи, в котором она засыпала. Она выглядела так, будто пережила бурю. Потому что пережила.
— Ты... — он сжал губы. — Ты ревела?
Она глухо кивнула.
— Я... я видела новости, Том. Там было написано — все... Все. И я думала... — она не договорила. Просто всхлипнула.
— Прости. Прости, что не написал сразу. Там всё обрушилось, отменили рейс, потом какая-то паника... я вырубился, проснулся в каком-то пересадочном отеле. Телефон был разряжен. Я... я не знал, что ты такое переживёшь. Господи, Лия...
— Я тебя похоронила, — прошептала она. — Я повесила наше фото, и просто... ждала. Дождь пошёл. Помнишь, ты говорил: «Если будет дождь — вспоминай меня»? Я вспоминала. Но это было хуже смерти.
Он смотрел на неё. Молча. Долго. Слёзы стояли в глазах и у него, и у неё.
— Никогда. Не. Умирай. — она почти выдохнула. — Понял?
Он кивнул. Медленно. Глубоко.
— Только если с тобой.
—Сука, я чуть с ума не сошла
Они смотрели друг на друга через экран, будто боялись моргнуть — чтобы не исчезло, чтобы не сон.
— Я приеду к тебе, — сказала она. — Я накоплю. Я украду. Я сбегу. Но я приеду.
Он слабо улыбнулся, устало, но по-настоящему.
— Подари мне любовь, Лия. Только не такую, что ломает. А такую, что держит.
— Я уже подарила.
Все было прекрасно. Всё. Его голос. Его лицо на экране. Его "только если с тобой". Она даже почти снова уснула — с облегчением в груди, с мыслями, что всё не зря, что сердце снова бьётся, не в агонии, а в надежде.
До одного звонкого, наглого, беспощадного
будильника.
Лия резко подскочила, вдохнула, как будто её выдернули из воды.
Экран потухший. Темно. Комната пустая. Ни звонка, ни
сообщений. Ни следа от видеосвязи.
— Нет, нет, блядь, — прошептала она, поднимая телефон дрожащими руками. Проверила журнал вызовов. Последние уведомления. Пусто.
Холодный липкий ком в груди. Реальность давила.
Сон
Она закрыла лицо руками и заплакала в голос. Это был не просто сон — это была надежда, в которую она поверила всем телом. Всё, что спасло её в ту ночь, оказалось выдумкой.
Худи всё ещё пахло им. Она вжалась в него, как будто могла выдавить из ткани остатки Тома.
— Ты же был... Ты говорил со мной... Господи, ты же смотрел на меня... — рыдала она, свернувшись клубком, пока комната оставалась такой же равнодушной, как и весь этот город.
Снаружи опять лил дождь.
Тот же. Такой же. Только теперь без смысла.
Она больше не могла. Просто не вывозила.
День — как туман. Ноги сами довели до кухни, но она не ела. Вода — на губах, но не глотала. Дождь стучал по окну, а у неё внутри всё было так же — серо и пусто.
Никакой истерики больше. Просто тишина. Густая, вязкая, как болото. Каждое движение — как будто сквозь бетон. Телефон разряжен, и плевать. Мир — выключен.
Она сидела на полу у стены, обхватив себя руками. В любимой его худи, с ногами, подтянутыми к груди. Часы тиканьем разрывали тишину. 15:42.
А внутри — всё уже кончилось.
Она пыталась себя отвлечь — перебирала старые фото, читала их переписки, слушала голосовые, в которых он смеялся...
Смеялся.
И чем больше она это делала — тем больнее было дышать. Потому что уже не будет.
Никогда.
— Я больше не могу... — вырвалось у неё с надрывом.
Она обхватила голову руками и зарыдала. Даже не плач — вскрик. С хрипами. Без воздуха. Без сил.
Её мир был он. Его взгляд, его запах, его шепот, когда они прятались ночью в кустах.
Теперь этого нет. И как будто сама жизнь — тоже нет.
"Подари мне любовь..." — прошептала она в пустоту. — "Не ту, что ломает... А, блядь, ту, что держит..."
Но никто не отвечал.
Это было больнее,
чем расстояние,
чем расставание,
чем даже измена.
Просто потеря контакта — и всё.
Как будто вырезали. Без следа. Без шанса. Без объяснения.
Она хотела бы, чтобы он хотя бы успел сказать что-то... Хоть что-то.
Но ничего не было. Только пустота.
Лия смотрела в экран — гаснущий, чёрный, отражающий её собственное лицо. Такое чужое. Такое разбитое.
Никаких уведомлений. Никакого "он в сети". Никакого "печатает...".
Просто тишина.
Она знала, каково это — когда человек уходит. Но не так. Не вот так. Не из жизни. Не сразу.
Это было жестоко.
— Блядь... — прошептала она, ударив кулаком по полу. — За что...
Но ответа, конечно, не было. Только гул в ушах и воспоминания, накатывающие одно за другим.
Лагерь.
Смех.
Озеро.
Жаркий воздух и холодная вода.
Он.
Том.
А теперь — пустой город. Пустой дом.
И она, сидящая в его худи на холодном полу.
И неотправленное сообщение:
"Ты живой?"
Она не вытирала слёзы. Уже бессмысленно. Уже поздно.
Всё, что осталось — это жить с этим.
Он был первым.
Первым, кто увидел её.
Не просто тело, не просто маску. А Лию. Настоящую.
Сломанную где-то внутри, но живую.
Он первый показал, что она может быть важной. Что нужной — это не просто слово.
Первый, кто сказал: "люблю".
Не наигранно, не в шутку, не в момент кайфа.
А так — будто правда.
Будто он не сможет по-другому.
Он первый её поцеловал.
И, кажется... последний.
Потому что никто не сможет так.
Никто не прижмёт лоб к её виску, не дернёт за рукав, не бросит:
— Не делай вид, что тебе всё по хуй. Я тебя вижу, Ли. Всю.
Никто не скажет так просто и так страшно:
— Я боюсь тебя потерять.
И она теперь знала:
потеряла.
Без возможности позвонить.
Без тела, которое можно обнять.
Без шанса сказать:
"Ты был моим всем."
Лия не выла. Не кричала.
Просто сидела.
Смотрела в одну точку.
И понимала — внутри пусто.
Как после пожара. Всё выжжено.
Она не хотела больше жить. Не могла.
Зачем, если его нет?
Зачем, если каждое утро теперь будет начинаться с:
"Его нет. Его больше нет."
Она зажала уши ладонями.
— Заткнись... — прошептала сама себе. — Заткнись, пожалуйста...
Но мысли были как ржавые гвозди — вбиты в голову.
Он был первым.
И, чёрт подери, он стал последним.
Она дрожала, но пальцы не срывались.
Листок бумаги лежал перед ней на столе. Обычный. Белый. Ручка поскрипывала. Буквы дрожали, но были чёткими.
Мам, пап, Макс.
Я вас любила. И люблю.
Не знаю, взаимно ли это.
Наверное, я плохая дочь. Я не справляюсь уже.
Пока.
Она поставила точку.
Не жирную. Маленькую, как всё, что оставалось от неё.
Свернула лист вдвое. Положила на подушку.
Повернулась к двери. К тишине.
К темноте за окном.
Внутри было странно спокойно. Как будто всё замерло.
Не было паники. Не было истерики.
Просто — тишина.
Как будто её уже не существовало.
Худи Тома висело на спинке стула.
Она взяла его в руки. Прижала к лицу.
Он всё ещё пах им.
И этот запах разрывал больше, чем любые слова.
— Извини... — прошептала она. — Я правда пыталась.
Окно было открыто.
А внутри — ломалась последняя искра.
Дождь начался резко, будто небо не выдержало и тоже решило плакать.
Гром где-то далеко, ветер врывался в комнату через приоткрытое окно, колыхал занавески — слишком нежно, как для того, что сейчас происходило.
Лия стояла, босая, в худи Тома.
На полу лежал её телефон — разбитый, отключённый, как и она.
На столе записка.
Она шагнула ближе к подоконнику.
Холодный ветер ударил по коже, но не пробрал.
Внутри было уже мёртво.
«Ты ведь обещал дождь, если я тебе нужна...» — прошептала она в пустоту, всматриваясь в мокрую улицу.
И он действительно шёл.
Промозглый. Честный. Режущий.
Том...
Каждая секунда казалась вечностью.
Пальцы сжали край подоконника.
Ещё шаг — и тишина.
И вдруг — оглушительный стук.
Где-то внизу.
Кричали.
Голоса — реальность или воображение? Она не была уверена.
— Лия! — грохот по лестнице.
— Чёрт, открой дверь!
— ЛИЯ, БЛЯДЬ, НЕ ВЗДУМАЙ!
Поздно.
ПОЗДНО
И всё равно — дверь хлопнула.
В комнату ворвался кто-то — мать? брат?
Но уже поздно. Она сделала шаг.
Мир перевернулся.
И полетела вниз.
Летела долго.
Тишина растянулась, будто мир решил: пусть она будет свободной.
Хотя бы секунду.
Боль была не такой, как она себе представляла.
Она была тихой.
Как будто не боль, а... прощание.
Конец
No happy end