Part 8
Они сидели у воды. Было тепло, почти жарко, озеро отражало солнце с такой яркостью, что приходилось щуриться. Пальцы Тома лениво чертили линии на её ноге, будто не думая, но он всё думал. Уже давно. Думал — и не знал, как сказать.
Лия лежала, закинув руки за голову, и смотрела в небо. Тихо. Улыбалась. Но всё в ней было расслабленным только снаружи.
— Мне надо будет улететь, — сказал он внезапно.
Секунда. Другая. Она не пошевелилась.
— Когда?
— Сразу после лагеря. Через день или два.
Он говорил спокойно, ровно, будто не о себе. Или будто уже десять раз повторял про себя.
Лия опустила взгляд с неба на него.
— Лос-Анджелес?
Он кивнул.
— Там всё. Дом. Брат. Группа. Мы, типа, начинаем двигаться. Она молча отвернулась к воде. Вдохнула. Выдохнула.
— Ну да. Логично. Было бы странно, если бы ты остался в Берлине из-за какой-то тёлки из лагеря.
Он скосил на неё глаза.
— Ты не просто "тёлка из лагеря", Ли.
— А кто?
Он не отвёл взгляда.
— Ты моя девушка. — Ты моя девушка, — повторил он, как будто не было вариантов, где это не так.
Лия молчала. Она не смутилась, не вспыхнула и не начала смеяться. Просто посмотрела на него. Долго. Прищуренно. Будто пыталась считать с него что-то важное.
— С каких пор? — всё, что она спросила, почти шепотом.
Том усмехнулся.
— А ты дату хочешь? Можешь сама выбрать. Может — с того вечера, когда ты наорала на меня у костра. Или с той ночи с росомахой. А может — с того момента, как я впервые захотел ударить любого, кто смотрел на тебя не так.
Лия отвернулась, уткнулась в колени. Губы дрогнули. Было в ней что-то... почти ранимое. Хотя она всё ещё держалась.
— Ты же улетишь, — сказала она, не глядя.
— Да.
Пауза.
— Но ты всё равно моя.
Он сказал это тихо, без нажима, но уверенно — так, что у неё внутри что-то сдвинулось. Он не просил, не умолял, не говорил про расстояние или «попробуем сохранить». Он просто знал. И будто верил в них больше, чем она сама.
Она выпрямилась, посмотрела на него.
— Ты охуел, конечно.
Том ухмыльнулся, придвинулся ближе, коснулся её плеча.
— Ну, ты же не против.
Лия снова посмотрела вперёд, на озеро. Улыбнулась. Чуть.
— Пока — нет. Они сидели в тишине. Ветер лениво шевелил волосы, то и дело доносились голоса других — кто-то спорил у костра, кто-то ржал, как ненормальный. Лагерь жил своей жизнью.
— Ты понимаешь, что скоро всё это закончится? — вдруг сказала Лия, не глядя на него. Голос был ровным, даже слишком.
Том медленно повернул голову.
— Ты хочешь, чтобы закончилось?
Она пожала плечами.
— Я просто не хочу делать вид, будто нас это не касается.
— Хорошо, — он кивнул. — Тогда давай без вида. Без притворства.
Лия чуть дёрнулась, но не отстранилась, когда он развернулся к ней всем телом.
Медленно, будто давая ей время одуматься, Том взял её за руку — не мягко, не резко, а... будто намеренно.
Как будто, если отпустит — всё пойдёт по пизде.
— Я не хочу, чтобы ты вела себя так, будто я случайный эпизод.
— А ты не хочешь вести себя так, будто всё само рассосётся? — парировала она тут же, в упорно
Он усмехнулся.
— Ты хочешь серьёзно? Тогда слушай.
Он подтянул её ближе за руку.
— Ты моя девушка. Нравится тебе это или нет.
— Кто тебе это сказал?
Он взглянул ей прямо в глаза, спокойно.
— Я сам. Только я. Потому что так, блядь, чувствую.
И вот тогда Лия на секунду застыла. Не от шока — скорее, от того, что слишком долго ждала, когда он признает вслух то, что давно уже витало между ними.
Она не стала ничего говорить. Просто подошла ближе и, не спрашивая, села рядом так, что его колено касалось её бедра.
Он положил ладонь на её ногу.
— Я не прошу простого. Я не обещаю, что будет легко. Но я хочу, чтобы ты знала — мне уже похуй, где Лос-Анджелес, где Берлин, где сцена, где люди. Пока ты вот тут.
Лия закрыла глаза на пару секунд.
А потом чуть склонилась к нему.
— Пока я вот тут — держи, Том. Только, если уронишь — не прощу.
Он сжал её пальцы сильнее.
— Никогда. Утром Лия вышла из палатки босиком. В руках — кружка с кофе, в волосах — лёгкий бардак, который она даже не пыталась убрать. И впервые за долгое, чёртово долгое время, на её лице не было маски.
Она улыбалась. Просто... улыбалась. Не кому-то. Не ради чего-то. Просто так — себе.
— Ну и кто теперь просыпается с выражением «жизнь — боль»? — голос Тома раздался где-то сбоку, ленивый, хриплый после сна.
Она обернулась, и на губах у неё всё ещё играла эта улыбка, будто она забыла, что умеет так.
— Кто-то получил кофе первым, — бросила в ответ, делая глоток.
— А кто-то получил тебя такой, — сказал он уже тише, не сводя с неё глаз. — Смешной. Живой. Настоящей.
Лия слегка покраснела — не потому что смутилась, а потому что внутри что-то мягко сжалось. Оттого, как он смотрит. Оттого, что он видит.
Она медленно подошла, села рядом на раскладной стул, вытянула ноги, уставившись в утреннее небо.
— Знаешь, — сказала она после паузы, — я будто впервые живу. Не выживаю, не держусь, не отталкиваю — просто живу.
— Ты выглядишь как человек, который наконец проснулся, — хмыкнул Том и провёл пальцами по её руке. — Мне нравится.
Она взглянула на него.
— Это всё лагерь, да?
Он прищурился.
— Нет. Это всё ты. Только наконец без брони.
— А если я снова стану прежней?
— Тогда я тебя встряхну. Или поцелую. Что сработает первым, — он пожал плечами, слишком спокойно, слишком уверенно.
Лия рассмеялась. Легко, открыто, громко. И он даже не знал, что этот смех станет для него самым любимым звуком лета.
— Ты и правда странный, Том Каулиц.
— А ты и правда моя. Как бы странно это ни звучало.
Солнце уже поднималось высоко, палящее, золотое, отражаясь в воде, будто кто-то рассыпал стекло по поверхности озера.
Лия стояла на деревянном мостике — босая, с закатанными шортами, и смотрела вперёд, туда, где вода простиралась в глушь. Плечи чуть обгорели, мокрые волосы прилипли к ключицам. Она дышала медленно. Уверенно. Как человек, который долго тонул, а теперь учится плавать заново — в новой жизни.
— Не прыгнешь, — Том подошёл сзади, лениво, но уверенно, взяв за талию. Его голос был дразнящим, но без давления. Он знал, что сейчас в ней не нужно ничего ломать. Только поддержать.
— Проверим? — бросила она через плечо, не оборачиваясь.
И, не давая себе подумать — прыгнула.
Он слышал только всплеск, и как его сердце стукнуло громче. Он подошёл ближе, навис над водой. Секунда. Другая. Третья — и она вынырнула, откидывая назад волосы, задыхаясь от смеха. Настоящего. Громкого. Лия выглядела живой, мокрой и чертовски красивой.
— Ну? — крикнула она снизу. — Всё ещё думаешь, что не прыгну?
Он ничего не ответил. Просто скинул майку и, не колеблясь, нырнул следом.
Вода была тёплой, мягкой. Они оказались близко. Почти вплотную. Брызги на губах, смех в глазах.
Лия отплыла чуть назад, но он не дал ей уйти далеко — поймал за запястье, мягко, но сдержанно.
— А теперь — правда, — прошептал он, уже тише. — Что с тобой будет, когда всё это закончится?
Она замерла.
Секунда — и взгляд стал чуть другим. Чуть тверже. Чуть глубже.
— Не знаю, — честно ответила она. — Может, разъебёт. А может... справлюсь.
Он кивнул.
— Тогда давай сделаем так, чтобы это «справлюсь» не было без меня.
— И как ты это себе представляешь, мистер Лос-Анджелес?
Он усмехнулся, подбираясь ближе, пока между ними не осталось ни сантиметра.
— Я не сказал, что всё просто. Я сказал, что ты — не просто. А за это стоит бороться.
Она молча смотрела в его глаза. Ни слова. Только медленное приближение. Вода между ними почти не колыхалась — будто весь мир замер.
— Ты рвёшь мне башку, Том Каулиц.
— Знаю. Но ты мне — сердце. Так что счёт равный, Лия из Берлина.
Ночь спустилась быстро — тёплая, липкая, с запахом сосен и дымом от костров. В палатке было жарко. Воздух почти не двигался, и Лия, лёжа на спине, смотрела в потолок, который еле-еле покачивался от лёгкого ветра снаружи. Том лежал рядом. Тихо. Ровно. Но она чувствовала: не спит. Точно так же, как и она.
— Том, — прошептала она, почти не двигая губами.
— Мм?
— Побежим?
Он повернул голову. В темноте она не видела его глаз, но чувствовала: он смотрит.
— Куда?
— Не знаю. Просто... туда. Куда ноги понесут.
Он не ответил. Только через пару секунд выдохнул тихо и с хрипотцой:
— Пять минут на сборы.
Она уже улыбалась.
Через десять минут они скользнули между палатками. Она в его футболке, он в чёрных шортах и кедах на босу ногу. Лия тихо засмеялась, прикрывая рот рукой, когда кто-то в соседней палатке зашевелился. Том схватил её за запястье и, затаив дыхание, повёл по тропинке, что вела в чащу.
Они бежали. Тихо. Почти неслышно. Через корни, песок, мокрую траву. Смеялись, дышали в унисон. И в какой-то момент, подальше от лагеря, он притормозил. Прислушался.
— Слышишь?
Она замерла рядом. Где-то внизу шумела река.
Быстрая. Холодная.
— Пошли туда, — сказала она почти на выдохе.
Он не стал спорить.
Через несколько минут они стояли у самого берега. Деревья нависали низко, вода сверкала даже ночью. И никого. Только они.
— Знаешь, — сказала она, — я не хочу, чтобы это было «последним летом». Пусть будет просто — «летом». Без точки. Без финала.
Он подошёл ближе. Смотрел на неё. Долго.
И потом просто сказал:
— Тогда мы сделаем так, чтобы было «продолжение».
Лия сжала пальцы в кулак.
— Обещаешь?
Он подошёл и, не отвечая, просто взял её руку, притянул ближе и, обняв, прижал к себе лбом.
— Я тебя не обещаю. Я тебя держу.
Они остановились у старого пирса, где лагерь тонул в темноте, и только вода едва шумела под досками. Лия опустилась на край, обняв колени. Том сел рядом, чуть ближе, чем надо.
Молчание тянулось мягко, без неловкости. Только редкие звуки ночи и их дыхание.
Лия чувствовала его взгляд. Но не смотрела — просто знала.
И вдруг он двинулся.
Медленно. Спокойно.
Неуверенности в нем не было — только... осторожность.
Лия ощутила, как сердце отстукивает глухо где-то в горле. Он не касался. Только приблизился.
Слишком близко, чтобы не почувствовать тепло. Слишком нежно, чтобы испугаться.
И когда он едва дотронулся губами до её щеки,
нежно, будто дышал,
её сердце дернулось — но она не отодвинулась.
Он задержался — всего на миг. И отстранился.
Слов не было.
И не нужно.
Она повернула голову — медленно. Посмотрела на него.
И просто чуть наклонилась вперёд. Тихо. Почти неуверенно.
И когда их губы встретились — она знала. Он знал. Оба знали.
Это не было как в фильмах.
Это было живое. Настоящее.
Без слов. Без шума. Только они.