Глава 5
Рафаэль
- Чёрт возьми, Рафаэль, какой же полный пиздец.
Я прищуриваюсь, глядя на Ноа.
- Хватит причитать, ты развяжешь меня, наконец, или нет?
У Ноа крепкий желудок, но даже ему, наверное, тошнотворно смотреть на меня. Я уверен, что выгляжу отвратительно. И чувствую себя дерьмово. Сперма размазана по животу, груди и горлу. Чувствую липкость и между ягодиц.
- Слушай, мне реально надо бы отлить, — сообщаю я.
Ноа испускает многострадальный вздох и начинает возиться с ремнем, который крепит мои запястья к подлокотнику дивана.
- А что бы ты делал, если бы я не пришел тебя проведать?
- Ну выбрался бы как-нибудь. Когда полностью бы очнулся.
Очередной обречённый вздох.
Когда он, наконец, освобождает меня, помогает сесть, я чувствую, как нестерпимыми иголками в затекших руках восстанавливается кровообращение. Из моей ноющей, растянутой дырки на диван вытекает сперма. Я закрываю лицо ладонями, пытаюсь собрать силы, чтобы подняться.
Ноа дает мне секунд тридцать, а затем неумолимо говорит:
- Хватит. Давай. Вставай.
Он помогает мне встать на ноги. Ведёт по коридору, через спальню в ванную.
- Иди в туалет, прими душ, почисти зубы и возвращайся на кухню. Или тебе нужна помощь?
- Нет.
- Ты точно не грохнешься?
Я раздраженно фыркаю, иду в ванную и закрываю дверь перед его носом.
Я специально тяну время, надеясь, что Ноа слиняет к тому времени, как я выйду. Не повезло. Когда я возвращаюсь в гостиную-кухню, уже чистый, в домашнем спортивном костюме, он ставит передо мной стакан воды и миску с гранолой.
Окидываю взглядом гостиную. Блядь, он отдраил диван. Тьфу. Хотел бы я, чтобы он не делал этого.
Ноа листает что-то в телефоне, скорее всего, проверяет новости в поисках криминальных сводок о моей вчерашней «деятельности». Он не поднимает глаз. Знает, что если сейчас начнёт меня доставать, я стану злым и упрямым, а он хочет, чтобы я спокойно ел.
А я не хочу есть. Я просто хочу лечь спать.
Но всё же сижу здесь, потому что чувствую себя виноватым. Ноа заслуживает лучшего. Иногда мне хочется, чтобы он забил на меня хер и перестал заботиться. А иногда я в ужасе от такой перспективы.
Но это невозможно. Ноа никогда, ни за что меня не бросит.
С саднящим горлом и ноющей задницей, я опускаюсь на табурет рядом с ним. Пью воду. Пытаюсь есть.
Когда я отодвигаю миску, Ноа убирает телефон.
- Итак. Будем разбираться с конца. Кто тебя связал?
- Доминик Капелли.
Ноа замирает.
- Скажи мне, что ты сейчас шутишь, - он буравит меня пристальным взглядом. - Иисусе, ты серьёзно. Да какого хрена, Рафаэль!!
Я пожимаю плечами.
- Ты спросил – я ответил.
Ноа не сводит с меня глаз. Я знаю, что он сейчас пытается понять, поэтому просто говорю:
- Я сам этого хотел.
- Но ты был под кайфом.
- И что?
Ноа качает головой и что-то бормочет себе под нос. Затем снова изучающе смотрит меня.
- Он опасен, Рафаэль.
Сквозь серый туман в голове пробивается тонкий луч света. Губы дергаются в улыбке.
- Я знаю.
- Господи Иисусе, — тихо ругается он.
- В конце концов, он же один из нас, Ноа.
Тяжелый вздох, будто вся тяжесть мира снова легла на его плечи. Он долго молчит, а потом говорит:
- Да. Знаю.
Ноа бросил карьеру, положил всю свою жизнь, чтобы спасти горстку пацанов, хотя многие из них всё равно ускользнули от него. Но Доминика не смог бы спасти никто. Его отец сам забрал его с Острова ещё до того, как прибыл Ноа.
- Ты застрелил его отца, — напоминает мне Ноа.
- Ага.
- Так почему он тебя трахает?
- Без понятия. Но мне нравится.
- Ты вообще хоть что-то помнишь?
- Частично. Моментами.
Ноа устало трёт лоб.
- Мне приходится вытягивать из тебя каждое слово. Можешь просто сказать, что случилось?
Я пытаюсь сложить обрывочные куски воспоминаний в цепочку событий, но мысли путаются, всё размыто, да и, честно говоря, я устал и мне совсем не хочется говорить о Доминике, потому что я сам ещё не успел толком осмыслить произошедшее.
Но Ноа, как обычно, уже сам прекрасно собрал недостающие куски паззла в своей голове.
- Чёрт возьми, Рафаэль.
Я вздыхаю.
- Может, пойдешь заёбывать Данте с этим его... парнем или кто он там?
- Данте сейчас стабилен как никогда за последние годы.
Ой, да ладно. Да не пошел бы он куда подальше.
- И он никогда бы не стал накачиваться наркотой и убивать кого-то в общественном месте.
Ну, конечно. Идеальный, блядь, Данте. Такой сдержанный. Вечно собранный. Вечно под контролем своих ебучих правил.
Ноа поднимается со стула.
- Я поеду проверю место. Если получится - заберу и скрою тело. Если нет - придется разбираться с последствиями. Возможно, мне придется увезти тебя отсюда.
Мое сердце замирает. Ноа всегда готов к такому. С тем дерьмом, что творим мы с Данте, иначе нельзя. Но я не хочу уезжать. Мне нравится моя жизнь здесь. Я люблю свой клуб.
Большую часть времени.
Я опускаю голову на кухонную стойку, и как-то всё обрушивается разом – осознание, усталость, и, наконец, сожаление.
Ноа не любит телячьи нежности, поэтому он меня не трогает, не утешает, а просто говорит:
- Иди спать. Я разберусь.
«Я разберусь». Это, по сути, и есть его язык любви.
Я едва заметно киваю, не поднимая головы. Ноа уходит.
Я не иду спать. Я вообще не двигаюсь. Так и сижу, сломанный и неподвижный, когда сорок минут спустя телефон начинает вибрировать на стойке. Ноа, должно быть, специально положил его для меня.
Страх холодным комком скручивается в животе, я принимаю вызов, продолжая на всякий случай опираться о стойку.
- Ну?
Голос Ноа спокойный и …радостный?
- Тут всё чисто.
Я выпрямляюсь.
- Что?
- Абсолютно чисто. Профессиональная работа.
- Но …
Сначала я в замешательстве и ничего не понимаю. Потом мои губы растягиваются в улыбку, и вся тяжесть в груди испаряется, будто ее и не было. Я смеюсь.
Черт возьми.
Похоже, я влюбляюсь. Заразился от Данте?