Ты - катастрофа.
Ощущение крика и рвотного рефлекса теребят нутро, оставляя рваные раны вдоль глотки и лёгких. Тишина, повисшая в коридоре, хуже отчаянного крика и адской боли, селящейся внутри разбитого сердца. Его нет. Уже пять минут не существует человека с именем Майкл Клиффорд. Не существует ничего, кроме воспоминаний и холодного бледного тела на столе морга. Не могу поверить...
Мысли исчерпали все силы внутри. В мгновение ноги подкашиваются, медленно опускаясь на холодный пол. Ни эмоции, ни слезинки, ни возможности сделать вдох. Меня душит паническая атака, и кулаки крошатся о белую плитку стен. Впадаю в истерику, подписывая билет в психбольницу. Время замедляет бег.
— Принесите лекарства, Кейси.
Сильные руки Люка обнимают ослабленное тело, пока медсестра набирает лекарство из ампулы. Не делайте этого. Не подавляйте эти чувства, оставьте боль разъедать каждый миллиметр меня. Хеммингс крепче прижимает к своему телу, не давая выбраться из мёртвой хватки. Продолжаю сжимать зубы, чтобы не кричать, вцепляясь в свои руки и раздирая до кровавых отметин и кожи под ногтями. Горькая таблетка приводит челюсть в онемение, пока игла пронзает вену и вводит лекарство, перемешивая с кровью. Успокоительное, серьёзно? На такие случаи у вас пару таблеток валерьянки?
Брат берет меня на руки, сообщая врачу всю информацию. Он тоже плачет. С родителями Майкла немедленно свяжутся, и это последнее, что удалось запомнить.
Я бы убила его сейчас, но всё, на что способна — умереть сама.
***
Песня: Nickelback – How You Remind Me
— Как она?
Хлоя машет головой, давая понять, что всё безрезультатно. Не выхожу из комнаты больше суток, ибо... зачем? Какой смысл идти в гостиную, кишащую гневом, грустью и слезами?
Стук в дверь. Калум.
— Можешь проигнорировать меня, как делаешь со всеми, но... Звонила Сэм. Через два дня похороны Майкла.
Внутри неприятная боль, пронизывающая до самой ниточки. Не могу пойти туда. С детства избегаю мрачное место на букву "к" и скорбящих в слезах людей. Что говорить? Какие можно подобрать слова матери и отцу ребёнка, которого застрелили? Какие слова написать в прощальной речи, если не получается разомкнуть губы? Как давать себе отчёт, когда перед глазами будет ЕГО МЁРТВОЕ ТЕЛО?!
Чёрт, да что со мной?! Вскакиваю с постели, открывая шкаф и вываливая половину содержимого на пол. Когда мы были в Лос-Анджелесе, Клиффорд принес утром коробку c чёрным платьем. Никакие "светские" мероприятия не удостоились шанса увидеть на Кире Оллфорд винтажный велюр из местной барахолки и, кажется, сейчас самое время.
Открываю желтую упаковку. Кислород — десяток ножей, пронзающих лёгкие, когда изумрудные глаза ловят блеск велюра на солнце. Футболка и шорты оказываются на полу, медленно натягиваю чёрное платье, получая мурашки разрядом тысячи вольт. Чёрные кеды, платье, подводка для глаз и пиджак, в котором Майкл был на выпускном...
Родители Клиффорда живут в Бойсе, Айдахо, и всё детство ярковолосого друга прошло там. В четырнадцать лет он нашёл группу на фейсбуке, где Калум и Люк выкладывали свои видео. И, познакомившись, ребята однозначно решили встретиться в будущем и собрать группу отшельников, которым ничего не нужно, кроме музыки. Они созванивались по видеосвязи, создавая новые песни и желая как можно скорее сыграть наяву. В шестнадцать лет Майкл собрал все вещи в рюкзак и, взяв гитару на плечо, убежал из дома. К тому моменту Люк отыскал барабанщика, их стало четверо. Майкл по очереди ютился у кого-то из ребят, пока Эштон в восемнадцать не переехал в Оклахому из Нью-Йорка, чтобы быть ближе к новым и единственным друзьям. Так зародилась группа 5 seconds of summer, которая молниеносно набрала девичью аудиторию и пустилась в разъезд по штатам. Деньги на квартиру шли для оплаты билетов на автобус, перекусы и сотовую связь. Через три месяца они накопили на первый трек в студии.
И тридцать часов назад их группа перестала существовать.
Завтра с утра мы доберёмся до Бойсе, где будут похороны, и я понятия не имею, как смириться с угнетающими мыслями за ближайшие десять часов пути. И ещё хуже - увидеть пустую комнату, стена которой обклеена фотографиями за все месяцы беззаботного путешествия по западу Америки. Моя душа гремит внутри, отказываясь ехать и видеть, как холодное и безжизненное тело одного из самых близких людей заваливают слоем земли.
***
Все уехали полчаса назад, завожу мотор и направляюсь в сторону кладбища в одиночестве. Дорога занимает минут тридцать, паркую авто на стоянке, проходя по избитой тропинке вперед. Вдали Эштон, иду в сторону знакомых лиц и, чёрт подери, перед глазами показывается гроб с гравировкой гитары. Тело снова пронзает током, только уже раза в три сильнее. Глаза мокрые, от одного вида ямы мне хочется прыгнуть в неё самой, запуская под ногти грязь и замазывая кожу. Стук сердца набирает бешеный ритм, достаю из своей сумки розовый плеер, который Майкл купил в Неваде летом. Быстро щёлкаю треки, доходя до нужного. №17 Nickelback — How You Remind Me.
Это была НАША песня. Это есть наша песня. Сколько знакомы, сколько он включал её, пел и подыгрывал на гитаре. Кладу плеер на гроб, забегая за ближайшее авто, где моё громкое дыхание окутывает и так скулящую атмосферу. Не могу больше видеть всех. Заплаканные, кричащие внутри о помощи.
Возвращаюсь в машину, ударяя ладонями руль. Нужно уехать.
После четырёх часов в автомобиле решаюсь вернуться на кладбище. Пусто, подхожу к свежей могиле, усаживаясь рядом.
— Привет, Майкл, – делаю глубокий вдох, чтобы не заплакать – тщетно. — Знаешь, без тебя всё кажется больным и ненастоящим. Даже всё это кажется ненастоящим. Не могу поверить, что тебя больше нет. Твою мать, всё ещё не могу поверить! Что скажешь о винтажном образе из Л.А? Прости, что не увидел, как надела его. Платье прекрасно... Мне так жаль... это произошло... Я не увидела у охранника пистолет. Так жаль, Майкл... Обещаю, что никто и никогда не выдаст тайну твоей смерти, и всё это будет с клеймом "случайного" стечения обстоятельств. Виновный будет наказан и, где бы ты ни был сейчас, прошу, поверь. Бесконечно больно сидеть в комнате, зная, что я выйду, а тебя нет. Осознание заставляет терятьcя. И... Эти деньги. Дурацкие деньги! Если бы мы знали, что так будет, то никогда бы не пошли на это. Чёрт, какой же бред! Очевидно, что не пошли бы. Теперь никто не сможет светить так же, как это делал ты. Я тебя люблю, Майкл Клиффорд. Я... так сильно люблю тебя.
По щекам несутся слёзы, вздрагиваю от тёплого касания по плечу. За спиной Сэм.
— Рада, что ты пришла. Он тебя очень любил.
— Я не могла не прийти.
— Как дела?
Этот до ужаса дурацкий вопрос миссис Клиффорд даёт пинок под зад. Ничего не отвечаю, взгляд говорит сам за себя. Секунда. Чёртова секунда, снова начинаю жутко плакать, смотря на могилу. Сэм обнимает меня, усаживаясь рядом. Зачем? Зачем спрашивать это? Она ведь должна понимать, как никто другой.
— Кира... Кира-а-а, – отстраняюсь от мыслей. — Как думаешь, ему понравилось бы?
Женщина показывает табличку, на которой улыбающийся Майкл. «Майкл Гордон Клиффорд» — первое, что бросается в глаза.
— Гордон?
— Ну да. Это ведь второе имя Майкла.
— Знаю, но... Вы должны знать, что он ненавидел своё второе имя! – выкрикиваю, уходя прочь.
Еду до ближайшего маркета, покупая две бутылки виски и начинаю пить. Ненавижу виски и выплёвываю большую часть содержимого, но без конца смеюсь и бью руль ладонями. Истерия обволакивает машину и хрупкое тело внутри, привлекая криками прохожих.
— Что смотрите? Валите! Валите все отсюда! Ненавижу!
Задеваю людей словами. Мне нипочем.
Мне все нипочем.
***
Песня: 30 Seconds To Mars – Attack
— А не пойти бы тебе к чёрту?! – кричит Люк, бросая толстовку на диван.
— Лишь бы подальше от тебя!
Ненавижу истерики, но в последнее время живу только вперемешку с ними. Попросила не трогать по возвращению в Портленд, потому что будет больно. Всем - душевно и морально, а мне ещё и физически. Сердцу нужно время на вражду с депрессией.
Утром меня забрали из... Чёрт, даже не помню, где провела ночь, пока психованный брат не начал орать! Смотрю в зеркало, тщательно изучая каждый сантиметр: синяки по телу, бледная кожа, царапины. Стягиваю одежду, направляясь в душ, но кто-нибудь, очевидно, решит биться в дверь, чтобы не увидеть в моих руках ножницы и лезвия. А толку? Cемнадцатилетний подросток, полностью ненавидящий жизнь. Прокручиваю в мыслях, мгновенно захлебываясь в потоке слёз.
Нужно собраться, включить ноутбук и сделать то, чему учил Майкл.
На экране множество букв, цифр, разбегающихся по монитору. Список работников. Изучаю фото каждого, находя того самого охранника. Охранника, который убил моего родного человека. В животе появляется неприятная боль, отдающаяся звоном в ушах. Чак Лоуфир.
Надеваю чёрные кеды, кофту, солнечные очки и розовый парик. Он должен вспомнить, кто я. Рисую родинки на лице, как учила Хлоя, и вуаля — готова надрать задницу за моего зеленоволосого мальчика.
Из новостей узнаю, что у Лоуфира два сквозных огнестрельных, не задело жизненно важные органы. Несправедливость даёт пощёчину, он должен заплатить цену за убийство одного из нас. Еду к больнице, выкапывая себе могилу рядом со свежей в Бойсе, и залезая безоговорочно в холодную яму. Убить моего друга? Один:ноль, живой ублюдок. Теперь моя очередь сделать больно.
Через полтора часа паркуюсь на крайнем месте, смешиваясь с остальными непримечательными машинами. Представляюсь дочерью Чака Лоуфира, ведь она и в правду есть, только с разницей в семь лет. Мужчина спит под капельницей, плечо перебинтовано, марля с остатками красных разводов. На тумбе фрукты и букет свежих цветов, книга и стакан воды, куда и высыпаются перетёртые в порошок таблетки смертельной дозы. "Сдохнешь в страданиях". Ударяю раненого охранника в кровоточащую рану и убираюсь прочь.
Фото: https://cutt.us/4ac7H
Сценарий должен быть частью правдивой истории. Вот только из правдивого полный багаж с болью и отчаянием. Проезжаю ТО САМОЕ место, обдавая кипятком каждый орган, и теперь вареное состояние заставляет расползаться нутро и ничего не чувствтвать. Я будто забываю дышать. Виновато смотрю на одну и ту же точку у дороги, отпечатавшую на себе пятно вишнёвого цвета, и достаю из бардачка нож. Делаю несколько порезов на своём теле, не щадя новое платье.
***
— Кира, ты тут? Кира?
Джоселин стучит в окно ауди, припаркованной в миле от дома. Блондинка без сознания на переднем сиденье, а пятна крови заставляют выворачиваться от страха. Заблокированные двери не оставляют выбора: выбить стекло или искать запасные ключи, если они вообще имеются. Дрожащие пальцы набирают номер, и через полчаса трое вытаскивают истекающее тело из авто. Внутри дома Джоселин оказывает лучшей подруге первую медицинскую.
— Не справилась с управлением?
У всех так много вопросов, но они остаются без ответа. Лишь когда кареглазая стягивает испорченное платье, чтобы освободить тело, рваные раны заставляют время остановиться. У неё мало времени, чтобы вспомнить всё, чему учили на курсах медицинской подготовки.
Через четыре часа девушка приходит в себя. Три шва, ссадины и синяки, количество которых занимает одну четвёртую всего тела, сильная боль в суставах и ломка от полумёртвой души.
— Где я?
— Эй, эй, всё в порядке... – вижу голубые глаза, узнаваемые из тысячи. — Сейчас разбужу Хлою, она устала после "операции".
— Ч-что?...
— Мы ужасно переживали и не находили места. Что произошло? Ты что-то помнишь?
— Люк, слишком много болтаешь.
В комнате повисла пауза.
— Снова... Ты снова закрываешься от мира, от самых близких людей и, знаешь, что? От себя. Вот, что бесит. Не я. И мне насрать, хочешь побыть одна или нет, но пять часов назад тебя нашли в машине без сознания, когда кое-кто отключился и врезался в дерево. Было много крови, порезы и колотые раны, и очень интересно, кто малолетке продал наркотики, – голос слишком эмоционален, молчу. — Думаешь, кроме тебя никто не переживает? Что только тебе жаль Майкла? Он был мне братом! Я знаю его с четырнадцати, как и Эша. Не можешь понять, что каждый готов заливаться алкоголем, бить первых встречных и травить себя психотропными? Да, в семнадцать лет никто не должен переживать и испытывать то, что происходит у тебя в жизни, но мы сами выбрали это, и придётся научиться справляться. Пора взрослеть и не закрываться в выдуманном мире.
— Я ничего не думаю. Просто дай побыть одной.
— Ты три недели сидишь одна и почти не разговариваешь.
— Ты послал меня к чёрту утром, считай, ещё не вернулась.
— Сколько можно?
— Мне так больно, Люк... - слёзы наворачиваются на глаза, бесконтрольно обдавая щёки порцией солёной жидкости. — Прости меня...
Пытаюсь встать, скидывая свободной рукой одеяло. Увиденное приводит в ужас. Я не ожидала такой картины, и в комнате глухая тишина. Не понимаю. Джоселин аккуратно перебирает аптечку на столе, возвращаясь с бинтами, пластырем и бутылкой жидкости. Льёт содержимое на рану, не могу сдержать боли и теперь понимаю, для чего нужен сидящий рядом Люк. Цепляюсь за брата, как за спасательный круг.
— Зачем обезболивающее? – решаюсь спросить, перешагивая глухую тишину.
— Я разве спрашивала, откуда у тебя это? Тогда не задавай лишних вопросов.
Никогда не видела, чтобы внутри лучшей подруги так яро боролись чувства. Злость и забота, ненависть и любовь. Она вытаскивает капельницу, заклеивает пластырем рану, перебинтовывает швы новой марлей и делает укол обезболивающего.
— Ждём тебя внизу. Сегодня два года, как мы с Хлоей вместе, – мулат улыбается, закрывая за собой дверь.
Лучшая подруга помогает натянуть платье, опираюсь о её руку, медленно спускаясь на первый этаж. Много свечей, приятное тепло камина, букет полевых цветов посередине стола и домашняя еда. Год назад, когда отношениям стукнуло 365 дней, мы поспорили, что если они продержатся два срока, то парочка в лицах двух брюнетов будет вместе всю жизнь. Её карие глаза, блестящие от счастья, как в первый раз, когда я увидела их вместе. Ночной клуб Оклахомы и концерт 30 seconds to Mars, на который удалось урвать билеты. Иногда ощущение , что Хлоя — единственное, что заставляет сердце биться по сей день.
И кто сказал, что монстры не могут любить?