11 глава
Комната наполнялась светом — рассеянным, пыльным, теплым. Яна стояла у окна, с кружкой холодного чая в руке. Утро было странным — не жарким, не дождливым, как будто что-то ждало, затаив дыхание.
— Сегодня не пойду в сад, — сказала она вслух, сама себе, глядя на пустую улицу.
Она не пошла — выходной. Села за стол, открыла тетрадь с детскими рисунками. Каждый лист — чья-то любовь: цветы, солнце, человечки с надписью Яна Васильевна самая красивая. Улыбнулась.
— Вот бы всё было так просто, — вздохнула.
Но было не просто.
Последнюю неделю она всё время чувствовала, что кто-то рядом — не буквально, но как будто воздух стал плотнее. После той ночи, когда он сидел у неё до утра, после поцелуя в щёку — она не могла расслабиться. Он не звонил. Не писал. Но она чувствовала. Где-то рядом. Смотрит, знает, ждет.
— Прекрати, — сказала она себе, — ты не хочешь в это ввязываться. Ни сейчас. Ни потом.
Она переоделась в платье, завела чайник. В голове всё ещё звучал тот разговор с родителями из сада. Говорили с улыбкой, почти случайно.
— Он тебе помогает? — спросила одна мама, молодая, с завязанным платком.
— Кто? — Яна тогда даже не сразу поняла.
— Ну... этот... Карасёв.
Она не знала, что ответить. Улыбнулась, что-то пробормотала. А потом услышала:
— Слушай, ты будь осторожна. Он, говорят, крышует здесь, и на стрелке был недавно, когда вон того с автомата... ну, ты помнишь. Его же потом и забрали.
Сердце тогда стукнуло резко. А в голове щёлкнуло: вот почему он так уверенно прогнал пьяного. Почему у него BMW. Почему его слушаются.
— Бандит, — прошептала она.
Теперь это слово звучало как диагноз.
⸻
В детский сад Яна пришла пораньше. Открыла окна, чтоб проветрить. Подмела крыльцо. Поставила чайник для себя и нянечки.
Когда начали приходить дети, она будто забыла обо всём.
— Яна Васильевна! — закричал Ваня, упав ей на руки. — Я скучал!
— И я скучала, — улыбнулась она и подняла его.
— А я вырасту и женюсь на вас, — с серьёзным лицом сказал Артём, держась за её юбку.
— Вы в очередь, молодой человек, — засмеялась она. — У меня уже трое женихов в группе.
Дети рисовали. Лепили. Один из мальчиков слепил из пластилина фигурку в пиджаке и сказал:
— Это Петя. Он тебя спас. Я всё маме рассказал. Он крутой.
Яна застыла.
— Какой ещё Петя?
— Ну... дядя такой. Ты шла, он тебя в машину посадил, маме я сказал, она смеялась.
— Это не твои дела, Артём, — строго сказала Яна, но без злобы.
Он опустил голову. Яна погладила его по волосам.
— Всё в порядке. Просто... не говори об этом.
Когда дети вышли гулять, она села на скамейку под березой. И снова вспомнила ту ночь. Как он смотрел. Как смеялся. Как говорил: Ну ты прикадельсная. Как будто он не был частью всего этого тёмного мира.
Но он был.
— Ты не должна, — сказала она себе. — Тебе нельзя.
⸻
Вечером, когда детей забрали, она осталась одна. Помыла пол. Убрала игрушки. Включила магнитофон — тихо, чтобы не мешать охраннику. И вдруг услышала, как скрипнула дверь.
Сердце подпрыгнуло. Но это была Алла Васильевна — повариха.
— Яна, ты что тут ещё? Уже девять.
— Убираюсь. А вы?
— Забыла ключи. А ты домой иди. Поздно уже.
— Сейчас, — кивнула Яна.
Она шла домой медленно. Питер светился фонарями, редкие прохожие спешили кто куда. У подъезда она остановилась. Посмотрела вверх — окно кухни горело светом. Там её чайник, её уют. И странное чувство, что кто-то всё равно рядом.
⸻
В квартире было тихо. Она переоделась, умылась. Зажгла свечу, села на подоконник.
— Надо остановить это, — шептала она. — Никаких связей. Никаких чувств.
Но почему-то внутри было пусто. И страшно.
А внизу, во дворе, стоял чёрный BMW. Фары не горели. Машина была как тень. Как сигнал.
Яна встала. Закрыла шторы. Села за стол. Развернула детский рисунок.
— Яна Васильевна самая добрая, — прочла она.
И поняла: ради этого она и держится. Ради них. Ради себя.
Она не знала, сколько ещё сможет.
Но знала — пока Петя рядом, всё будет только сложнее.