Лалиса
ГОЛОС. Я УЗНАЮ ЕГО по голосу. Проникновенный, глубокий, с легкой хрипотцой. В голове проносится слово «Феникс».
Я заглядываю ему в глаза, и меня словно бьет молнией: я абсолютно точно помню этот взгляд. Чистые, кристальные глаза цвета морской волны. Я не знаю, как его зовут, не помню, как мы познакомились. Но этот взгляд словно отпечатан в моем сердце.
Холодный ветер дует в спину, и дрожь пронизывает все тело, но я не могу пошевелиться.
– Созвездие Феникс, именно ты показал мне его, – шепчу я, не в силах оторвать взгляда от его лица.
Парень хмурится, широкие брови сходятся на переносице. Я чувствую, как капли текут по голой спине и рукам, холод проникает под кожу.
– Ты сейчас насквозь промокнешь, – говорит он и отступает к двери.
Я следую за ним, внимательно разглядывая своего собеседника. Он выше меня, на нем темные линялые джинсы, старые кроссовки и насквозь промокшая спортивная куртка.
– Ты заболеешь, – обеспокоенно бормочет он и тут же расстегивает и протягивает мне куртку, оставаясь в одной майке. Широкие плечи опускаются под сильным ветром, накачанные руки покрываются мурашками.
– Надень. Уверен, Марсель скоро вернется.
Он не смотрит на меня, опускает голову, словно боится поднять глаза.
– Откуда ты знаешь Марселя?
Он молчит, мой же взгляд падает на его разбитые костяшки. Перед глазами слегка темнеет. В голове словно вспыхивает что-то, и я ощущаю острую боль, которая тут же проходит. Это похоже на мимолетный взрыв в мозгу. Рука сама по себе тянется к его кисти, я хватаю ее и как безумная шепчу:
– У боксеров костяшки стачиваются, становятся немного плоскими, а не острыми, как у нормальных людей. – Я запинаюсь и заглядываю ему в глаза. – Откуда у меня в голове эта информация?
Сердце, словно птица, колотится в груди, пока он молча натягивает мне на плечи свою куртку. Она внутри теплая и пахнет чем-то очень знакомым, но я не могу понять, чем именно. Не могу распознать этот запах, но вместе с ним приходит и желание укутаться в него. Я вижу, как его серая майка темнеет от капель дождя, и он вздрагивает.
– Черт возьми, полнейший идиотизм, – сквозь зубы тихо бормочет он себе под нос и что-то печатает в телефоне.
– Ты ничего мне не скажешь? – спрашиваю я таким тоном, словно умоляю его поведать мне хоть что-то. Любую мелочь.
Мне крайне сложно контролировать собственные эмоции. Жалость в моем голосе пугает даже меня, мне кажется, для меня это крайне несвойственно. Он озадаченно поднимает голову, заглядывает мне в лицо и замирает. В его взгляде столько чувств и они так перемешались, что мне сложно их расшифровать. Я вижу радость, которая тесно переплетена с болью. Словно он счастлив от встречи со мной, но в то же время ему очень больно на меня смотреть.
– Мы же знакомы? – с придыханием спрашиваю я.
Откуда-то появляется странное желание провести рукой по его щеке, заставить его улыбнуться и прогнать беспокойное выражение с лица.
– Знакомы, – хрипло отвечает он и тянется ко мне. На секунду мне кажется, что он погладит меня по голове, но вместо этого он натягивает капюшон.
– Я абсолютно точно знаю тебя, – шепчу я скорее для себя самой, ведь я в первый раз испытываю нечто похожее. Словно я вспомнила, хоть и не до конца.
Я разглядываю линию его подбородка и форму губ в ожидании ответа.
– Ты вообще ничего не помнишь? – спрашивает он с болью в голосе. И я качаю головой.
– Вообще ничего...
Он закрывает глаза и громко матерится. После сильно сжимает кулаки. Вена на его шее напрягается и начинает сильно пульсировать, мышцы рук и челюсть напряжены. Он выглядит очень злым, и мне становится не по себе: я отхожу на шаг назад и оглядываю дворик. В самом конце калитка – значит, есть куда бежать. До меня только начинает доходить, что я стою одна с неизвестным мне человеком. Затуманенный испугом здравый смысл начинает судорожно работать. Судя по его внешнему виду, парень не принадлежит этому месту, да и кто будет мокнуть под дождем на заднем дворе у черного хода? Тот, кто не может войти внутрь. Может быть, он вор? Вор, который снял с себя куртку, чтобы я не замерзла? Я смотрю на него, пытаясь разгадать, но ничего не выходит. Парень словно чувствует мой страх – он тяжело вздыхает и устало облокачивается о дверь. Он больше не выглядит пугающим, скорее разбитым. Он продолжает стоять на месте, грустно посматривая в мою сторону, не пытаясь приблизиться ко мне.
– Прости, я не хотел тебя пугать. – Очередной вздох сменяется признанием. – Меня предупредили о твоем состоянии, я знал, что ты потеряла память. Но одно дело об этом слышать и лишь догадываться, как это. Другое: смотреть в твои глаза и понимать, что ты не помнишь меня. – В тоне его голоса столько отчаяния.
Между нами повисает неловкая тишина. Собравшись с мыслями, я спрашиваю:
– Кто ты? – Вопрос кажется мне самым логичным во всей этой сюрреалистичной ситуации.
– Я рассказал тебе о созвездии Феникс, – поглядывая на меня, отвечает он.
Я подхожу к нему, встаю прямо напротив и спрашиваю:
– И кто же тот человек, который рассказал мне о Фениксе?
Я вижу, как его подбородок напрягается и он опускает взгляд.
– Мне сказали, что ты должна вспомнить сама.
Меня так достали эти два слова: «вспомнить сама». А что, если я никогда не вспомню? Что тогда? Мама твердит без конца одно и то же, папа вторит ей, а всю эту идиотскую идею «вспомнить сама» внедрил им в голову мой лечащий врач. Я бы посмотрела, что бы они делали на моем месте! Как бы они вспоминали! Не в силах контролировать эмоции, я со злостью толкаю его в грудь. Его слова были последней каплей, чаша моего терпения переполнена.
– Что именно я могу вспомнить сама?! Как, черт возьми, я должна это делать, а?! Быть может, у тебя есть какое-нибудь руководство, Чонгук?! Поделись! С радостью им воспользуюсь!
Я резко останавливаюсь и больно прикусываю губу, он тоже замирает, а после подходит ко мне вплотную, носки его потрепанных кроссов упираются в мои модные сапожки. Он едва уловимо касается кончиков моих пальцев.
– Ты только что назвала меня по имени, – как-то сипло произносит он.
В это время дверь резко открывается, и на пороге появляется обеспокоенный Марсель.
– Твой полушубок висит в гардеробе! – Он оглядывает меня сверху вниз. – Я же сказал тебе одеться, прежде чем выйти во двор.
Мне сложно сосредоточиться: я чувствую легкое, едва уловимое прикосновение Чонгука, отчего сердце бьется, словно силится выпрыгнуть из груди. Дыхание становится тяжелым, голова идет кругом, я смотрю в невероятные голубые глаза и обхватываю его руку, крепко стискивая кисть. Словно я идущий на дно утопленник, а он моя последняя возможность спастись.
Чонгук в ответ переплетает наши пальцы и смотрит на меня таким взглядом, что я готова в нем раствориться: столько тепла и доброты таится в этих прекрасных голубых глазах.
–Чонгук, – повторяю я шепотом, и уголок его губ слегка приподнимается.
Но, как это бывает всегда, в самое неподходящее время появляется некто и разрушает момент.
– Марсель, что ты там делаешь? – доносится из коридора нетерпеливый голос отца. И на меня, будто из ниоткуда, выливается ведро ледяной воды. Чонгук напрягается, Марсель от неожиданности подскакивает на месте.
– Я спрашиваю: что ты тут делаешь? – повторяет папа раздраженно, и его голос становится ближе. Он всегда говорит с моим братом таким тоном: раздражительным, сварливым, будто Марсель виноват во всех его проблемах.
Марсель одним резким движением срывает с меня чужую куртку.
– Беги, – шепчет он явно не мне.
Холодный ветер бьет меня в спину, и я не успеваю ничего сообразить, как парня, с которым я говорила, во дворе уже нет. А моя рука абсолютно пуста. Папа стоит около двери и переводит злой взгляд с меня на Марселя.
– Что вы тут оба забыли? Мама обыскалась вас. Быстро приведите себя в порядок и марш в зал.
– Слушаемся и повинуемся, – с сарказмом отвечает мой брат. И, даже не взглянув на отца, берет меня за руку, ведет в сторону уборной. Я чувствую нервную дрожь в его пальцах. С виду он кажется спокойным и уверенным, но я готова поспорить на что угодно: резкое появление папы застало его врасплох. Марсель не мешкает ни секунды, будто старается как можно быстрее закрыть дверь черного хода и покинуть тот дворик.
– Мы пойдем в уборную на втором этаже, – говорит он отцу и тянет меня вдоль коридора, а после вверх по лестницам. Он проталкивает меня в светлую ванну и закрывает дверь на ключ.
– Господи, чуть не попались, – выдыхает он и устало упирается головой о дверь.
– Почему Чонгук сбежал? – тут же спрашиваю я.
У меня столько вопросов к нему. Как он мог так внезапно уйти? Марсель на секунду замирает, а после его губы приподнимаются в улыбке.
– Ты вспомнила его?
Я хочу ответить, что не совсем. Но резкая боль в голове останавливает меня, я оседаю прямо на пол и чувствую, как что-то теплое течет из носа. Провожу рукой и вижу кровь на пальцах. Ее много, и она продолжает капать. Я подставляю руку под подбородок. Вокруг все теряет ясность, а в ушах звенит. Я подтягиваю коленки и опускаю на них тяжелую голову. Пожалуйста, пусть это закончится.
– Лис, ты меня слышишь? – доносится до меня неожиданно крик Марселя, и я поднимаю на него взгляд.
Боль в голове становится тише, уши будто только что открылись.
– Папа ненавидит Чонгука, – тихо констатирую я.
Марсель выглядит очень испуганным.
– Подожди тут, я позову на помощь. – Он подает мне целый ворох салфеток.
– На, на, – судорожно произносит он.
Пытаюсь протянуть руку навстречу, но я не в силах их взять.
– Посплю, ладно? – невнятно бормочу я. Веки сами собой закрываются, а тело становится обмякшим. Я чувствую ни с чем не сравнимую усталость.
Сквозь сон до меня доносятся голоса.
– Пусть врач придет сюда. Внизу слишком много гостей. Мы вновь не отмоемся от позора, – гремит папа. – Только все увидели, что с ней все в порядке, как мы вынесем ее без сознания на всеобщее обозрение.
– Говорю для самых умных: в больнице есть техника, которой в доме нет, – сквозь зубы чеканит Марсель, – или же имидж теперь важнее ее жизни?
– Заткнись, – зло бросает отец, и в тоне его слышится грозное предупреждение. – Что ты ей сказал, отвечай сейчас же! Мы прекрасно знаем, что такая реакция у нее бывает только на...
– Я резко открываю глаза и прокашливаюсь:
– Кхе-кхе.
Папа замолкает, не договорив. Нельзя, чтобы Марсель признался в случившемся. Я ловлю взгляд брата и едва уловимо качаю головой.
– Она пришла в себя, – вскрикивает мама, будто все уже не заметили. – Лалиса, ты слышишь меня?
Я резко присаживаюсь на постели, в глазах на секунду темнеет. Голова тяжелая, но в целом мое состояние можно назвать нормальным.
– Я умыла тебя, лицо было все в крови, некоторые капли попали на платье, оно точно испорчено... – нервно тараторит мама и подкладывает подушку мне под спину. – Что произошло?
Мозг работает на удивление быстро.
– Атмосфера дома навеяла ощущение дежа-вю, – хрипло говорю я, – в какой-то момент мне стало нехорошо – слишком жарко. Марсель отвел меня подышать свежим воздухом, но легче мне не стало.
Марсель выглядит перепуганным: бледный, лохматый, он прикусывает губу, словно сожалеет о чем-то, но затем в его глазах вспыхивает удивление. Я вижу, как шестеренки работают в его голове, до него доходит, что я ничего не забыла, а сейчас вру родителям, пытаясь утаить правду.
– Да, – чуть пискляво произносит он и тут же откашливается, – все так и было.
– А как ты чувствуешь себя сейчас? После обморока что-нибудь болит? – обеспокоенно спрашивает мама.
– Со мной все хорошо, это был не обморок, мне вдруг захотелось спать. Я знаю, это звучит очень странно, но я не теряла сознание, я скорее закрыла глаза, потому что жутко захотела спать. Я долго была в отключке?
Марсель качает головой:
– Минут пятнадцать, я думаю, но нам все же стоит поехать в больницу.
Недовольно хмурюсь – ненавижу это место.
– Я правда нормально себя чувствую.
Папа устало вздыхает:
– Надо рассказать Себастьяну, все-таки психотерапевт должен знать, что происходит. – Он накидывает на плечи пиджак и застегивает пуговицу посередине. – Мне нужно спуститься, очень много важных дел.
– Конечно-конечно, – вторит мама, – кризис миновал, мы тут уже разберемся. Тем более Себастьян объяснял, почему идет кровь из носа. От стресса поднимается давление, а от давления тебе становится жарко, и из носа... – Она запинается и судорожно гладит меня по голове.
Марсель закатывает глаза.
– Кризис миновал? Будто тот факт, что мы знаем причину крови из носа, делает это нормальным! – недоверчиво повторяет он. – Какие еще важные дела? Что может быть важнее собственной семьи?
Папа не отвечает, молча выходит из комнаты, будто вовсе ничего не слышал, а мама с упреком смотрит на брата.
– Ваш отец не принадлежит только вам! Он работает на благо страны, в которой живут миллионы людей. Ты только представь, какая на нем ответственность! А вы вечно со своими проблемами и капризами заставляете его попусту тратить время!
– Господи... – обессиленно тянет Марсель. – На благо страны? Мама, ты себя слышишь? Он что, кровный монарх? Он даже еще не президент, и мы не знаем, станет ли он им в итоге! Откуда в вас столько претенциозности, пафоса и высокомерия?
– Марсель, хватит! Только и знаешь, что упрекать. Хоть бы раз от тебя дождаться помощи. – Она берет телефон и бормочет: – Я думаю, с Себастьяном ничего не случится, если мы вызовем его сюда. В конце концов, нам нужно понять, что с этим всем делать дальше.
Мама аккуратно гладит меня по волосам, и я вижу в ее взгляде настоящее беспокойство. Я знаю, она любит меня и Марселя. И я уверена на сто процентов, что она видит равнодушие отца. Этого не заметить невозможно. Мама умная женщина и понимает всю странность его поведения. Но почему-то мирится с его эгоизмом. Более того, всегда соглашается с его точкой зрения, лишний раз боится побеспокоить; она словно пытается быть для него идеальной женой, переступая через себя и собственных детей, лишь бы ему было хорошо. Может, это такая любовь, похожая на слепое поклонение? Она продолжает гладить меня по голове, что-то говорит Себастьяну. Я не слушаю ее, мне просто очень хочется понять причину, по которой она так относится к отцу.
– Спасибо, будем вас ждать, – заканчивает она и ободряюще мне улыбается. – Он обещал приехать. Не переживай, мы со всем разберемся.
– Я и не переживаю, – шепчу я, и она тревожно вздыхает:
– Я тогда спущусь и посмотрю, как там папа.
И вот опять она оставляет меня и бежит к нему.
Из нас двоих в помощи абсолютно точно нуждаюсь я, но она почему-то вновь выбирает его.
– А если ей опять станет плохо? – удрученно спрашивает Марсель.
– Тогда позвонишь мне, и я тут же поднимусь. Я никуда не уезжаю, лишь буду внизу, терпеливо поясняет она.
– Ну конечно, ведь важнее следить за тем, с кем говорит папа, кому строит глазки, и уберегать его от сексуального скандала, нежели побыть с собственной дочерью! – в сердцах почти выкрикивает Марсель, и мама вздрагивает.
– Что за чушь ты несешь? Что ты такое говоришь? – с притворным негодованием шипит она, растерянно оглядывая сына.
– Да брось, мам. Секс-скандалы в процентном соотношении чаще всего встречаются в политике. Не знаю, то ли это столь напряженная работа, что им требуется быть извращенцами, чтобы с ней справиться, то ли причина в другом.
Мама отвешивает Марселю звонкую пощечину, и я громко охаю от неожиданности.
– Я могу стерпеть многое, но не такое откровенное неуважение, – гневно произносит она и отходит к двери.
– Правда глаза колет, – тихо ей в спину бросает брат, потирая красную щеку.
Она замирает, но ничего не отвечает. Дрожащей рукой открывает дверь и выходит из комнаты.
Марсель виновато смотрит в пол.
– Не смог сдержаться, – признается он. – Как же они оба меня бесят!
Я тянусь к его руке и тихо говорю:
– Я все еще в состоянии обработки той информации, которую услышала. Мне нужны пояснения, Марсель.
Мой братишка присаживается на постель.
– Пояснения... – Он тяжело вздыхает. – Наш отец – видный мужик. Статус, деньги, да даже внешность. Мама по молодости, скорее всего, упивалась тем, что смогла сыграть такую партию. Не шучу, а более чем уверен: сей факт не на шутку льстил ее эго. А если ты заметила, для нее очень важно быть на высоте. И она бы продолжала счастливо играть в идеальную семью вместе с ним. Но он кобель, а она не первой свежести. Грубо? Да! Но вот и вся правда жизни, Лис. Она для него все: секретарша, горничная, повар. Никого к нему не подпускает. Всегда рядом с ним. Мне кажется, самый главный страх в ее жизни – упустить его, потерять статус жены влиятельного человека. Оказаться без его фамилии и положения.
– Но она же сама популярный автор! Столько написанных книг, экранизаций... такая толпа фанатов!
– Ты видела год выпуска последней книги? Это было лет десять назад. Когда папа начал заниматься политикой, она бросила это дело. В его идеальный имидж не вписывалась жена, которая строчит любовные романы с пометкой «18+».
– Что за глупость? – возмущенно произношу я, и Марсель пожимает плечами:
– Это наша жизнь, сестренка. Репутация важнее всего. Даже сейчас порой журналисты подшучивают над ней и ее творчеством, некоторые цитируют самые пикантные моменты. Она всегда оправдывает свою писанину глупостью молодости.
Я замолкаю, обдумывая услышанное. Мне становится даже жалко маму, потому что я не уверена, что папа входит в категорию людей, способных испытывать благодарность. Он скорее принимает все ее старания как нечто само собой разумеющееся. Он ведет себя так, будто мы все ему должны.
– Папа поэтому ненавидит Чонгука, да? По какой-то причине этот парень не вписывается в наш идеальный мир, – наконец задумчиво говорю я, и Марсель с интересом заглядывает мне в глаза:
– Что именно ты помнишь? Он сам назвал тебе свое имя?
– Я сама вспомнила. Все слишком странно. Я помню лишь имя, смутные ощущения, которые он, возможно, во мне вызывал, или те чувства, что ассоциируются с ним... я не знаю, как правильно описать.
– Что именно ты чувствуешь?
– Ну, например, я отчетливо ощущаю, что папа его не переносил. Его имя просто сорвалось с моих губ. Раз – и вылетело. А также... – Я замолкаю, а Марсель продолжает с любопытством посматривать мне в глаза. – Рядом с ним я чувствую себя в безопасности, – тихо признаюсь я, и мой брат как-то отрешенно трет подбородок.
– Если честно, я не знал и даже боялся думать, какие последствия будут у этой встречи. Но, похоже, дело сдвинулось с мертвой точки.
– Так это все ты? – взволнованно спрашиваю я. – Почему именно он? Почему ты устроил встречу именно с ним? – Вопросы один за другим сыплются на голову моему брату.
– Он был твоим близким другом. И я подумал: может, встреча с ним немного поможет тебе, – как-то неуверенно отвечает Марсель. – Прости, я больше ничего не смогу рассказать. Твоя жизнь для меня потемки, Лиса. Я только сейчас осознаю, что толком даже не знаю, чем именно ты жила...
Он резко замолкает и оборачивается к двери. Мы оба видим моего психотерапевта.
– Плюс ко всему в твоем полнейшем выздоровлении есть лишь одно правило: ты должна вспомнить все сама, – как ни в чем не бывало говорит Себастьян.
Стоя на пороге, он переводит серьезный взгляд с меня на Марселя. Вид у него слегка неряшливый, седые волосы стоят чуточку дыбом – скорее всего, он только что снял шапку, очки криво сидят на носу, шарфик кое-как повязан на шее – видно, что он торопился. Себастьян проходит в комнату и плотно закрывает за собой дверь. Мы с Марселем переглядываемся, не зная, что нам делать, мы даже не знаем, как давно он там стоит и сколько всего успел услышать.
– И в этом деле нет исключений, Лалиса. И я как никогда серьезен, Марсель. В моей практике такого было много. – Себастьян присаживается на стул у кровати и продолжает: – Существует несколько разновидностей амнезии. У Лалисы случай, связанный с психологическим состоянием пациента. Называется «психогенная амнезия». Она является симптомом диссоциативной реакции, при которой представления больного о самом себе и прошлом опыте отделяются от основного потока сознания.
Я непонимающе моргаю, и Себастьян по-доброму ухмыляется, но тут же становится очень сосредоточенным.
– Это четвертый вид амнезии, сейчас попробую объяснить по-человечески. Диссоциативное нарушение – это когда больной забывает всю свою прошлую жизнь, кто он есть. Человек утрачивает свою идентичность, он может даже начать новую жизнь в совершенно ином окружении. Обычно это вызывается тяжелым эмоциональным шоком или личными переживаниями и длится иногда довольно долго. Твоя амнезия – это психогенное бегство от реальности. Мозг пытается защитить твою психику от информации.
– Но зачем? – вырывается у меня. – Разве мой мозг не понимает, до какой степени мне необходимо вспомнить? Разве он не чувствует, как мне плохо?
Звучит очень наивно и по-детски, но эти вопросы действительно не дают мне покоя. Если мой мозг такой умный, чтобы оберегать меня, неужели он не догоняет, что лучше этого не делать?
– Лалиса, мозг человека настолько плохо изучен, что я не могу с точностью ответить на все твои вопросы. Я лишь знаю, что бывали случаи в моей практике, когда от воспоминаний, которые блокировал мозг, у людей останавливалось сердце.
– Как останавливалось? – со страхом в голосе переспрашивает Марсель, и Себастьян тяжело вздыхает.
– Вот так. Останавливалось, разрывалось, некоторые впадали в кому. Поэтому очень важно, чтобы пациент вспомнил свое прошлое сам. Порой на это уходят годы нелегкой работы. Бывают случаи, что люди так и не вспоминают. Поэтому, Марсель, заниматься лечением должен врач и выполнять необходимо указания врача, – с упреком бросает Себастьян.
– Я слышал, как вы предлагали устроить такую встречу, – хмуро отзывается мой брат.
– Да, я хотел такую встречу. В моем кабинете, со списком наводящих вопросов, под моим врачебным наблюдением, – со сталью отвечает старческий голос, и врач сурово поглядывает на Марселя.
Однако братишка не сдается:
– Но это оказалось невозможным. Я же нашел выход из ситуации.
Себастьян поджимает губы и неуверенно проводит рукой по седой голове.
– Пожалуйста, не говорите ничего папе, – прошу я, и мой лечащий врач опускает глаза. Но вдруг он резко поворачивается в мою сторону, будто только что принял решение. В зеленых глазах, которые выглядят огромными из-за очков, появляется решимость.
– Я ответствен за то, что происходит с тобой, когда ты сидишь в моем кабинете. Ты совершеннолетняя девушка, и что происходит вне моего времени, меня не касается. Но я крайне настоятельно прошу тебя проявить терпение. Не делать глупостей сгоряча и дать своему телу, голове и психике время восстановиться. Ни у кого нет гарантий, что ты полностью вспомнишь свое прошлое. И нужно научиться жить настоящим, без этого ты не сможешь двигаться дальше.
Я все это понимаю, но как объяснить ему, что у меня на душе такая тревога от одной мысли, что я ничего не вспомню! Будто моя жизнь без про шлого не имеет никакого смысла. Себастьян словно читает мои мысли и грустно мне улыбается.
– В жизни случается всякое. Никто ни от чего не застрахован. Если бы в моих силах было вернуть тебе память здесь и сейчас, я бы это уже сделал. Но все сложнее, чем хотелось бы.
– Все всегда сложнее. Жизнь сложная, – бормочет Марсель, а Себастьян бросает на него очередной неодобрительный взгляд. Марсель стыдливо опускает голову.
– Я понимаю, почему ты это сделал. Но я хочу, чтобы ты осознал всю серьезность. И больше, пожалуйста, без глупого риска.
– Значит ли это, что я больше не могу видеть Чонгука? – с беспокойством спрашиваю я.
Себастьян хмурится:
– Что случилось после того, как ты поговорила с ним?
– Во время разговора я вспомнила его имя, потом у меня из носа пошла кровь, и я уснула.
– Уснула, – бормочет себе под нос Себастьян, – это логично, ты плохо спишь ночами, твоя нервная система пережила стресс из-за встречи. Твой организм в очередной раз нашел выход, чтобы не довести тебя до нервного срыва. И хорошие новости: тот факт, что ты не забыла все случившееся, говорит о том, что твое психологическое состояние становится крепче.
– У меня еще были головные боли.
– Такое будет и в будущем, частенько воспоминания сопровождаются болями. У некоторых даже начинается серьезная мигрень, которая не проходит в течение долгого времени.
– Моя голова уже не болит, – спешу сообщить я, и Себастьян кивает:
– Значит, тебе повезло.
– Но что делать дальше? – спрашивает Марсель.
– Двигаться маленькими шагами. Ты можешь встречаться с тем парнем, если вы объясните ему всю серьезность ситуации, чтобы он не подверг тебя психологическому шоку. Пусть потихоньку рассказывает всякие мелочи, общайтесь на общие темы, говорите про то, что сближало вас в прошлом. Например, если вы фанаты одного и того же исполнителя, пусть даст послушать твои любимые песни.
Марсель с пониманием кивает:
– То есть мы должны показывать ей детали, которые не имеют никакого отношения к случившейся аварии.
– Именно, пазл собирается потихоньку. Я говорил вашим родителям. Сначала надо собрать рамку, затем более крупные предметы, постепенно все соединять и составлять единую картинку.
В комнату входит мама и вежливо улыбается Себастьяну.
– Простите, что заставила вас так долго ждать. Честное слово, быстрее прийти не получилось.
Себастьян не отвечает ей улыбкой, поднимается с места и тут же проходит к выходу.
– Мадам, с вашей дочерью все в порядке. Всего лишь нехватка ночного сна, – сообщает он холодным, официальным тоном.
– Она сказала, что атмосфера дома показалась ей знакомой... – начинает мама, явно не желая отпускать Себастьяна с таким объяснением.
Он перебивает ее:
– Да, так и есть. Поэтому она испытала стресс, а у нее слабая нервная система. Повторюсь: от нехватки сна и произошел конфуз. – Он учтиво кивает. – Мое присутствие здесь без надобности. Лалисе лишь нужно принять успокоительные.
– То есть ничего страшного нет? – все же спрашивает мама, и Себастьян качает головой.
– Абсолютно напротив. Если обстановка дома кажется ей знакомой – это хороший сигнал. Ее психологическое состояние становится более устойчивым. Жду ее завтра в своем кабинете. Если позволите, на этом я откланиваюсь.
– Конечно-конечно, – так привычно бормочет мама.
Себастьян уходит, и она говорит:
– Он будто сбежал отсюда! Вы нагрубили ему? Обидели?
«Нет, мы всего лишь попросили его ничего вам не рассказывать», – думаю я. Себастьян очень прямолинейный, честный человек. Уверена, в его практике такого еще не было. Когда он спрятал глаза и скрыл свое волнение за официальным тоном, стало понятно, что ему крайне сложно дается молчание. Но он согласился... к тому же он сам предлагал эту встречу...
– Езжайте оба домой, – устало говорит мама, – Лалиса, попросишь горничную приготовить тебе все лекарства. Мы с отцом не можем сейчас уехать.
Она смотрит на что угодно, кроме меня и Марселя. Словно боится встретиться с нами взглядом. Быстро поправив прическу и взглянув в зеркало на стене, мама добавляет:
– Машина ждет вас внизу, так что идите. – С этими словами она выходит из комнаты, а я наконец медленно встаю с постели.
– У меня возник вопрос: если встречу предлагал Себастьян, почему же она не состоялась?
– Потому что папа не согласился.
– Но почему? – недоуменно спрашиваю я и тут же зло добавляю: – Это же все для моей пользы!
Марсель хмурится:
– Себастьян не был уверен, что это сработает. Плюс ты уже однажды чуть не впала в кому. Папа решил, что лучше не подвергать тебя такой опасности.
– Так звучит официальная версия, да? Я уже поняла, в нашей семье их всегда две. Одна официальная, выгодная, а другая правдивая и скрывающая что-нибудь.
– Не злись, Лиса , – просит Марсель.
– Мне нужен номер телефона Чонгука, – говорю я брату. – Я не знаю, как именно этот парень перешел дорогу нашему папе, но я действительно хочу наконец со всем разобраться.
– Маленькими шагами, – напоминает Марсель и накидывает мне на плечи полушубок, – и тебе нужен разовый телефон, чтобы общаться с Чонгуком. Уверен, твои звонки, эсэмэс и прочая деятельность в интернете рассматриваются под лупой.
– Знаешь, мне плевать! – горячо заявляю я. – В конце концов, каждый человек имеет право общаться с кем хочет!
Марсель слабо улыбается:
– Узнаю прежнюю Лису, но для Чонгука общение с тобой крайне опасно. Поэтому лучше всего сделай, как я предлагаю.
– Опасно? Почему опасно? – заглядывая брату в глаза, недоуменно спрашиваю я.
Марсель выглядит задумчивым, словно обдумывает что-то, и, тяжело вздохнув, говорит:
– Потому что наш отец может устроить ему серьезные проблемы. Потому что он бедный парень из гетто. Потому что он не вписывается в наш идеальный имидж, потому что этот мир погряз в несправедливом дерьме, потому ты дочь человека, у которого нет ни стыда ни совести.
– Иногда мне кажется, что ты прямо ненавидишь папу, – шепчу я. – А также что ты слишком сгущаешь краски. В конце концов, что такого он может сделать этому парню?
– Тебе не кажется, – тихо говорит брат и игнорирует мой последний вопрос. – Завтра куплю тебе одноразовый телефон на три месяца. Просто поверь мне, так будет правильнее.
Я ничего не отвечаю, просто иду вслед за ним вниз по лестнице. Все мои мысли заняты лишь одним. Я очень сильно хочу все вспомнить, во всем наконец разобраться и вновь обрести свою жизнь.