Этот альфа дефективен [Интерстеллар]

Узкий проход корпуса A, предназначенный для входа медицинского персонала, был настолько тесным, что через него мог пройти только один взрослый человек. После того как кто-то входил или выходил, за ним немедленно опускалась герметичная дверь, автоматически запирающаяся до следующего ввода кода доступа.

Бай Ли как раз столкнулся нос к носу с человеком, выходящим из двери. Тот схватил его за руку и, стянув с лица маску, скрывавшую феромоны, показал своё лицо — это был Хо Цунь:

— Надень маску, если хочешь войти.

Маска, мягко говоря, была ужасной на вид. Бай Ли одним взглядом оценил — и с отвращением отмахнулся:

— Не буду. Слишком уродская. Терпеть не могу выглядеть как дурак, особенно в такие моменты.

— Не пойдёт, — Хо Цунь вспотел от напряжения. — Лу Чжао сейчас в крайне нестабильном состоянии. Вы ещё подерётесь, чего доброго!

Бай Ли с искренним недоумением посмотрел на него:

— Это же Лу Чжао. Как я могу с ним драться?

Хо Цунь с мольбой в голосе:

— Это же Лу Чжао! Я боюсь, он тебя убьёт.

Бай Ли: ...Этот ублюдок даже намёка на вежливость не оставил.

Вероятно, во всей столичной системе не найти второго такого омегу, о котором всерьёз беспокоились бы: «А вдруг он прикончит альфу?»

Бай Ли всё же взял маску в руку — не надел, конечно, но позволил Хо Цуню ввести код. И только тогда смог наконец войти в корпус A.

В коридоре всё ещё ощущался густой сладковатый аромат феромонов того самого новобранца, у которого наложилось первое дифференцирование и первая течка. Это тягучее, сладкое, возбуждающее альфу до дрожи облако феромонов заставило Бай Ли поморщиться. Видимо, уровень у того омеги был значительно ниже — его запах ещё не доставлял серьёзного дискомфорта.

С настоящими омегами в период течки Бай Ли почти не сталкивался. В такие моменты омеги предпочитали максимально изолироваться. Он лишь слышал от альф в армии, что в этом состоянии их феромоны становятся просто божественными — но лично ощутить ему не доводилось.

Если уже от оставшегося в коридоре запаха ему стало не по себе, то что же он почувствует, когда окажется рядом с Лу Чжао?

"Ничего, справлюсь", — сказал себе Бай Ли, глубоко вдохнув. "Это же брат. Брату плохо — я должен помочь".

Он решил: просто сделать временную метку. Без лишнего. Временная стабилизация. Он же человек железной выдержки, точно справится. Всё будет строго в рамках "управления нижней половиной тела".

Но стоило вспомнить эту фразу, как перед глазами тут же всплыл вечер, когда он впервые ощутил феромоны Лу Чжао. Тогда он так долго смотрел в потолок, размышляя, не стал ли он из-за этого зверем...

— Чёрт, — пробормотал Бай Ли, ускоряя шаги к раздевалке, наполовину нервный, наполовину стыдящийся самого себя.

Этим он так напугал подошедших к нему двух медиков, что те даже попятились:

— Вы ещё не вошли, а уже в таком возбуждении?..

— Чего?! — Бай Ли замер на секунду. — Это вы сейчас... шутите? Неприлично!

Один из медиков тут же вернулся к делу:

— Мы вводили Лу Чжао ингибитор, но он, похоже, развил к нему устойчивость. Сейчас эффект нулевой. Вдобавок он не пускает нас внутрь.

Второй добавил:

— Переизбыток ингибиторов вызывает у омеги сильную боль, слабость, эмоциональную нестабильность. Это тяжело объяснить альфе, но поверьте, это очень мучительно. Есть омеги, которые впадают в депрессию на фоне таких реакций. Но... надеемся, Лу Чжао справится.

Бай Ли ничего не ответил.

Все всегда считали, что такие, как Лу Чжао, справятся. Он же "выдержит". Он "сильный".

Поэтому и не помогал никто. А когда человек вдруг падал, все только разводили руками: "Мы и не знали, что ему так тяжело..."

Бай Ли остановился перед герметичной дверью раздевалки. Оттуда не доносилось ни малейшего запаха.

— После ввода ингибитора он никого не пускает, — сообщил один из медиков. — Его лучше бы доставить в госпиталь, но в таком состоянии никто не может подойти — слишком велика вероятность психического срыва.

По канону, омеги в течение обычно нуждаются в альфе, способном феромонами стабилизировать их ментальное состояние. А если течку вызвала передозировка ингибитора, то всё осложняется: на фоне боли омегу накрывает депрессия, возвращаются тяжёлые воспоминания, человек чувствует изоляцию и заброшенность. Вот почему раньше многие омеги, ставшие жертвами злоупотребления ингибиторами, заканчивали в психбольницах или хуже.

Бай Ли кивнул:

— Я понял. Идите.

Медики замялись. За дверью — Лу Чжао, "имперский орёл", звезда военного мира. Если с ним что-то случится...

— Уходите, — повторил Бай Ли, не оборачиваясь. — Никто не хочет, чтобы его видели таким.

Когда за спиной наступила полная тишина, он глубоко вдохнул и постучал в дверь.

Никакой реакции.

Он отыскал у панели связи кнопку голосовой связи, нажал и после паузы тихо сказал:

— Цветочек, это я.

Тишина.

Он ещё раз нажал кнопку:

— Ты хотя бы отзовись. Нам надо поговорить.

Опять тишина. Лу Чжао полностью отгородился от мира.

Бай Ли прижал ухо к двери. Ничего. Будто внутри никого.

— Цветочек, да ответь ты хоть что-нибудь, — продолжал он. — Мы же партнёры, муж с мужем. Поговорить надо.

Ответа — никакого.

Бай Ли начал чувствовать, что теперь понимает, как чувствовал себя Лу Чжао утром, когда спрашивал, болят ли его ноги, а он молчал, как дурак.

— Слушай, генерал, это уже несерьёзно, — выдохнул Бай Ли. — Ты хоть слово скажи. Как мне быть-то с тобой?..

Молчание.

— Цветочек? Генерал? — голос стал тише, почти просительный. — Ну, хотя бы... дедушка? Господин мой, ответь внуку...

Молчание.

Бай Ли уже хотел сдаться. Он впервые в жизни сам себя так низко ставил — и ноль реакции.

И тогда, сжавшись от стыда, он едва слышно прошептал:

— Братишка... можно Ли-Ли войдёт?

Если сейчас не пустит — всё, конец. Можно домой, в ванну, прощаться с миром.

С тех пор как он женился на Лу Чжао, его гордость была смята, как ковёр.

И вот, когда он уже мысленно составлял себе некролог — из динамика раздался голос.

Хриплый. Сломленный. С лёгкой дрожью:

— Сейчас... нельзя.

Бай Ли понял: Лу Чжао не хочет, чтобы его видели в таком состоянии. Даже он — не исключение.

Но дрожь в голосе была такой, что Бай Ли почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось.

— Именно потому что "сейчас", — мягко, почти шёпотом, ответил он, — ты должен впустить меня, Цветочек.

Молчание.

— Поверь мне. Если я сделаю что-то не так — клянусь, я твой внук. Управлять собой я умею, честно. Пожалуйста, доверься мне.

И тогда он услышал... будто бы лёгкий смешок. Лу Чжао не удержался.

Прошло ещё немного времени — и дверь издала щелчок. Медленно начала подниматься.

Из открывшейся щели вырвался знакомый аромат свежей травы. Несмотря на то что Бай Ли подготовился, сердце забилось с удвоенной силой. Всего несколько секунд — и уже в голове помутнело.

Он встряхнул головой, заставил себя собраться, надел маску и пригнулся, проходя внутрь.

Как только он прошёл, дверь за спиной захлопнулась, герметично смыкаясь.

Раздевалка была просторной — Первый корпус ведь, здесь много аристократов, всё построено с комфортом. Но воздух был просто пропитан запахом Лу Чжао. Сильный, густой, пронзающий — даже через маску Бай Ли чувствовал, как у него вспотели ладони.

Он обвёл взглядом ближайшие кабинки — пусто. Только когда повернулся, заметил в тени у стены, рядом с дверью: Лу Чжао сидел, привалившись к стене, одну руку положив на согнутое колено, голову чуть наклонив, глядя прямо на Бай Ли.

С того момента, как они познакомились, Бай Ли не видел, чтобы Лу Чжао показывал хоть какие-то сильные эмоции. Даже сейчас, когда его мучила боль, вызванная передозировкой ингибиторов, на лице — всё та же спокойная холодная маска, только брови немного сведены.

Кожа на лице покраснела, всё тело в испарине, дыхание частое, а феромоны с каждым вздохом только сильнее окутывали пространство, давя на Бай Ли.

В голове Лу Чжао звучали два голоса.

Один повторял: это Бай Ли, не бойся, он тебе не враг.
А другой шептал: это альфа, сильный, доминирующий, опасный — тебя могут подчинить.

И второй становился всё громче.

Жар от течки возбуждал, феромоны взывали к близости, а разум, помня о прошлом, кричал: беги.

Бай Ли поднял руки и медленно присел, стараясь не создавать давления:

— Цветочек, смотри, я в порядке. Можно я подойду поближе? Вид у меня — сказочный, можешь расслабиться.

В обычное время Лу Чжао наверняка бы фыркнул, но сейчас еле заметно кивнул. Всё тело — напряжено до предела, кулак на колене — сжат.

Бай Ли тихо выругался. Даже сквозь маску он ощущал аромат, который в любой другой ситуации давно бы сшиб альфу с ног. Только благодаря сдержанности он ещё держался.

Он подошёл ближе, встал на одно колено, чтобы быть на одном уровне. И только сейчас ясно разглядел Лу Чжао.

Волосы мокрые, лицо влажное, кожа горячая и розоватая от жара. Пот стекал по шее... и исчезал под одеждой.

Глаза Бай Ли непроизвольно следили за этой каплей, пока он не поймал себя на мысли, что почти хочет коснуться. Тут же одёрнул себя. Не смей. Ты обещал.

Губы Лу Чжао были бледными, даже с зубными следами — он, видимо, кусал их, терпя боль. Бай Ли стиснул кулаки. Он знал: обычная течка — уже тяжёлая. А тут ещё и боль от ингибиторов, и истощение.

Он смотрел Лу Чжао в глаза — те самые, прозрачные и спокойные, какие он всегда любил. А сейчас — затуманенные жаром, чуть влажные, красные от слёз. Но всё равно смотрящие на него с доверием.

Он знал: если бы захотел, мог бы воспользоваться моментом. Но Лу Чжао пустил его внутрь.

Он доверил ему самую уязвимую сторону. Пусть и дрожит, пусть тело сжимается от страха, но он позволил Бай Ли быть рядом.

И это — страшнее, чем любой отказ.

Бай Ли стиснул зубы. Он не стал спрашивать, почему Лу Чжао до сих пор пользуется ингибиторами до такой степени, что те уже не действуют. Он не стал лезть в эти раны.

Он просто прошептал:

— Цветочек, я знаю, как тебе тяжело. Я ничего лишнего не сделаю. Только временная метка. Только стабилизация. Обещаю.

Лу Чжао всё ещё смотрел на него, но уже будто сквозь пелену. Его взгляд был расфокусирован, разум — на пределе.

Только когда Бай Ли впервые позвал его по имени:

— Лу Чжао...

...тот вздрогнул и чуть повернул голову.

Бай Ли протянул руку, медленно, мягко накрывая его кулак:

— Позволь мне. Позволь сделать временную метку. Я помогу тебе. Разреши мне?

Он старался быть меньше, пригнуться — не быть угрозой. Даже глаза у него под маской казались умоляющими.

Лу Чжао вдруг осознал: эта рука не давит, не тянет, не навязывает. Она просто лежит сверху, легко. Почти невесомо. Он мог бы оттолкнуть — но не захотел.

И тогда Бай Ли снова сказал:

— Я укушу осторожно. Постараюсь не больно.

Какое-то тонкое напряжение лопнуло.

Тело Лу Чжао задрожало.

Бай Ли испугался, подумал, что напугал — уже собирался отступить:

— Извини! Я... не надо, если ты не...

Но руку вдруг перехватили. Лу Чжао схватил его запястье, а другой — потянулся к маске на лице Бай Ли.

— Что ты... — Бай Ли всполошился. — Без маски — мне конец!

Но Лу Чжао впервые с начала течки заговорил:

— Сними. Ты же не сможешь укусить меня через маску.

Бай Ли застыл.

Он понял: Лу Чжао — согласен.

— Я сам сниму... — прошептал Бай Ли.

Но Лу Чжао сам стянул с него маску. Медленно. Точно. Без колебаний.

И этим движением он сказал всё: это моё решение. Ты не виноват. Ты не нападаешь. Я — разрешаю.

— Давай, — сказал он ровно. — Пометь меня.

Мгновенно феромоны Бай Ли заполнили всё помещение. Мощный, яркий, обволакивающий, он мгновенно накрыл Лу Чжао с головой.

Тот пошатнулся.

Ему показалось, что он упал в теплую, густую воду. Бай Ли мягко прижал его к стене. Касание было нежным, лёгким, без принуждения. Пальцы осторожно сдвинули волосы на шее, открывая железу.

Феромоны Бай Ли окутали Лу Чжао полностью. Это был другой запах — не как у других альф. Он был... его. Бай Ли.

Не страшный. Не чужой. Не угрожающий.

Он позволил.

И когда Бай Ли осторожно, почти поцелуем, коснулся его шеи — тело Лу Чжао вздрогнуло. Пальцы впились в стену.

— Б-бай Ли... — хрипло прошептал он. — Н-не...

Он не знал, что именно хотел сказать. Он просто боялся. Просто был на грани.

Бай Ли услышал. Он накрыл его ладонь своей, потянул пальцы прочь от стены, мягко прошептал:

— Тсс... Всё в порядке. Доверься мне. Доверься Ли-Ли.

И тогда он вонзил зубы.