8 часть.
Вырвавшись из подземного ада, они ворвались в холодное, колючее объятие ночного леса. Хёнджин и Феликс бежали, не разбирая дороги, сцепившись руками так крепко, что кости белели. В ушах стоял звон собственного сердца, смешанный с прерывистым дыханием. По щекам Феликса текли слезы — слезы счастья от свободы и острой, режущей грусти от осознания цены, которую они, возможно, заплатят.
Адреналин пылал в жилах, затуманивая разум и заставляя ноги двигаться быстрее. Колючие ветки хлестали по лицам, цеплялись за одежду, но они не чувствовали боли — только всепоглощающий страх погони и жажду жизни.
Внезапно нога Феликса зацепилась за корень. Он, ослепленный слезами и темнотой, с криком полетел вперед, на колючую подстилку из хвои и шишек. Но прежде чем он успел удариться, железная хватка Хёнджина резко дернула его вверх, заставив встать на ноги.
— Держись! — прохрипел Хёнджин, его глаза в лунном свете блистали. — Бежим!
Они снова рванули вглубь лесной чащи, глубже и глубже, туда, где деревья смыкались в непроглядную стену.
И в этот момент тишину ночи разорвал один-единственный, сухой и зловещий звук.
Выстрел.
Они замерли на месте, как подкошенные. Ледяной ужас пронзил их.
— Хёнджин... — голос Феликса был едва слышным, прерывистым шепотом. — Нужно прятаться...
Они кинулись к ближайшему стволу старого дуба, прижавшись спинами к шершавой коре. Феликс зажал себе рот ладонью, пытаясь заглушить предательский стук сердца. Его всего трясло.
— Мне страшно... — прижался Феликс лбом к плечу Хёнджина, его слова были горячим, дрожащим шепотом прямо в ухо. — Мне так страшно, Хён...
Вдалеке послышались грубые голоса, лай команд и треск веток под сапогами.
— Да тут они были! Вот прямо тут, следы! —Посмотри за деревьями! Я тоже их тут видел! — кричали солдаты, их голоса приближались.
Хёнджин прижал голову Феликса к своей груди, пытаясь заглушить его рыдания. Одной рукой он сжимал его плечо, а другой гладил по волосам, издавая низкие, успокаивающие звуки, хотя его собственное сердце бешено колотилось о ребра.
Хёнджин смотрел в темноту поверх головы Феликса, его глаза искали путь к отступлению. Но главное — он не хотел, чтобы Феликса нашли. Эта мысль была острее любого страха за собственную жизнь. Он готов был на все, лишь бы этот светлый, испуганный человек остался в живых, даже если ценой этого станет его собственная кровь, пролитая на холодную землю этого леса.
— Тише, Феликс, — шепот Хёнджина был едва слышен, губы почти не шевелились. — Они услышат. Они слишком близко.
Феликс с силой прижал ладонь ко рту, пытаясь заглушить собственные рыдания. Его тело сотрясала мелкая, неконтролируемая дрожь. Дышать стало невыносимо тяжело, грудь сдавило стальными тисками паники. —Хён... я боюсь... — его голос сорвался на шепот, полный слез.
— Тише, милый, — Хёнджин прижал его крепче, пытаясь своим телом защитить от всего мира.
Хёнджин наблюдал, как солдаты, посовещавшись, ушли в другую чащу леса. Сердце на мгновение упало, а затем забилось с удвоенной силой. Это был их шанс. —Бежим! — резко прошептал о
Хёнджина растормошив Феликса. Он схватил его за руку и рванул за собой.
Они сделали всего несколько шагов, как из-за дерева усоышали шелест. Они медленно обернулись, все еще держась за руки, и ледяной ужас сковал Хёнджина.
Перед ними стоял Мики. Брат Минхо.
— Мики... — голос Хёнджина дрогнул от невероятной надежды. Он сделал шаг вперед. — Ты же поможешь нам, да? Скажи, что тут никого нет, и мы сбежим. Прошу!
Но Мики лишь холодно уставился на Хёнджина, а затем крикнул на весь лес: —Эй! Я нашел их!
— Мики! Ты что творишь?! — в голосе Хёнджина звучали боль и предательство.
Хёнджина рванулся назад, к Феликсу, но было уже поздно. Из темноты вышли десятки солдат, окружив их плотным кольцом. Впереди всех стоял их начальник.
— А вот вы и попались, — голос начальника прозвучал сладко и ядовито. — Вы оба тут умрете. А может, и один. Как решит судьба. То есть я.
Хёнджин резко обернулся к Феликсу, прижимая к себе дрожащее тело. —Вы можете взять меня! Но Феликса оставьте! Он ни при чем!
— Нет, нет, Хён... — Феликс рыдал, вжимаясь в его плечо.
— Тише, милый...
— Так, берите их! — скомандовал начальник.
Солдаты набросились на них. Феликс вцепился в Хёнджина с силой отчаяния, его пальцы впились в ткань рубашки, но их с нечеловеческой жестокостью стали разрывать. В последний миг, пока их руки еще были сплетены, Феликс из последних сил потянулся и прижался губами к губам Хёнджина. Это был поцелуй прощания и всё же надежды. Их оторвали друг от друга.
— Убейте меня, а его отпустите! И все будет кончено! — голос Хёнджина был хриплым от ярости и бессилия.
— Нет, Хёнджин! Убейте меня! Пожалуйста! — кричал Феликс, вырываясь из рук солдат. — Прошу, убейте меня!
Начальник медленно встал между ними, его лицо искажала садистская улыбка. Он сделал вид, что раздумывает, наслаждаясь их мукой. И начал щеталочку.
Феликс и Хёнджин смотли друг на друга через плечи солдат. В их глазах стояли слезы, в которых отражалась вся боль мира.
— Выбор пал на Хёнджина — закончив свою щеталочку сказал начальник.
— Значит... Хёнджин, — произнес ещё раз начальник.
Феликс озверел. —Стойте! Нет! Пожалуйста, убейте меня! Прошу, молю! Не трогайте его! — он рвался с нечеловеческой силой, но его с силой повалили на колени. Рядом, так же жестоко, поставили на колени Хёнджина.
Но Хёнджин не сопротивлялся. Он лишь смотрел на Феликса и улыбался сквозь слезы — печальной, бесконечно нежной улыбкой.
— Прошу, убейте меня уже, — тихо сказал Хёнджин.
Холодное дуло пистолета уперлось в висок Хёнджина.
— Хёнджин... я умру без тебя — это были последние слова, которые Феликс успел сказать ему.
— Я люблю тебя, малыш, — улыбаясь, прошептал Хёнджин. По его щеке скатилась последняя слеза.
Выстрел. Тело Хёнджина безвольно рухнуло на землю.
Время для Феликса замерло. Звуки мира исчезли, сменившись оглушительным, пронзительным звоном в ушах. Он не кричал. Он не мог издать ни звука. Он просто смотрел на неподвижное тело, и внутри него росла ледяная, вселенская пустота, более страшная, чем любая боль.
— Нет... — наконец вырвался у него тихий, разбитый шепот. Феликс не верил. Не мог поверить.
— НЕТ! — крик Феликса разорвал тишину леса, дикий, полный такого отчаяния, что даже солдаты на мгновение замерли. Он начал задыхаться, судорожно хватая ртом воздух, но грудь не слушалась. Боль в груди была такой острой, что он почувствовал, как трещит его сердце.
Солдаты, выполнив приказ, отпустили его. Феликс рухнул на землю, впиваясь пальцами в холодную землю, и заревел, как раненый зверь. Это был не человеческий крик, а звук чистой, невыносимой боли.
— Хёнджин! Прошу! НЕТ! — Феликс пополз к нему и дотронулся до его щеки. Она еще была теплой. — Хёнджин! Прошу, очнись!
Феликс поднял глаза на уходящих солдат, и его голос сорвался на истеричный визг: —Мрази! Ненавижу вас! Убейте лучше меня! Прошу!
Но они ушли, оставив его одного с его мертвым счастьем.
Феликс снова упал на землю, его тело сотрясали беззвучные, сухие рыдания, от которых сводило живот.
— Хёнджин, прошу... я задыхаюсь... — Феликс хрипел, прижимаясь лбом к его груди, не чувствуя больше сердцебиения. — Я не могу без тебя... Я правда не вынесу этого... Я так тебя люблю...
Боль в груди у Феликса была не просто болью. Это было живое, пульсирующее существо из раскаленного металла и битого стекла, которое разрывало его изнутри. Каждый вдох был пыткой — острые осколки впивались в легкие, заставляя его задыхаться, давиться собственным воздухом. Сердце не билось — оно судорожно, дико рвалось из грудной клетки, пытаясь вырваться наружу, разорвать плоть и кости, чтобы присоединиться к тому, что уже остановилось.
Феликс не мог дышать. Не мог думать. Весь мир сузился до одного единственного, невыносимого ощущения — вселенской, физической и душевной боли, которая пожирала его заживо.
Феликс гладил холодную щеку, водил кончиками пальцев по неподвижным векам, пытаясь найти хоть каплю тепла, хоть намек на жизнь.
— Прошу, Хёнджин... очнись... — Феликс наклонился ниже, его лоб коснулся лба Хёнджина, и слезы, горячие и соленые, капали на безжизненное лицо. — Молю тебя... просто открой глаза... посмотри на меня... скажи что-нибудь...улыбнись мне, прикоснись ко мне...
Каждое слово давалось ему ценью нечеловеческого усилия, прорываясь сквозь рвущуюся на части грудь. Он умолял, молил, предлагал всё, что у него было — свою жизнь, свою душу, свое следующее дыхание — в обмен на один лишь взгляд, на одно лишь движение ресниц.
Но в ответ была только тишина. Только ледяная, безжалостная неподвижность. И всепоглощающая, невыносимая боль, от которой не было спасения.
--
1289 слов.
тгк: зарисовки лисы. @lisaserions