19-Ханыль
Две недели. Четырнадцать длинных, вязких, одинаково тяжёлых дней. Моя квартира за это время стала чем-то между бункером и тюрьмой. Только я сама же и заперла себя в ней. Без ключа. Без воздуха. Без себя. Я перестала ходить на работу. Просто однажды утром отключила будильник и больше не включала его.
Друзья сначала писали вежливо — «всё ли в порядке?», «может, нужна помощь?», «мы прикроем». Потом стали звонить. Я видела, как по экрану телефона мелькают их имена, и сердце каждый раз больно сжималось. Но я не отвечала.
На третий день мой начальник оставил голосовое сообщение:
— Ханыль, мы должны поговорить, просто напиши мне что-то. Но просто молчание пугает. Дай знак, что ты жива. Я хочу тебя увидеть, прошу. Нам надо поговорить.
Я слушала это сообщение в наушниках, лёжа на полу среди одеял. И молчала. Я хотела что-то сказать. Правда. Просто... не могла. Даже шевельнуться не могла. Я просто плакала. Беззвучно. Уткнувшись лицом в подушку, чтобы не слышать себя саму. Я не была готова возвращаться. Не потому что не любила работу. А потому что чувствовала, что всё, к чему я прикасалась, превращается в пепел. Что, если я снова пойду в офис, умрёт кто-нибудь ещё? Всё случилось из-за меня. Я виновата. Это глупо, я знаю. Я винила себя за Чана. За то, что не заметила, какой Менгиль человек. За то, что он был рядом со мной. За то, что из-за меня погиб человек.
На четвёртый день я отключила звук телефона. Просто перестала даже смотреть на экран. Он светился в темноте, как проклятие. Пульсировал. Требовал реакции. Жизни. А я не хотела жить. Только дышать. Хотя нет... даже дышать временами было сложно. Я заказывала еду через приложение. Всегда в одно и то же время — утром кашу, днём что-нибудь жидкое. Ужинала чем попало, если вообще ужинала.
Когда курьеры приходили, я просила:
«Оставьте у двери, спасибо».
Иногда добавляла:
«Пожалуйста, не звоните, просто напишите в чат».
Они не видели моего лица. Никто не видел. Я даже не смотрела на своё отражение в зеркале. Прятала его полотенцем. Мне казалось, я выгляжу чужой. Болезненной. Уставшей. Сломанной.
Свежий воздух... это было открытое окно. Окно я открывала только утром. Я иногда подходила к подоконнику, обнимала себя руками и просто стояла. Смотрела на улицу. Люди ходили туда-сюда. Смеялись. Жили. Им не было больно. А мне — было. Это всё я.
Иногда я просто лежала. Часами. Не включая свет. Сидела на полу на кухне, у стены. В пижаме. С остывшей чашкой кофе, которую не пила. Иногда мне казалось, что я — не я. Что я наблюдаю за собой со стороны. Как будто внутри меня кто-то закричал, но рта у него не было. И голоса тоже.
В одну из ночей я проснулась от того, что мне показалось — кто-то дышит рядом. Тихо. Очень близко. Я вскочила с кровати, включила свет. Комната была пустая. Но моё сердце билось, будто за мной гнались. Я стояла посреди спальни, босиком, в футболке, с растрёпанными волосами, и думала: «Схожу с ума?» Иногда я говорила с собой.
— Я виновата, — шептала я.
— Я не знала, что он такой.
— Он убил человека из-за меня!!
— Всё это из-за меня...
— Я не могу так жить.
Ко мне приходили друзья. Они просто стояли под дверью, им никто не открывал. Я была не готова говорить с кем-то.
На седьмой день пришло сообщение от Сынмина:
«Мы рядом. Просто помни об этом. Даже если не хочешь говорить — мы всё равно рядом».
Я смотрела на экран, пока буквы не расплылись в сером тумане. Написала ответ. Удалила. Снова написала. Удалила. Он из-за меня потерял друга, а сейчас так просто пишет мне. Я видела их слезы, слезы близких, и если бы не мой парень, мой бывший парень, то все были бы живы... Это всё я. И я всё же оставила чат без единого слова.
Ближе к концу второй недели я стала чувствовать, как дни начинают сливаться в одно. Я просыпалась — и не знала, какой это день. Чистила зубы — и не помнила, делала ли это вчера. Начала перечитывать старые переписки. Смотрела фотографии. Чана. Мёнгиля. Себя — улыбающуюся, живую. Настоящую. И мне хотелось вырвать это лицо из экрана и сказать:
— Заткнись, ты ничего не знаешь. Ещё не знаешь, что будет.
На четырнадцатый день я впервые почувствовала, что мне страшно. Не просто грустно. Не просто плохо. А страшно. Страшно за то, что я не знаю, как жить дальше. Как снова стать собой. Как снова говорить. Смеяться. Дышать. Как выйти из этой квартиры. Как посмотреть в глаза Минхо.
Я не хотела больше быть одна. Но и с кем-то — не могла. Как будто я застряла между двумя берегами, и под ногами — только холодная вода. Ни лодки, ни моста. Я стояла у окна, закутанная в плед, смотрела на вечерние огни улицы, и в груди что-то сдавливало. Холод, который уже не выгонял даже чай. Ощущение, что если я сейчас исчезну — никто и не заметит. И вдруг — звонок. Громкий. Настойчивый. Я вздрогнула. Телефон лежал там же, на тумбочке, и я будто почувствовала, как вибрация проникает под кожу. Я медленно подошла. Экран светился — Директор.
Сердце сделало оборот, как колесо обозрения, на самой верхушке. Я не видела его с прощания. Только мельком. Рука дрогнула. Я нажала «Ответить».
— Ханыль... — его голос был низким и тёплым, но будто уставшим. — Я здесь. У твоей двери.
Я застыла. Он здесь?
— Пожалуйста, открой, — сказал он тихо. — Просто открой. Я не буду заставлять говорить. Ничего не потребую.
Я стояла, не двигаясь, несколько секунд. Может, минуту. И потом всё же пошла. Открыла. Он стоял в чёрной куртке, с опущенными плечами, но с таким взглядом, как будто всё это время был рядом. Смотрел прямо в меня. Не сказал ни слова. Просто шагнул вперёд и обнял. Не сильно. Осторожно. Будто спрашивая: «Можно?» И в этот момент что-то внутри меня оборвалось. Слёзы хлынули так резко, что я закашлялась. Я прижалась к его груди, уткнулась в ткань футболки и выдохнула:
— Прости. Минхо, пожалуйста, прости меня...
Он крепче обнял. Наклонился ко мне и сказал тихо, почти шёпотом:
— Ты не виновата, Ханыль. Ни в чём.
— Я... я это всё по моей вине... Я... — я захлёбывалась словами, слезами, тенью страха и боли.
— Ханыль, — перебил он мягко, беря ладонью мою щёку, — хватит. Не мучай себя. Пожалуйста.
Я всхлипывала, но не могла отойти от него. Он дышал ровно, спокойно. Он был моей опорой, якорем. Я не хотела, чтобы он уходил. Но и не могла позволить себе снова пустить его близко.
Он приподнял меня, развернул и закрыл дверь квартиры на ключ. Мы прошли в гостиную и сели на диван. Молча. Как будто слов не было. Они и не нужны были. Он снял куртку, откинулся на спинку. Я сидела рядом, обхватив колени руками.
— Ты не отвечала... — сказал он наконец.
Я кивнула.
— Я не могла. Я... Я чувствовала, будто бы если скажу хоть слово — всё сломаю. Даже молчание.
Он посмотрел на меня. Долго. И потом всё же мягко сказал:
— Тебе нужно вернуться. На работу. На улицу. В жизнь.
— Нет, — я мотнула головой, — я не готова. Я всё вновь испорчу.
— Ты должна попробовать.
— Я не могу, Минхо, — мой голос задрожал. — Пожалуйста, не проси меня сейчас.
Он выдержал паузу. А потом вдруг сказал совсем по-другому. Глубже.
— Тогда будь со мной.
Я подняла взгляд.
— Что?
— Просто будь со мной. Не одна. Не в тени. Я рядом. Я люблю тебя, Ханыль.
У меня перехватило горло.
Я хотела ответить, сказать «да», просто кивнуть, позволить себе верить в него — в нас. Но... Я опустила глаза.
— Прости... Я не могу.
— Почему?
— Потому я чувствую вину.
- Ты ни в чем не виновата, сколько можно? - он начинал нервничать.
- Чан он...
- Давай не будем. Ты бы знала, как этот сводник хотел нас свести. - он немного улыбнулся. Это была его первая улыбка за столько недель.
- Правда?
- Ага. Он яро тебя всегда защищал... И когда он защитил меня, то тоже не жалел. Он был хорошим. Он полностью знал, что делает. Да, грустно, да, больно, но нужно жить дальше.
Я понимала. Но сейчас была не в лучшем состоянии мыслить. Меня клонило в сон, и я уснула.
Утро было тихим. Слишком. Я почувствовала, как его рука лежит на моей талии. Тёплая. Уверенная. И слишком близкая. Меня снова сковал страх. Быть так рядом — страшно. Особенно когда ты не чувствуешь, что заслужила это. Я аккуратно отстранилась. Минхо приоткрыл глаза.
- Доброе утро, - сказал он.
Я села, задумчиво уставившись в пол.
- Минхо, - сказала я. - Уходи, пожалуйста.
Он поднялся, сел рядом.
- Почему?
- Потому что я не могу...
Он медленно кивнул.
- Но я приду на работу, - добавила я. - Я попробую. Просто... шаг за шагом.
Он снова кивнул.
- Я жду тебя. Где угодно. И когда угодно. Я всегда тебя жду.
Он ушёл. А я осталась на диване одна. Вокруг тишина, но внутри меня — целая буря. Пустота будто съедает меня изнутри, но вместе с ней есть какая-то странная лёгкость — я стала чуть менее уставшей, чуть менее холодной. Но этой лёгкости мало, потому что я всё ещё словно пленница своих страхов и сомнений.
Я не могу быть с ним. Не сейчас. Не потому что не хочу, а потому что боюсь. Боюсь не оправдать его любовь. Я недавно вырвалась из тех отношений, где меня душили и ранили, и эти раны ещё свежи. Мой бывший — человек, от которого пострадал тот, кто сейчас рядом со мной, кто хочет быть со мной, кто действительно заботится. Мне кажется, что я не имею права быть с ним, когда в его жизни уже была эта боль из-за меня.
И я верю. Верю, что когда-нибудь раны затянутся и я смогу отпустить страхи. Верю, что мы сможем построить что-то настоящее — неидеальное, но честное и сильное. Может, однажды я смогу открыть ему своё сердце без страха, без оглядки на прошлое. Может, скоро.
______________________________________
ФФ подходит к концу, каковы ваши впечатления?
Жду вас у себя в ТГК: Стэй здесь.