Плотское влечение [18+]

Лифт мягко останавливается на 96-м этаже. Двери, оснащенные современной системой доступа, открываются по предъявлению карты, и мы оказываемся в пентхаусе. Но при первом взгляде мое внимание привлекает только холл и массивная дверь, ведущая в основное помещение.

Свет наполняет комнату, создавая уютную атмосферу. Площадь помещения стандартна для жилых пространств этого типа. Я жду, когда Массимо подойдет к двери. Он вводит цифровой код, затем прикладывает карту. Дверь открывается, и начинается финальная часть нашего визита.

— Необычно, — произнесла я, стараясь скрыть нервозность в голосе, и нервно улыбнулась.

Массимо, сохраняя невозмутимость и серьезность, молча открыл передо мной дверь, пропуская внутрь.

— Лорелей спит, прошу тебя говорить тише, — холодно напомнил он, входя следом.

— Отсутствует шумоизоляция? — уточнила я, слегка приподняв бровь.

— Шумоизоляция присутствует, однако ее использование нецелесообразно, — последовал ответ. — Лорелей может внезапно проснуться от кошмара, закричать и испугаться, а я ничего не услышу из-за шумоизоляции.

Мужчина запер входную дверь и молча направился вглубь квартиры. Я сняла обувь и ступила босыми ногами на теплый пол. Свет в комнате был неожиданно ярким, хотя я ожидала увидеть что-то мрачное. Черные дверные ручки и телевизор сильно выделялись на фоне остального интерьера, создавая интересный визуальный эффект.

Когда я осматриваю комнату, я обращаю внимание на её оформление и удобство. В центре большого зала стоит большой белый диван, который, кажется, является главным украшением комнаты. Рядом с диваном находится маленький столик, который помогает создать симметрию и место для общения. За диваном расположен обеденный стол на восемь человек, где можно собраться всей семьёй или друзьями.

Кухня маленькая, но там есть всё, что нужно для готовки. Электрическая плита и посудомоечная машина показывают, что у хозяина есть хорошая бытовая техника. Барный столик соединяет кухню и столовую. На нём есть раковина и кофемашина, так что можно быстро приготовить кофе или что-то перекусить.

— Потрясающе, интерьер хорошо продуман и удобен, — вслух говорю я свои мысли.

Он молчит, погружённый в свои мысли. Мне хотелось бы заглянуть в его душу и понять, что таится в глубине его сердца, но это невозможно. У такого по-зверски жестокого человека нет души. Она скрыта за пеленой жестокости и насилия. Она погребена под толстым густым слоем чёрной крови и человеческой плоти.

— Массимо, у меня нет подходящей одежды, — я попыталась заговорить с ним, лишь бы напряжённая энергия утратила свои силы.

В ресторане он был особенно разговорчив.

— Возьми мою футболку и шорты. Завтра с охранником пойдёшь и купишь всё, что нужно.

Его холод продолжал жечь меня сильнее кипятка, а равнодушие поражает острыми ножами. Я сжала руки в кулаки и села на диван. Панорамные окна открывали вид на Нью-Йорк. Может быть, мне нравится смотреть на этот город, но находиться в одной квартире с Массимо — настоящая пытка.

— Ты уже вернулся?

Я подняла голову и заметила, что из-за стены вышла девушка, которую я встречала на помолвке. Мэдисон. Она затормозила, увидев меня, и подняла непонимающий взгляд на Массимо.

— Привет, — произнесла я первая и сжала свои колени.

— Привет, — Мэдисон выглядит удивленной, поправляет свой шелковый темно-фиолетовый халат и криво улыбается. — Не думала, что у тебя так быстро закрутится роман с Евой.

— Нет никакого романа, Мэдисон, — раздраженно отрезал Массимо.

Я посмотрела на мужчину, ставящего чашку в кофемашину и выбирающего нужный напиток с крепостью.

— Она заменит тебя, когда ты уйдешь в декрет, и да, я дам его тебе раньше, чем через четыре месяца, — не смущаясь моего присутствия, подтверждает Массимо и смотрит на девушку.

— Ева слишком молодая и неопытная для работы с четырехлетним ребенком!

Ее слова задели меня, но я не стала влезать и прикусила язык, слившись с диваном в единое целое, словно меня здесь не существует и никогда не существовало.

— Мэдисон, — мужчина неспешно приближается к ней и занимает позицию напротив девушки, которая держится за живот.

— Я беспокоюсь за Лоре, — она аккуратно поправляет волосы и отступает на шаг назад.

— Правда?

— Массимо, она всего лишь ребенок. Ей необходима материнская забота и поддержка, а не внимание подростка.

— Ты так печешься, показываешь такую глубокую заботу о ней, — он отходит от Мэдисон и берет приготовленный кофе, потягивая его мелкими глотками.

— Лорелей для меня как родная дочь.

— Для тебя, Мэдисон, — Аристон с силой ставит чашку на стол, издавая громкий звук, и его глаза наполняются яростью. — В таком случае, почему ты не смогла заменить моей дочери мать, если ты так сильно ее любишь?

— Ты пьяный.

— Я совершенно трезвый, Мэдисон.

Он действительно не пил, кроме как половину стакана виски. Однако его взгляд, хоть и не затуманен алкоголем, остаётся холодным и отстранённым. Я невольно поджимаю губы, молчу и не пытаюсь вмешаться в их разговор, который кажется мне пустым.

— Я взял тебя на работу, когда тебе было двадцать лет, — он ухмыльнулся, его взгляд, полный скептицизма, остановился на ней. — Через несколько месяцев Еве исполнится девятнадцать. В чем проблема, Мэдисон?

— Проблема заключается в том, что я беспокоюсь за нее. Лорелей — активный ребенок, а Ева — подросток. Эти две возрастные группы очень разные по своему поведению и физическим возможностям, поэтому им явно будет трудно найти общий язык. Мне двадцать пять лет, и я...

— Они уже нашли.

Девушка замерла.

— И ты собираешься уйти в декретный отпуск для того, чтобы присматривать за своим ребенком, — подытожил он.

Мэдисон провела рукой по лбу, пытаясь унять волнение, и прислонилась к нему.

— Делай что хочешь, но если с Лорелей случится что-то непредвиденное, я воспользуюсь твоим же кухонным ножом и убью тебя, — угрожающе произнесла она, ткнув пальцем в его грудь и одарив его гневным взглядом.

— Мэдисон, мы знакомы уже семь лет. Неужели ты до сих пор сомневаешься в моей компетентности и способности обеспечить безопасность? Ты забыла всё?

О чем он?

Девушка, осознав тщетность своих возражений, оставила попытки внушить Массимо свою точку зрения.

— Хорошо, — согласилась она, сдаваясь.

И что это было?

Мои мысли смешались в одну химическую смесь и взорвали мозг. Я глубоко вздыхаю и отворачиваюсь к окну, не желая смотреть на них. От кого же беременна Мэдисон? Надеюсь, не от Массимо.

Сжав подол своего платья, я нервно прикусила щеку, подавляя бурю эмоций, бушевавшую внутри. Сердце учащенно забилось, ударяясь о ребра, словно пытаясь вырваться наружу. Почему я чувствую столь острую ревность, когда он начал говорить с ней? Их взаимодействие напоминает хрупкий баланс между бывшими партнерами или супругами, где чувства постепенно угасают, оставляя лишь тень былой любви, и лишь Мэдисон в одиночку, словно одинокий боец, старается пробиться сквозь ледяную маску статуи Массимо.

Не замечая их, я окунулась в себя и не обратила внимания, что Мэдисон переоделась в уличную одежду и ушла, не оставив от себя ни следа.

— Тебе необходимо сменить одежду, — отметил Массимо, находясь в непосредственной близости от меня.

Следуя за ним в спальню, я погрузилась в размышления. Я много думала о том, как Массимо и Мэдисон относятся друг к другу и что между ними. Меня озадачивало их явное неравнодушие, и я задавалась вопросом, уместно ли будет обратиться к Массимо с целью выяснения причин такого поведения.

— Держи, — произнес он, передавая мне предметы гардероба: белую футболку и черные шорты, которые значительно превышали мои обычные размеры.

— О... — вырвалось у меня непроизвольно.

Я не смогла сдержать легкую усмешку и, приняв его одежду, начала внимательно рассматривать ее габариты.

— Не спеши с переодеванием, я не войду в комнату, ты знаешь, где находится кухня, — добавил он, покидая спальню и аккуратно закрывая за собой дверь.

Я заворожено смотрела на его большую спину под рубашкой, и слюни стекали по уголку моих губ. Я вздрогнула и вытерла влагу, слегка прокашлявшись. Что со мной происходит? Не спорю, Массимо чертовски красив, обаятелен и сексуален, но...

Но что?

Я скинула платье и осторожно повесила его в найденной гардеробной, находящейся слева от большой двухспальной кровати. С футболкой у меня не возникло особых проблем, но с шортами они значительные. Я стояла в гардеробной перед зеркалом и смотрела на свое отражение, придерживая резинку шорт сбоку.

— Отвратительно, — заныла я.

Я направилась в кухонное пространство и остановилась перед мужчиной, который находился за барной стойкой с коробкой кексов из пекарни.

— Ты любишь сладкое? — вопрос, вызвавший у меня некоторое удивление.

— Да, а что? Какие-то проблемы? — последовал ответ.

— Я думала, такие, как ты, за здоровое питание, подвижный образ жизни и у тебя на полках только банки протеина в порошках, — с улыбкой заметила я, пытаясь осмыслить этот парадокс.

— Даже такие, как я, подвержены человеческим слабостям, — с ухмылкой ответил Массимо, завершая трапезу. — Я вполне обычный мужчина, Ева, почему тебя это удивляет?

Его аппетитный внешний вид вызвал у меня аналогичное желание подкрепиться, что было подтверждено урчанием в животе.

— Потому что...

Массимо, казалось, уловил сигналы моего голода и с усмешкой протянул мне коробку.

— Поздно для приема пищи, — отказываюсь я, — мне не нужны дополнительные килограммы.

— Как пожелаешь, — Аристон хитро пожал плечами.

Я ожидала, что он начнет утверждать, что мне не следует беспокоиться о весе, ведь все девушки и так красивы. Однако, к моему удивлению, комплиментов не последовало.

— Мне достанется больше, — он равнодушно взглянул на меня и дразняще откусил еще один кекс.

Мои брови невольно нахмурились, выражая легкое раздражение.

— Массимо, у меня случилась неприятная ситуация, и мне нужна твоя помощь. — Я произнесла это с некоторой неловкостью, осознавая, что без его участия решение проблемы будет затруднительным.

— Если проблема не связана с моим ребенком, то она, скорее всего, не очень серьезная. — Массимо заметно напрягся, очевидно, беспокоясь о благополучии Лорелей, однако на данный момент с ней, судя по всему, все в порядке. Я сделала глубокий вдох и отпустила ремешок шорт, который удерживала на протяжении всего разговора. Шорты мягко опустились к моим ногам, и я почувствовала легкое смущение.

— Поэтому нужно есть нормально и не питаться одной травой, тогда и шорты слетать не будут. — Массимо пожал плечами, не проявляя явного интереса к моей проблеме.

— Я осознанно решила стать вегетарианкой и не хочу, чтобы меня за это осуждали. — ответила я, стараясь сохранить спокойствие и профессиональный тон.

— Безусловно, это твое право, Ева. — Массимо согласился, завершая разговор на уважительной ноте.

— Массимо.

Мужчина раздраженно закатил глаза и внимательно осмотрел мои обнаженные ноги, однако его реакция на увиденное оказалась нейтральной.

— Моя футболка длинная, как легкое летнее платье. Я не вижу в этом проблемы, тем более что ты собираешься спать и не хочешь обсуждать этот вопрос. Уверен, он для тебя не очень важен, и не стоит трахать мне мозг незначительными вещами.

Массимо решает все за меня: что я хочу и что не хочу, и что мне делать, а что нет. Я лишь смотрю на свои голые ноги и печально облизываю губы. Внезапно над головой загорелась лампочка идеи, и я лаконично с загадкой улыбнулась.

Подхожу к мужчине и пронизываю его щенячьим взглядом.

— Мне действительно необходима твоя помощь, Массимо, — произнесла я, приблизившись к его внушительной фигуре и прижавшись к мощному телу.

— Ты обладаешь способностью самостоятельно решать проблемы, — ответил он, с явным неудовольствием отстраняясь на несколько сантиметров.

— Ну, Массимо...

— Ева, — выдохнул он с жаром, понизив голос.

— Да? — я стремительно схватила пряжку его ремня и расстегнула, мгновенно притянув его к себе и забрав ремень.

Мужчина был ошеломлен и потерял дар речи, глядя на себя без ремня и на меня, застегивающую его ремень на своем поясе, чтобы акцентировать изящество своей талии в импровизированном платье.

— Ева, верни ремень! — рявкнул Массимо, пытаясь сохранить спокойствие, ведь его драгоценная дочь в данный момент спала в одной из комнат.

— Неа.

Я смеюсь и шагаю назад, пока Массимо наступает.

— Ева, отдай мне мой ремень по-хорошему! — сказал он, схватив меня за талию. Я инстинктивно попыталась вырваться, дернулась в сторону, и мы оба, не удержав равновесие, упали на диван.

— Черт, Массимо, я же волосы порву из-за тебя! — вскрикнула я, почувствовав резкую и острую боль в корнях.

— Отдай ремень, и я остановлюсь! — заявил он, отпуская волосы, переместив руки на ремень и хватая меня за запястья над головой одной рукой.

— Массимо, пожалуйста, прекрати!

Дергая ногами, я не ощутила, что футболка задралась и открыла обзор на мои хлопковые трусики с принтом в черно-белую полоску, напомнив окрас зебры.

— Красивые, но не в моем вкусе, — равнодушный взгляд Массимо задержался на моем белье, и он сорвал с меня ремень.

— Не смотри! Это не для твоих глаз! Не для тебя!

Когда я пыталась вырваться, он схватил меня за запястья крепче. Я не могла использовать руки, потому что он применил ко мне силу. Тогда я укусила ремень, который он держал, чтобы ослабить хватку и отвлечь, и не дать ему забрать у меня его же ремень. Он так сильно сжал мои запястья, что могли остаться синяки на моей коже.

Поза достаточно странная. Я со скованными руками и куском ремня во рту и с задранной до живота футболкой, откуда видно мое нижнее белье, кроме того, я сняла лифчик, и мои соски отчетливо прилегают к футболке. Массимо же нависает надо мной, его колено между моих ног, он держит мои руки и сжимает ремень, который, напоминаю, у меня во рту.

— Папа?

Мы замерли, смотря друг на друга. Мои глаза округлились до размеров больших монет, и я нерешительно повернула голову. Перед нами в нескольких метрах стояла Лорелей в пижаме, состоящая из шорт и футболки с рисунками разноцветных дельфинов и надписей «Barbie», сонно потирающая глаза и держащая плюшевого жирафа в правой руке.

Я моментально отпустила ремень, и мы отпрянули друг от друга. Поправив футболку, я нервно сглотнула.

Кажется, Лорелей ничего не поняла.

— Лоре, моя дорогая, почему ты бодрствуешь в столь поздний час? Ты должна спать, — Массимо, поднявшись с дивана, начал быстрый процесс фиксации ремня в шлевке, завершив его застегиванием на поясе.

— Я услышала твой голос, — ответила она с закрытыми глазами, потирая их и демонстрируя признаки сонливости, стоя на ногах.

Она спит стоя, но пытается держаться изо всех сил.

Я, оставаясь незамеченной, задержала дыхание, стараясь не нарушить атмосферу.

Массимо бережно взял ребенка на руки и нежно поцеловал ее в лоб, находясь в положении, обеспечивающем максимальную близость. Дитя, почувствовав заботу и безопасность, инстинктивно прильнуло к нему, опустив голову на его плечо, проявляя свое доверие и комфорт рядом с ним. Массимо начал поглаживать ее по спине, расслабляя дочь.

— Беги спать, — мягким, успокаивающим голосом произнес он, — папа придет к тебе позже, и я тоже буду спать рядом. Договорились, солнышко?

Его отношение к ребенку такое трепетное и бдительное.

— Ева?

Я столкнулась с удивленными большими глазами девочки и закусила костяшки пальцев.

— Привет, Лоре, — произнесла я, подходя к ней и осторожно прикасаясь к ее голове.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, поднимая голову и улыбаясь. В ее глазах, еще затуманенных сном, читалось недоумение. — Ева! Я так скучала!

В ее голосе звучала такая искренняя радость, что я почувствовала, как мое сердце наполняется теплом. Эта эмоция, столь ярко выраженная в ее словах, вызывает во мне бурю чувств.

Маленькая Лорелей.

— Лорелей, дорогая, послушай меня. Есть важная вещь, о которой я хочу тебе рассказать, — Массимо прокашлялся и начал говорить. Он знал, что ему нужно объяснить ей что-то важное, и хотел, чтобы она поняла и доверилась ему. — Ева — твоя мама. Даже самые лучшие и заботливые мамы иногда устают и нуждаются в отдыхе, чтобы набраться сил.

— М-мама?

Голос Лорелей дрожал, а глаза начали блестеть, что вызвало у меня беспокойство от непонимания: невозможно было определить, были ли это слезы счастья или печали. Ее взгляд метался между мной и Массимо, который, казалось, сдерживал свои эмоции на глубинном уровне, подобно тому, как заключенный хранит свои сокровенные мысли за крепкими стенами тюрьмы, ключ от которой был безвозвратно утерян. В этот момент я остро почувствовала непреодолимое желание найти этот ключ, чтобы открыть доступ к его внутренним переживаниям.

— Почему ты мне не говорил? — она все еще дрожала, и я, не сдержавшись, крепко обняла ее.

— Мы хотели устроить сюрприз, — тихо ответил Массимо, но Лоре совсем не слушала его.

— Мама, я так хотела тебя увидеть...

Мне стало ужасно больно. 

Он затянул меня в эту авантюру, заставляя врать наивному ребенку. Ребенку, которому безумно нужна мама, но я же не мама. Вдруг что-то пойдет, черт возьми, не так?

Я отпустила Лорелей, и Массимо понес ее в комнату, я же пошла за ним, чтобы побыть рядом с девочкой, которая сейчас плачет от счастья. По крайней мере, я на это надеюсь.

Лорелей укрывается одеялом и жестом просит нас лечь с ней. Нам ничего не остается делать, как повиноваться ей и устроиться по бокам от ребенка и заключить ее в объятия. Массимо поцеловал дочь в затылок и прижал ее к себе, я же, пытаясь не отставать, также крепко обняла ее.

Мы находимся в одной кровати.

Я только в футболке.

И он видит это.

Лорелей засыпает, и я наконец выдыхаю, потому что мне не нужно отвечать на вопрос и придумывать отмазки. Я закрываю глаза, сон дает о себе знать и властвует надо мной, потому у меня сейчас одно желание — крепко уснуть и расслабиться. Насладиться спокойными мгновениями.

Массимо медленно встает и тихо расстёгивает рубашку, обнажая свою грудь, и я не увидела у него ни одной татуировки спереди. Впервые вижу мужчину без них, господи. Ночник Лорелей приятно осветил тело мужчины розовым цветом, и я корю себя за эти сокровенные фантазии.

— Мне кажется, мы очень сильно ошибаемся, делая это, — прошептала я и укрылась одеялом, обхватывая крохотное тельце малышки. — Она расстроится.

— Я хочу для нее счастья, Ева, — ответил Аристон, глубоко и протяжно вздохнув, и покинул спальню. Через несколько минут он вернулся, одетый в серые домашние штаны.

Выбор серого цвета для домашней одежды был весьма удачным, так как он акцентировал внимание на его анатомических особенностях, подчеркивая их элегантность и гармонию.

Его член хорошо выпирает.

Мамочки! О чем я думаю?

Я закатываю глаза и прячусь под одеяло, слушая легкое сопение Лорелей. Массимо ложится на другую сторону под то же одеяло и гладит свою дочь, будто бы успокаивая и оберегая ее от чего-то.

— Сегодня лучше спать с ней, — тихо сказал он, поставив меня в известность.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду, и попыталась осмыслить его слова.

— О чем ты говоришь? Зачем это нужно?

— Когда Лорелей сильно волнуется и многое произошло за день, неважно, положительные это эмоции или отрицательные, особенно перед сном, у нее часто бывают кошмары, — мужчина мягко погладил дочь по спине кончиками пальцев. — Я почти каждую ночь сплю с ней.

— И что же произошло у нее сегодня?

— Ты, Ева, произошла ты. 

Я посмотрела на девочку, которая спала, обняв подушку, и поджала губы, умиляясь ребенком. Она лежала на животе, её лицо было спокойным и умиротворённым. В этот момент я заметила удивительное сильное сходство между ней и Массимо. Их черты лица настолько похожи, что я сразу увидела, что девочка — это миниатюрная версия Массимо, но с другим цветом волос.

— Почему Лоре спит с ночником? — спросила я, проявляя искренний интерес к данной теме.

Мне правда интересно.

— Он волшебный, — голубоглазый мужчина с улыбкой продемонстрировал свои ямочки на щеках, показывая рукой кавычки. — Ночник отгоняет плохие сны и тревожные мысли, а еще Лоре боится темноты, поэтому я купил его для ее комфорта. Кроме того, для усиления эффекта, я также сплю с ней.

Я не смогла сдержать усмешку.

— Разве не удобнее спать в твоей комнате? Кровать там явно больше.

— Лорелей привыкла спать здесь, — ответил он.

— И свет ночника не мешает тебе?

— Я привык, Ева. — Массимо с нежностью посмотрел на спящую девочку и вновь нежно поцеловал ее лоб. — Ради благополучия и комфорта ребенка я готов пожертвовать своим собственным комфортом.

Я также была готова пожертвовать своим комфортом ради Сэма и Вероны. Но я не могла уберечь Сэма, и Лорелей мне очень напоминает о нем. Своей преданностью, наивностью и искренней добротой.

Жаль, я не смогла спасти его от аварии.

И я боюсь, что история однажды повторится.

Я вздрогнула от навязчивых мыслей и обняла себя руками. Массмо заметил резкое изменение моего выражения лица, но ничего не сказал.

— Спокойной ночи, Ева, — сухо сказал он.

— Спокойной ночи, Массимо.

Стоит перестать думать о брате. Я не верну его, не поверну время вспять, но и ошибку себе не прощу.